"Оскорблять чувство верующих могут только их собственные грехи"

Елена Белякова на Соловках

Историк религии Елена Белякова написала эту статью после приговора по "делу Pussy Riot". Предлагая вниманию читателей сайта Радио Свобода эту работу, мы надеемся на то, что она станет началом дискуссии о том, почему еще недавно гонимые верующие превратились в гонителей.

Справка Радио Свобода

Елена Белякова - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра истории религии и церкви Института Российской истории РАН и доцент кафедры истории церкви истфака МГУ им. М.В.Ломоносова, специалист в области истории церковного права. Участник научных и богословских конференций. Автор более 150 публикаций. Мать шестерых детей.


***
"Ну неужели твои церковники такие злые, что не отпустят девочек! Ну почему девочки должны сидеть в тюрьме? Неужели тебе не жалко?" - этими словами вновь встречает меня моя 83-летняя мама.

Мне безумно стыдно, и я пытаюсь объяснить себе, маме, внучкам Елизавете и Ксении, что происходит, каким образом еще недавно гонимые верующие превращаются в гонителей.

В истории церкви немало примеров участия ее иерархов в гонениях. Более того, они часто являлись инициаторами гонений на тех, кого признавали еретиками. Не хочется приводить эти примеры, потому что для некоторых соотечественников они могут стать сегодня руководством к действию. Такова наша реальность: любой исторический прецедент может быть воспринят как церковная норма.

Собор 1971 г. по поводу антистарообрядческих писаний св. Димитрия Ростовского постановил "считать их, аки не бывшими". Мне очень нравится эта формула, но что делать нам, историкам церкви? "Заглаживать тексты" ( это выражение идет еще от пергамента, когда текст можно было смыть и написать другой) - это призвание других (этим занимались в наших архивах ведомства, производя засекречивание и "чистку фондов").

Оправдание гонений и гонителей уже давно состоялось в историографии, поэтому остается напомнить общеизвестные факты.

Русские памятники конца XV века содержат призывы к расправе с еретиками. Архиепископ Геннадий Новгородский, которого уже тоже поместили в святцы, хвалит испанскую инквизицию за то, что еретиков "казнили немилостиво, да и сожгли... а животы их и имениа на короля поимали". И советует применить передовой опыт: "Да еще люди у нас простые, не умеют по обычным книгам говорити, таки бы о вере никаких речей с ними не плодили, токмо того для учинити собор, что их казнити - жечи да вешати".

Святой Иосиф Волоцкий искренне был уверен в том, что "первый великий царь равноапостольный Константин установил во всем своем царстве закон, что не верующие во святую и живоначальную Троицу должны умереть самой злой смертью, а дома их отдаются на разграбление" ("Просветитель", сл. 13).

Государство в XVII веке взяло на себя обязанность защищать веру 1 статьей 1 главы соборного Уложения 1649 года: "Будет кто иноверцы, какия ни будут веры, или и русский человек, возложет хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождшую Его Пречистую Владчицу нашу Богородицу... или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допрямо, и того богохульника обличив, казнити, зжечь". По этой статье можно казнить любого протестанта, потому что он не признает икон и не поклоняется кресту.

Но по этой статье стали преследовать не иностранцев, а тех, кто хотел сохранить свою веру неизмененной. Страшные слова Указа 1684 года: "Буде кто явится еретик и раскольник...и в церковь Божию не приходит, и в домы свои ... священников не пускают, и на исповеди и к священникам не приходят, и меж христиан чинят соблазн и мятеж и таких людей...расспрашивать и пытать накрепко, и которые с пыток учнут стоять упорно ж, а покорения святой церкви не принесут, и таких будет не покорится, сжечь" применялись к староверам, преследование которых развернулось по всей стране.

Не только в 1682 году запылал костер в Пустозерске, но и при Петре I продолжались казни. Выявление раскольников, донесение на них власти, составление описей тех, кто не был на исповеди – это неотъемлемая часть деятельности священников и прямая обязанность в синодальный период. Борьба с расколом – бесплодное приложение основных сил Церкви всю эту эпоху, значительно подорвавшее ее авторитет в народе. Даже чиновники Министерства внутренних дел удивляла непреклонность Синода в преследовании старообрядцев.

Только в 2000 году и под влиянием Александра Солженицына Русская Православная Церковь за рубежом произнесла слова покаяния перед староверами и просила "простить оскорбивших безрассудным насилием". Эти слова не только не были повторены Церковью в России, но и остались здесь почти неизвестны.

"Государственная церковность" - вот как характеризуют историки синодальный период. На священников были возложены полицейские функции, особенно четко это проявлялось на территориях, присоединяемых к России. Церковь была проводником государственной политики. Народные религиозные движения, столь разнообразные в XIX веке, шли мимо Церкви. О том, что появились новые секты, власти узнавали из доносов священников. И хотя в народническом движении участвовали многие выходцы из духовного сословия, мы не видим иерархов, просящих о помиловании – а поводов было предостаточно.

Представители духовного сословия сами неоднократно подвергались репрессиям в Синодальный период, но сложившаяся система перемещения епископов открывала широкие возможности держать в столицах людей, удобных властям.

Гонения большевиков начали новую эпоху в истории Церкви. Мы до сих пор не осмыслили и эту эпоху гонений. На наших иконах – иная версия событий, торжествующая: патриарх Тихон шествует с царем Николаем II – то, чего никогда не было в истории! И если Поместный Собор 1917-1918 гг. стал собирать сведения о подвергнувшихся преследованиям и почитать их как новомучеников, то с 20-х гг. в церквах запрещали поминать арестованных и казненных епископов.

С одной стороны, работала машина террора, уничтожая верующих как "антисоветский элемент". С другой стороны, те, кто не принял Декларацию митрополита Сергия, были лишены своих кафедр, арестованы и в большинстве своем расстреляны. Мы не знаем мест их погребения, мы сомневаемся в датах смерти, нет ни очевидцев их гибели, ни оплакавших их мироносиц. Иерархи не могли говорить открыто о преследованиях в годы гонений: это значило обрекать на смерть не только себя, но и близких людей. Но вот сейчас и нужно сказать правду о собственной истории – но почему-то не получается. Не опубликовано дело патриарха Сергия Страгородского, не опубликовано дело митрополита Петра Полянского, вопросов больше, чем ответов.

История Церкви в ХХ веке остается не написанной. Казалось бы, чего проще – попросить открыть архивы столь дружественные церкви и окормляемые ей органы...

В годы советской власти иерархия не признавала факта гонений, была вынуждена говорить об отсутствии преследований верующих в Советской Союзе и благодарить власть за заботу. Епископы должны были в "хрущевские гонения" подписывать списки церквей, подлежащих закрытию. От иерархов требовалось участие в кампаниях по осуждению инакомыслящих. Всем нам еще памятно письмо, осуждавшее А.И.Солженицына, появившееся сразу после его высылки из СССР.

В брежневский период шел очевидный процесс "советизации" иерархии, нашедший яркое выражение и обоснование в работах митрополита Иоанна Снычева. Особая ситуация была в Отделе внешних церковных сношений – сотрудники этого отдела писали отчеты, которые прочитывали курирующие их органы, но имели возможность выезда за границу и общения с иерархами других церквей.

Борьба за свободу вероисповедания, "религиозное диссидентство" вызывали у многих функционеров системы не сочувствие, а скорее раздражение. Не случайно и сегодня ныне здравствующие участники разного рода церковных кружков 70-х гг. не востребованы в современной церковной действительности. Задачей КГБ было пресекать контакты между верующими (независимо от деноминации) и правозащитным движением, контролировать кадровый состав учащихся и преподавателей в церковных учебных заведениях, не допускать туда интеллигенцию.

Казалось бы, в постсоветский период канонизацией тех, кого преследовала и казнила советская власть, Церковь заявила о том, что она однозначно - Церковь гонимых. Канонизировали даже тех епископов, которые были отлучены митрополитом Сергием. Но одно дело позиционировать себя, а другое дело – реально идущие процессы. Священники с опытом арестов уже почти все умерли, у нового поколения – другой жизненный опыт.

В Церкви никогда не было дискуссии о гонениях и гонителях. Установление официального почитания новомучеников не помешало появлению "церковного сталинизма". В Церковь мощной струей влилась бывшая партийная и советская номенклатура, принеся с собой свою лексику, свое понимание прошлого, свой позаимствованный у графа Уварова "патриотизм".

Церковь перестала быть маргинальной структурой, сообществом гонимых. Она стала заявлять о своих правах на бывшие церковные здания, на музейные ценности. Начались захваты зданий, которые арендаторы не могли отдать. Беда вся в том, что многие здания использовались под учреждения культуры: музеи, реставрационные мастерские, библиотеки, хранилища. Их сотрудники спасали от уничтожения предметы культуры. Государство не торопилось предоставлять другие помещения этим организациям и их фонды оказывались под угрозой. Сейчас начинается новый виток возвращений, который ставит под угрозу само существование большинства провинциальных музеев.

Закон 1929 года о религиозных организациях ограничивал всю церковную деятельность стенами храмов: нельзя было совершать ни крещений, ни причастия за пределами храмов, благотворительность и социальная работа была запрещена.

Только в 1990 г. этот закон был отменен. Многие учреждения культуры - библиотеки, музеи, школы - по собственному почину открыли двери для не имевших своих помещений православных церковных общин. Конференц-залы использовались для молебнов, в школьных спортзалах создавались временные церкви. В научные заведения приглашали иерархов для бесед и звучали слова молитв. Церковь была выпущена из своего ограниченного пространства.

Новые церковные постройки претендуют на то, чтобы стать и культурными центрами. Их пространство, как и пространство Храма Христа Спасителя или Собора в Екатеринбурге, не ограничивается помещениями для молитвы. Здесь есть и конференц-залы, здесь регулярно выступают певческие коллективы. Пространство церковной жизни расширяется. И нет ничего удивительного, что при этом расширении пространства могут быть и конфликты, и трагедии, и безобразия, и прямые столкновения. Но решать их нужно без СИЗО.

Когда верующие разгромили выставку "Осторожно, религия" - они нарушили пространство музея, имеющее свои законы, но патриарх Алексий II ходатайствовал о прекращении уголовного дела в отношении погромщиков выставки. Обвиняемыми неожиданно для всех оказались ее устроители.

Когда девушки попытались использовать пространство храма для своего несанкционированного музыкального выступления, они нарушили пространство храма. (Заметим, что выступление на Красной площади им не инкриминировалось). Но ведь они не с погромом пришли, а с подготовленным выступлением в неделю масленицы (пусть оно и вызывает возмущение). Да, оно было провокативным, оно было несанкционированным – но это молодежный вызов, а не осквернение храма. И он по своей форме куда более целомудренный, чем то, что показывает ежедневно телевидение и смотрят миллионы православных. А.С.Пушкин, помнится, тоже не брал благословения на написание "Гаврилиады" и ему грозила ссылка на Соловки за этот текст.

Девушки приняли пространство храма как площадку, где можно заявить о себе. Они жестоко ошиблись, но, думаю, что они никак не ожидали, что им будет дан такой железный отпор. Этим хрупким девушкам решили отомстить за погромы церквей в 20-ые годы. Да почему же им??? Наконец-то православное сообщество призвали сплотиться перед угрозой: со стороны кого – этих девушек, молодежи вообще, современного искусства, надоедливых СМИ, которые ищут сенсаций, сумасшедших, которые повреждают не только иконы, но и Монну Лизу, картины Репина. Кто они , "враги веры"? Только не эти девушки - у них свое представление о вере, и они пришли, чтобы его показать, не понимая, что больших людей оно не интересует.

Да, соотношение христианства и современного либерального искусства – это большая проблема, я не собираюсь ее сейчас обсуждать. Но что опасней для общества в целом: кривляние в храме или угрозы, зазвучавшие со стороны защитников: высечь, съесть, в монастырь на покаяние, 7 лет тюрьмы.

Я обращаюсь к юристу патриархии монахине Ксении Чернега, которую неоднократно консультировала по каноническим вопросам:

- Вы сможете спокойно спать, пока молодые женщины будут в тюрьме, а если что-нибудь с ними случится – это не ваша личная ответственность? Вся страна знает - и священники лучше других – что тюрьма не исправляет, а развращает – и вы допускаете, чтобы девушки сидели! Ваши чувства оскорбили?! Ну пусть об оскорблении чувств говорят атеисты, и те, кто никогда не раскрывал Евангелия. Нам-то верующим заповедано другое: "Блаженны есте, егда поносят вам и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы, лгуще, Мене ради".

Оскорблять чувство верующих могут только их собственные грехи. Ну не переписывать же мне все Евангелие! Вспомните житие апостола Иоанна Богослова, как он, старик, бежал за юношей, ставшим разбойником (настоящим разбойником, а не романтическим!) и кричал: "Остановись, чадо! Я возьму на себя твои грехи, постой".

Христианство – это не политграмота, которую можно усвоить на уроках. Оно парадоксально и антиномично, но призвано спасать, а не губить. Так зачем же подменять его воззваниями с навязываемым отказом простить – уж ни текст ли песнопения ("и ненавидящим нас простим вся воскресение"), которое должно было зазвучать на Пасху, авторы имели в виду?

Христиане всегда просят о милости к себе и другим. Это также неотъемлемо от них, как и дыхание. Но вот я попросила одного уважаемого статусного человека выступить в защиту арестованных женщин, он сказал: "Не могу, патриарх уже сказал свое слово".

Большинство, включая судью, знают, что сидеть девушкам в тюрьме не за что, но боятся.

Я готова выступить в суде в качестве эксперта. Я прошу, чтобы выпустили на свободу арестованных Надю Толоконникову, Марию Алехину (тем более что их ждут дома дети), Екатерину Самуцевич, потому что в их действиях нет преступления и они не представляют опасности для общества. А уже после этого можно обсуждать их поведение.

Не могу я смотреть людям в глаза, пока эти женщины в тюрьме. Думаю, что не только мне стыдно, думаю, многие меня поддержат. И заранее прошу прощения у всех, кому покажется обидной моя статья. Простите ради Христа, благословите, а не кляните. В отличие от средневековых текстов, это теперь не этикетная формула, а попытка предотвратить вторжение на территорию тех, кто посмеет опубликовать этот текст.