"Мне очень импонирует внутренняя структура и харизма Путина. Мне нравится то, что он говорит, и то, как он думает... Все, что он говорит, на мой взгляд, абсолютно правильно, и с ним согласны, я думаю, все в стране... Я считаю, что лучшее, что сделал Ельцин в свое время, – это то, что он не бросил страну на "орла-решка", а привел конкретного человека". Все это Никита Сергеевич Михалков говорил в 2005 году в эфире Радио Свобода. И где он только такого не говорил. Он ничуть не стесняется выражать свою преданность президенту РФ. Он с яростью бросается на нелояльных Путину "внутренних врагов", он истовый сторонник теории России как "осажденной крепости", которую мечтает поработить или вовсе уничтожить проклятый Запад, и поэтому нужно еще крепче сплотить свои ряды вокруг верховной власти. И власть отвечает ему взаимностью, обласкивая и одаривая, как вот сейчас, по случаю 75-летнего юбилея. Когда и почему он изменился? Когда из режиссера превратился в охранителя режима? Что думают об этом люди искусства, которые его знают? Их мнения вы услышите в нашем эфире. Гости студии – кинокритик Екатерина Барабаш и телекритик Александр Мельман.
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Мы очень хотели, чтобы вы поподробнее поприсутствовали на этом праздновании не очень даже понятно чьего дня рождения. Вообще-то, начиналось с праздника Никиты Михалкова, но как-то плавно он перешел на поздравления Владимира Путина с прошедшим днем рождения.
Елена Рыковцева: С нами Екатерина Барабаш, кинокритик, Александр Мельман, телекритик. Тема нашего сегодняшнего эфира – Никита Михалков, его юбилей. О любви юбиляра к Владимиру Путину мы будем говорить. Это без шуток совершенно, он любит, он держится за него, драматически боится, что когда-нибудь случится уход Владимира Путина. Он изменился, случилось нечто такое с ним, что стали говорить: был один Михалков, стал другой Михалков. Все время идет разговор о двух Михалковых, не о том человеке, который повзрослел, поумнел и прочее, а о двух.
Екатерина Барабаш: Я бы не стала так разделять все-таки, мне кажется, что Михалков всегда был один. Просто так, видимо, складывались условия политические, социальные, в его окружении, в нашей жизни, в нем самом, что у него не было такой необходимости проявлять те черты, которые сейчас мы видим. В принципе он был человек один. Если говорить о его творчестве и о нем самом – это просто разные стороны одного человека.
Елена Рыковцева: Я все-таки не соглашусь. Потому что когда речь шла о его творчестве, и он был обласкан любовью критиков, власти, народа, кого угодно по части творчества, как-то в голову никому не приходило, что он начнет заниматься такой мелочевкой, как гонять бесов. Поэтому, может быть, речь идет о двух разных персонажах – великий мастер и мелкий погонщик бесов.
Александр Мельман: Прежде всего хочется от лица нас всех еще раз поздравить Никиту Сергеевича с прекрасным юбилеем. Мы присоединяемся к этой милой компании с Владимиром Владимировичем. Я все-таки с Екатериной не соглашусь, я вижу двух действительно Михалковых, хотя их больше – это сложный человек и персонаж. Мне кажется, что в советское время, в несвободное время, да, при таком папе, который всегда мог его прикрыть, если что, но тем не менее в советское время это был и замечательный режиссер, который поставил великолепные фильмы, которые хочется смотреть и смотреть, это просто шедевры, и как человек это был в общем-то свободный человек, насколько это было возможно. Потому что на похоронах Владимира Высоцкого в 1980 году он сказал открыто: умер народный артист Советского Союза. А в 1986 году на Пятом съезде Союза кинематографистов, когда перестроечные новые товарищи набросились на этих кинематографических генералов, он был единственным, кто защитил. Да, он таким образом защищал своего отца, таким образом он защитил и Бондарчука, и Кулиджанова, и многих других, но это был поступок. Это был поступок свободного независимого человека.
Елена Рыковцева: То есть вы соглашаетесь с тем, что были годы, когда никто не мог произнести таких слов в его адрес, которые произносятся сейчас?
Александр Мельман: В то советское время несвободы он был, по-моему, замечателен во всех смыслах этого слова. Может быть, я здесь приукрашиваю. А когда началась так называемая свободная Россия, это был его взлет действительно до 1995 года, до получения "Оскара", до замечательного "Утомленные солнцем". Может быть, какие-то его компромиссы, почему-то он в это время, когда можно не соглашаться, когда можно быть собой, многие действительно воспользовались этим временем, а Михалков был собой тогда, в то время. Сейчас это просто человек, который настолько укоренился в царе Владимире Путине, а до этого он поддерживал Березовского, много чего там было, даже не хочется обсуждать. Это как "Портрет Дориана Грея", к сожалению. Все, что он потом снимал, сейчас по каналу "Культура" показывают "Солнечный удар", я смотрел, может быть, я чего-то не понял, я пересмотрю, настолько это уже совсем не то. Но это творчество. А в человеческом плане, как он слился с этой властью, так взасос с ней целуется, так не разделяет себя с ней, мне очень жаль, что так происходит.
Елена Рыковцева: Александр согласен со мной скорее, чем с Екатериной, что что-то случилось, что-то изменилось. В 2002 году Алексей Герман сказал о Никите Михалкове такие слова: "Никита Сергеевич, похоже, приспособится к любой власти. Я его прекрасно представляю на площади в Северной Корее исполняющим перед Великим вождем танец с гвоздиками". Мы с Александром, видимо, согласны друг с другом, что в 1986 году таких слов невозможно было представить, чтобы про него кто-то сказал.
Екатерина Барабаш: Я думаю, что просто в 1996 году и раньше при советской власти не было такой необходимости. Или ты вовлечен в эту систему, ты ее часть, или ты диссидент. Когда появилась возможность выбирать, он выбрал власть. Другое дело, что он стал, как Саша сказал, взасос, можно было это делать аккуратнее. Видимо, такова его натура. Я думаю, он во все времена выбирал власть. И то, что он выступил на Пятом съезде кинематографистов, по-своему это тоже была защита власти. Его любимая максима – вся власть от Бога, которую он понимает совершенно по-своему.
Елена Рыковцева: Он же не выбирал Брежнева.
Екатерина Барабаш: А никто не выбирал, тогда не было необходимости вообще выбирать.
Елена Рыковцева: Но вы же могли его прославлять, а могли этого не делать. Были годы, когда он не занимался восхвалением, прославлением и разговорами о том, что, боже, что будет со всеми нами, если он уйдет, как он это делает сейчас.
Екатерина Барабаш: Я хочу успокоить Никиту Сергеевича, если уйдет Владимир Владимирович, ничего с ним не случится, придет другой, он его полюбит, все будет хорошо.
Елена Рыковцева: Вчера был юбилей, и вчера было большое интервью Никиты Михалкова Владимиру Соловьеву. Один фрагмент мы процитируем, когда Владимир Соловьев говорит ему, что вы же дружите с ним, вы один из немногих, кто может напрямую донести до него что-то. Он впадает в некий ступор. Я бы хотела, чтобы вы разгадали природу этого ступора. Может быть, он уже не вхож так, как об этом говорится, или он по другому поводу задумался.
Елена Рыковцева: Обратите внимание, он не знает, понимает ли. Проблема-то какая – кругом враги, как с этим бороться, как объединиться против общей угрозы. Понимает ли это Путин, он не знает.
Екатерина Барабаш: Мне кажется, он впал в ступор не потому, что его спросили, правда ли, что вы дружите, а потому что он не очень знал, что ему ответить, потому что, как ни скажи, получится не очень. Если ты скажешь, что да, безусловно, он понимает, тогда ты должен признать, что в стране огромные проблемы. И что тогда делает твой фаворит, твой любимчик, если такие проблемы. Сказать, что он не понимает, разумеется, он тоже не может. Поэтому он и нашел эту форму, что мне было бы очень печально. Мы это видели, когда с ним беседовал Дудь, как он отвечал на вопрос, впрямую, по-моему, Дудь его спросил, есть ли недостатки в правлении Путина. Тот сказал, что: видишь ли, Юра, когда я был маленьким и шел по лесу. Нет, вы скажите, есть недостатки? Ну понимаете, еще Аристотель говорил то-то, то-то. Просто уходит от ответа.
Елена Рыковцева: В разговоре с Владимиром Соловьевым он произнес вечную свою сентенцию по поводу Путина и недостатков, которая состоит в том, что он прекрасен, он делает все, что нужно, но, к сожалению, его заветы, его замечательные мысли исполняются недобросовестно окружением на 80%. Это он говорил и в нашем эфире. Александр, как вы поняли эту паузу, она была не театральная?
Александр Мельман: Мне очень понравилась эта пауза, это такая практически диссидентская пауза. В этой паузе уже есть какая-то энергия несогласия, но он действительно в себе ее подавил. Мне кажется, можно сколько угодно говорить, что его друг Владимир Путин, так же Путин может так говорить. Я почему-то думаю, что Владимир Путин держит Никиту Сергеевича за такого придворного художника, придворного человека, который всегда рядом. Играют они в эту якобы дружбу. Я помню, когда был юбилей предыдущий Михалкова, приехал Путин лично, не из бункера поздравлял, и он сказал как барин: а вот у меня сюрприз. Раз, пришел президент. Все равно это такая игра. Он сам пошел на то, чтобы стать таким придворным человеком, придворным режиссером. С точки зрения режиссуры, вы говорили про "Бесогона", мне кажется, что за последние много лет "Бесогон" – это лучшее, что делает Никита Сергеевич. Там есть жизнь, там есть энергия, там есть мощь, страсть. Он теперь блогер, замечательный блогер, собирает определенное количество просмотров.
Елена Рыковцева: Вся эта страсть по поводу очень маленького круга людей, очень невлиятельного на умы и сердца. Все это кажется таким мелким, это борьба с маленькой кучкой, на которую обрушены все пропагандистские ресурсы помимо его самого. Это очень странно, когда такой художник включается в такую травлю. Если бы он хотя бы выделялся из толпы, что никто их не трогает, один я, но их все, кому не лень, начиная с Соловьева, Киселева и пр.
Александр Мельман: Если не про блогерство, а про это выступление Никиты Сергеевича, мне оно показалось таким архаичным, таким устаревшим, как будто из какого-то прошлого. Это совершенно неактуально для современного тренда. Я не говорю про пропагандистское телевидение, там как раз он на месте. Если послушать его старшего брата, там все сложно, но там всегда очень интересно и глубоко. Старший брат растет, а Никита Сергеевич, к сожалению, куда-то спускается.
Елена Рыковцева: Я процитирую его же высказывание 2005 года в нашем эфире в беседе с Анной Качкаевой. Он говорит следующее: "Я считаю, что лучшее сделал Ельцин в свое время, – это то, что он не бросил страну на "орла" и "решку", а привел конкретного человека. Мне очень импонирует внутренняя структура и харизма Путина, мне нравится то, что он говорит, и как он думает. И мне не нравится, что то, что он говорит, и то, как он думает, практически выполняется на очень маленькое количество процентов. Потому что все, что он говорит, на мой взгляд, абсолютно правильно. С ним согласны, я думаю, все в стране. И беда в том, что в результате этих слов они не превращаются в дело". Это он говорил 15 лет назад. Теперь ваши впечатления о сегодняшнем разговоре.
Екатерина Барабаш: Царь хороший, бояре плохие – это известно. Те, кто жил при советской власти и помнит, конечно, эти разговоры о внешних врагах, об утрате всех ценностей, мы все это слишком хорошо помним. То, что сейчас это возвращается, – это с одной стороны архаика, с другой стороны это стало, к сожалению, современным трендом нынешней пропаганды нынешней власти. И в этом смысле это абсолютно современно. Это концентрация в каком-то зеркале увеличительном всего, что происходит. Это нынешняя современная архаика, которая стала трендом. Все мы с возрастом как-то меняемся, меняются поведенческие навыки. То, что у тебя внутри, твой скелет не меняется. Он всегда любил власть, просто тогда не было необходимости ее любить так, тогда не было этого противостояния, как жили в болоте, так и жили. Сейчас все немножко стало по-другому. У него, видимо, окрепло желание, плюс наслоилось на монархические убеждения, ему необходимо любить царя. Это стало причиной его такого увядания творческого. Понятно, что когда в художнике исчезает оппозиционность, пассионарность творческая, у него исчезает и само его творчество. Это совершенно, по-моему, очевидно.
Александр Мельман: В каком из фильмов его ранних и лучших вы можете увидеть и нам рассказать, где в этом фильме он любит власть?
Екатерина Барабаш: Я не говорила, что он любит власть в кино.
Елена Рыковцева: Это даже не нужно задавать вопрос – почему, потому что этот вопрос задает сам Никита Михалков Анне Качкаевой бесконечно: Аня, а вы мне скажите, в каком из фильмов я люблю власть?
Александр Мельман: Сейчас в это время в "Сибирском цирюльнике" он любит власть, во многих других фильмах.
Екатерина Барабаш: Это просто плохие фильмы. Там вылезает какая-то подкорка.
Елена Рыковцева: Когда ему говорят, что он любит фактическую власть, он почему-то отсылает к кино, хотя жизнь и кино – все-таки разные вещи.
Александр Мельман: Он сейчас это объединил, но тогда он никогда не объединял, никогда не показывал. Да, у него есть Сергей Владимирович Михалков, папа, все это понимали. Но мы видим Никиту Сергеевича Михалкова.
Елена Рыковцева: Это просто дискуссионный трюк. То же самое мы видели на примере Марка Захарова, который никогда не скрывал, что он любит Владимира Путина, он ему предан, он хорошо к нему относится, но мы никогда не видели этого в его творчестве.
Александр Мельман: Когда Марк Анатольевич поставил по Сорокину "День опричника", он сознательно убрал, я с ним на эту тему разговаривал, он сделал хороший конец, несмотря ни на что. То есть это тоже было сознательно. Творчество, к сожалению, работало и в этом направлении, не так, как это было в 70-е годы, когда при Брежневе он делал замечательные диссидентские фильмы.
Елена Рыковцева: Тоже параллель с Михалковым, который потребовал переписать концовку "Статского советника», даже договорились с Акуниным, чтобы он на это согласится. Давайте посмотрим удивительные архивные кадры 2009 года, когда был конфликт вокруг Союза кинематографистов. Он говорил, что я уйду, ему положено было уйти, но он не уходил, как, видимо, ниоткуда он не уйдет, как Путин, у них тоже похоже. Мы посмотрим эти кадры, мы их немножко склеили с современным "Бесогоном", потому что именно в этом эфире рождался по сути "Бесогон", эта передача "Бесогон" родилась у нас на Радио Свобода в этом эфире. Поэтому показываем кадры "Россия-24", передача "Бесогон", которая, кстати, приказала там долго жить в мае этого года, на что он был крайне обижен. Он все-таки простил государственному телевидению, он ходит туда, но сама передача из эфира исчезла. В нашем эфире вы услышите несколько мнений людей, которые говорят, почему так случилось, почему был один, стал другой. Один кинокритик отказался участвовать, потому что он боится, что его протащат снова в этом "Бесогоне". То есть у Никиты Сергеевича достаточно большая аудитория, и людям не хотелось бы, чтобы их имя трепали в этой передаче.
Екатерина Барабаш: Меня протаскивали, и ничего. Я была агентом Госдепа у него, прославляющим нацизм.
Елена Рыковцева: Не готово пока видео. Послушаем Виктора Шендеровича, что он говорит о том, как менялся Никита Михалков.
Виктор Шендерович: Божий дар, его дар, божий, не божий – это просто разные вещи совсем, разные материи. Раневская говорила: талант как прыщ, может вскочить на любой жопе. Примеров просто десятки до всякого Михалкова. Никита Михалков замечательный кинорежиссер, в том числе любимый мною. Его божий дар несомненный божий дар. Его вклад в кинематографию российскую безусловно очевиден. Он мастер, безусловно. Его человеческие проявления так же несомненны и отвратительны, как его божий дар. Это просто разные материи.
Елена Рыковцева: И еще одно мнение Юрия Богомолова, кинокритика.
Юрий Богомолов: Для меня несомненно одно, что в молодости он был талантлив необычайно и актерски, и режиссерски, абсолютно казался по-человечески обаятельным. Быть смелым и быть без сердца, быть талантливым и быть без сердца – это, как правило, приводит к тяжелым последствиям, этот порок. Это относится не только к персонажу, которого сыграл Михалков, но, судя по всему, и к самому исполнителю. Его встреча на удаленке с президентом, там есть своего рода вишенка на торте этого юбилейного торжества, когда он говорит президенту, что он ему без лести предан. "Без лести предан" – это девиз, как мы помним, Аракчеева, с которым он обратился к царю. Именно тогда уже появилась такая передразнивающая формула "бес лести предан". Хотя он говорит, что он служит не власти, не правительству, а отечеству, как-то со служением отечеству получается плохо. Кроме того, он забыл, что искусство – это вещь в себе, самоценная, самодовлеющая, которая никому не должна служить.
Елена Рыковцева: Что скажете по этому поводу, кто согласен, кто не согласен?
Екатерина Барабаш: Я согласна с Юрием Александровичем в том, что человек искусства, творец никому не служит. Михалков все время это повторяет: я служу отечеству. Ты не должен служить, ты делай свое дело, ты творец. Как только ты начинаешь служить царю, партии "Единая Россия", партии Союз правых сил, любой совершенно, своему ЖЭКу, как только ты начинаешь служить, ты утачиваешь свободу. Мне кажется, это самое главное, что с ним произошло, он очень заигрался в это служение.
Елена Рыковцева: Наконец-то готово видео, которое я вам анонсировала, из эфира 2009 года с Анной Качкаевой и с вкраплениями современного "Бесогона".
Елена Рыковцева: Согласны, что бесы родились у нас?
Александр Мельман: Наверное. Я вас поздравляю с этим. Никита Сергеевич, у него есть какие-то мантры, которые он повторяет из год в год уже несколько десятилетий, наверное. Вчера в беседе с Соловьевым он говорил, его такая идея, наверное, тоже где-то подцепил: надо убраться в стране. Это на самом деле замечательная идея, но почему-то в его исполнении, так, как он это говорит, постоянно говорит – это опять же выглядит чем-то совершенно неактуальным, из прошлого, хотя слова правильные. Я помню, как в одной из предвыборных кампаний он был доверенным лицом понятно кого, там были очень хорошие слова, что такое власть, он говорил, он говорил искреннее, как он умеет, что власть – это крест, власть это служение. Я просто аплодировал мысленно, это замечательные слова. Но дальше этого, к сожалению, ничего не пошло. Он это знает, это повторяет, но сам он закрывает глаза на все, что происходит, он борется с бесами с другой стороны, а бесы, это которым он служит, он просто на них работает, и к сожалению, примыкает таким образом.
Екатерина Барабаш: Я помню, как он не один раз говорил, когда его упрекали – ну вы же любите власть, он говорил: да, я люблю Путина, а что в этом плохого? Вы же кого-то любите. Я люблю Владимира Владимировича Путина, и что в этом плохого? Что-то ему никто не решился тогда сказать, что в этом все плохое, что художник не имеет права любить главу государства, начальника и так далее, как только он начинает любить, он кончается как художник.
Александр Мельман: Любит человек, сердцу не прикажешь.
Екатерина Барабаш: Тогда пусть не жалуется, что его критикуют.
Елена Рыковцева: Лев Карахан, кинокритик, может быть скажет хорошие слова, давайте послушаем.
Лев Карахан: То, что он так усиленно занимается теперь именно этим, а не собственно режиссурой, мне кажется, является следствием того, что он в режиссуре дошел до какого-то достаточно трудно преодолимого предела, который заставляет его искать выход в других сферах. Но посмотрите, что с ним происходит, даже передачи "Бесогона", если отрешиться от тех конкретных тезисов, которые иногда звучат в его передачах, о чипировании или что-нибудь еще в этом духе, такое достаточно диковато выглядящее в современном интеллектуальном контексте, то он все равно остается актером, он блестяще это делает. То, как он говорит – это невероятно убедительно. Даже если ты абсолютно не разделяешь его взгляды, ты готов его слушать. А идеологически он всегда был достаточно вторичен. То, что он делает в "Бесогоне" – это вторично. Мы очень хорошо знаем эти идеологические предпосылки, которыми он пользуется, он никакой Америки не открывает, он просто эту Америку открывает невероятно выразительно и заразительно, потому мы и реагируем на него, потому мы пытаемся какой-то ответ найти на те вопросы, которые он ставит. Если бы это было в чьих-то других устах, в чьем-то другом исполнении, это бы не вызывало вопросов – это решенные, достаточно ясные и понятные вопросы. Поэтому парадоксы Михалкова связаны с тем, что он, мне кажется, очень старается быть тем, кем он не является, а тем, кем он является, он, собственно, и запоминается нам, он в этом качестве такого актерского импровизационного таланта и стал одной из самых значительных фигур в кинематографическом поле второй половины ХХ века и начала XXI века.
Елена Рыковцева: Лев Карахан очень точно определил природу интереса общества к этому "Бесогону". Он артист, и он там достаточно живо исполняет эту роль.
Екатерина Барабаш: Он прекрасный актер, плюс у него хорошо подвешен язык. Эти два качества вместе дают всплеск этой энергии, которая действительно к нему притягивает. Совершенно правильно Лев сказал – все вторично. Саша назвал это архаикой.
Елена Рыковцева: Не забывайте, что то, что он проповедует, все-таки очень популярно в российской аудитории, проживающей за рубежом в том числе, это очень популярные идеи, которые совпадают с идеями Владимира Путина. У них общая аудитория, и она большая.
Екатерина Барабаш: Все вторичное популярно, гораздо популярнее, чем новое. Когда это еще выражено с такой энергией, как у Михалкова, это то, что отвечает каким-то ожиданиям людей сейчас – это абсолютно нормально.
Александр Мельман: Вы говорите – язык подвешен. Я вспоминаю Михалкова как полемиста, я вспоминаю программу "К барьеру", где он был у Соловьева против Дмитрия Быкова, он его там победил. Также вспоминаю, как доверенное лицо он в полемике с Ириной Прохоровой, он ей начисто проиграл. Как Лукашенко подошел: ну что эта женщина против меня? И Ирина Прохорова была гораздо более интеллектуальнее, ярче, умнее, убедительнее, чем Никита Сергеевич.
Елена Рыковцева: Самый яркий проигрыш был в программе "К барьеру" с Виктором Ерофеевым. Это было удивительно, потому то действительно Никита Михалков еще ходил тогда в эфиры, он ходил к людям, которые с ним не согласны, он спорил…Сейчас ему уже это некомфортно, он ходит к Соловьеву или сидит у себя.
Екатерина Барабаш: К Дудю он пошел сейчас. Не рассчитал, мне кажется.
Елена Рыковцева: Дудь обеспечивает ему интернет-аудиторию. Дудь слишком большая величина в интернете, чтобы к нему не пойти, не воспользоваться этой возможностью. Никита Сергеевич работает на этой площадке, Дудь ему расширяет площадку, безусловно, он ему дарит узнаваемость в совершенно других слоях молодого, юного населения. Но в эфире с Ерофеевым он проиграл, и это было удивительно, потому что в других эфирах он выигрывал, потому что полемист он блестящий.
Екатерина Барабаш: Быков при всем своем интеллекте и подготовленности, он эмоционален, они были на какой-то одной волне, но Михалков забил демагогией.
Александр Мельман: Он как-то робел при виде Никиты Сергеевича.
Екатерина Барабаш: А Прохорова просто разложила и Ерофеев тоже.
Елена Рыковцева: В эфире Анны Качкаевой 2005 года он говорит: "Государственный переворот! Ужас в том, что мы подсознательно живем в состоянии ужаса перед государственным переворотом. Я убежден, что для того, чтобы не было государственного переворота, невозможно каждые четыре года подкидывать страну на "орел" и "решка". Потому что новый президент, новые президенты или претенденты на это место будут строить, как правило, свою политику на оппозиции, на том, чтобы говорить, что было плохо тогда, а при мне будет хорошо". Качкаева ему: "Никита Сергеевич, вы сейчас понимаете, что вы говорите?". "Михалков: "Абсолютно". "А вы предполагаете, что нужно Конституцию пересмотреть?". "Почему вы говорите про сейчас? Я говорю гипотетически, что каждые четыре года такую страну, как Россия, подкидывать на "орла" и "решку" нельзя – это преступление". Проходит год и снова то же самое: "Я в ужасе". Говорит Качкаева: "Вот 2007 год начинается, такой межеумочный, предвыборный цикл". "Я в ужасе от того, что уйдет Путин, тупо в ужасе". "А от чего? - говорит Анна. – Расскажите нам об этом ужасе". "Потому что на сегодняшний день коней, вообще коней на переправе не меняют, а на сегодняшний тем более не меняют. Только сейчас постепенно он начал ощущать масштабы страны, страна начала ощущать, что у этой страны есть лидер. На сегодняшний день идти на поводу только лишь потому, что, видишь ли, так полагается, я считаю, что для России это катастрофа. Видишь ли, какие-то выборы у них там в Конституции положены, а это катастрофа". Как вы считаете, насколько это все искренне?
Александр Мельман: Он действительно был разным. Я его помню, например, у Белого дома, когда мы победили ГКЧП, это было 21 августа, Никита Сергеевич стоит уже на трибуне Белого дома, выступает. Он, естественно, поддержал Ельцина. Кстати, Андрей Сергеевич уехал сразу, как начался ГКЧП, он сразу улетел в Америку – это было не его время. А Никита Михалков как раз был на стороне демократии. Потом, конечно, менялся. Опять же говорю про Березовского, не знаю, насколько это было искренне. Затем действительно он полюбил Путина как царя, "предан без лести", все эти высказывания из XIX века. Он весь уже оттуда, он таким образом себя выстраивает. Кстати, в "Сибирском цирюльнике" он таким себя и показал в образе Александра Третьего замечательно, на плацу гарцует на лошади и перед ним масса народу. Он видит себя действительно таким поддерживающим царя. Есть какие-то меры, можно поддерживать Путина, кто против, пожалуйста.
Екатерина Барабаш: Художнику нельзя.
Александр Мельман: Я не Навальный, чтобы говорить, если Гергиев поддерживает, значит он должен… Нет, пожалуйста. Вопрос как, вопрос в мере. Художник должен чувствовать эту меру. Никита Сергеевич, к сожалению, потерял эти берега и чувство меры вместе с ними, человек пропал, там он весь утонул, к сожалению, в этой власти и в этом облизывании.
Екатерина Барабаш: Многие говорят, что он облизывает ради чего-то. У него все есть. Другое дело, чем больше у тебя есть, тем больше тебе надо. Я думаю, что он вполне искренне это делает. У него действительно какой-то произошел в голове щелчок в сторону власти. Он же себе придумал, подкрепив потом собственной демагогией, взяв из апостола Павла, что всякая власть от Бога, он переиначил по-своему, апостол Павел имел в виду, что вообще сама идея власти – это от Бога, а Михалков метафизировал так, что начальник ЖЭКа, президент, царь – это все от Бога, значит мы должны любить власть.
Елена Рыковцева: Одного я не могу понять, хорошо, я большой талант, я заслужил, я могу позволить себе открыто сказать, что я люблю Путина. В конце концов весь мой творческий путь говорит о том, что я никогда не пресмыкался, не унижался, поэтому заслужил право на свою любовь к Владимиру Путину. Но причем здесь война с этими мелкими людишками, которые никакого вреда Владимиру Путину не могут принести, почему он занимается этим мщением бесконечным, выковыриванием каких-то цитат, фраз. Он в своем лице присоединился ко всей той государственной мощи, которая обрушивается на эту несчастную маленькую либеральную оппозицию. Зачем ему вот это, эта мелкая мстительность?
Екатерина Барабаш: Это мессианство, он себя чувствует Мессией. Другой Мессия накормил пятью хлебами тысячи человек, а этот окармливает.
Елена Рыковцева: Ненавистью?
Екатерина Барабаш: Это мы думаем, что это ненависть.
Елена Рыковцева: Конечно, он их ненавидит.
Екатерина Барабаш: Ненавидеть кучку людей ради блага огромной страны, ее национальных ценностей – это любовь к отечеству.
Елена Рыковцева: Бесами неслучайно называет, их надо истребить, изгнать.
Екатерина Барабаш: Да, так он понимает свое мессианство и свое служение. Если мы будем называть вещи своими именами, мы сейчас много чего скажем. Вообще это эскалация нездоровья какого-то, какой-то нездоровой идеи фикс, какой-то навязчивой идеи.
Александр Мельман: Я тоже не люблю, например, либералов, но я никогда не считал их врагами. Среди либералов есть очень много патриотов. А Никита Сергеевич, как и наша власть, считает их врагами, "пятой колонной", поэтому он так усиленно борется, за это его действительно погладят по головке, несмотря на то, что отлучили от эфира, все равно за этим следят. Он действительно так считает, он действительно считает, что это какая-то накипь, которая разрушает Россию.
Елена Рыковцева: В этом отличие от Марка Захарова, который прекрасно относился к Владимиру Путину, но при этом никогда не сводил никаких счетов с либералами, какие в его окружении были все. Смотрим опрос, простой вопрос задавали: как вы относитесь к Михалкову?
Елена Рыковцева: Самое интересное мнение, что «его все гнобят», на него набрасываются. Это явно человек живет не телевизором, потому что в телевизоре это совершенно обласканный мастер, а он живет интернетом, где действительно недолюбливают. Кстати, вопрос к вам очень интересный. Расстался с ним канал "Россия-24", который все лето прошлого года крутил «Бесогон» под рубрикой "Золотой фонд", когда у них нечего ставить, они ставят повторы, они крутили "Бесогон", старые выпуски, вдруг они расстаются с ним в мае. Как вы это объясняете?
Александр Мельман: Это был какой-то серьезный скандал, какие-то подспудные течения, которые мы может быть не знаем, из-за этого выпуска про чипирование. Почему-то это оказалось болезненно для тех, кто управляет телевидением, для тех, кто управляет этими людьми, которые управляют телевидением. Там был упомянут Герман Греф в негативном контексте – это могло сказаться, что он заодно с Биллом Гейтсом и так далее, что это одна международная мафия, которая управляет миром. Я думаю, это не понравилось начальникам. Они его совсем отстранили, потому что это посчитали уже за гранью, за рамками, за красной линией.
Елена Рыковцева: Эти термины вроде "ку-ку" он сам по отношению к себе употребляет, потому что он очень любит всю критику собрать на себя, показать в своих выпусках – вот так ко мне относятся, они меня считают сумасшедшим, а ведь я не сумасшедший. Приводит еще и еще аргументы, но, видимо, телевизионных начальников они не убедили, что весь вирус ради чипизации затеян. Короче говоря, почему-то на этом они расстались, на этой замечательной ноте, что нет, все, что угодно, либералы – да, чипизация – нет, это чересчур.
