"Боснии не грозят война и распад"

Государственный флаг Боснии и Герцеговины утвержден Европейским союзом и не содержит национальной символики

Администратор нестабильной балканской конфедерации обеспокоен попытками развалить страну, но верит, что до этого не дойдет

Через двадцать лет после кровавого конфликта на пространстве бывшей Югославии Верховный представитель по Боснии и Герцеговине, австрийский дипломат Валентин Инцко, рассказывает Радио Свобода о реформах, интеграции нестабильной балканской конфедерации в Европейский союз и НАТО, о влиянии споров России и Запада на ситуацию на Балканах.

Инцко вырос в словеноязычной семье на юге Австрии, то есть проблемы и психологию южных славян он понимает лучше рядового европейского чиновника. Служил в посольствах Австрии в Белграде, Сараеве, Праге, Любляне, работал в ООН и ОБСЕ. Верховным представителем по Боснии и Герцеговине назначен весной 2009 года. Филолог по первому образованию, Инцко свободно говорит на четырех славянских языках, в том числе и на русском.

– Господин Инцко, какова перспектива Дейтонского соглашения с учетом различных взглядов этнических элит Боснии и Герцеговины: боснийских мусульман, сербов и хорватов – на будущее страны?

В Дейтонском соглашении отражены различные аспекты, оно включает в себя целый ряд приложений и конституцию. Со временем необходимость в каких-то приложениях, наверное, отпадет, но приложение 4, то есть конституция, останется актуальным еще очень долго, может быть, 100 лет. Я считаю, что в будущем придется менять конституцию Боснии и Герцеговины для усиления функциональности государства и сближения с Европейским союзом.

​Многие в Боснии боятся менять конституцию, опасаясь, что это может быть использовано против интересов какого-то одного народа. Но для такого страха нет оснований. Ведь изменение конституции произойдет после того, как все три государствообразующих народа дадут на это свое согласие. Таким образом, никто не понесет ущерба. Я не разделяю мнение о том, что конституцию менять нельзя. Мы уже однажды делали это, когда шла речь о статусе округа Брчко, и ничего не случилось, просто люди стали уже забывать об этом. Я также не могу согласиться с тезисом о том, что в рамках Дейтонского соглашения нельзя добиться прогресса и что Дейтон виноват во всех проблемах. Это неправда, в первые десять лет после окончания войны была проделана большая работа.

– Много говорится о том, что необходимо преобразовать дейтонскую Боснию в функциональное государство, но не совсем понятно, что имеется в виду?

Валентин Инцко у мемориала памяти жертв массовых убийств в Сребренице. 2013 год

– Высказывалась, например, идея о том, чтобы вместо трех президентов был один (нынешний президиум Боснии и Герцеговины состоит из трех представителей – от боснийских мусульман, сербов и хорватов. – РС). Раньше в правительстве была ротация премьер-министров, которые менялись каждые восемь месяцев, теперь у нас один глава правительства, который работает четыре года. Когда-то было три футбольных лиги – теперь одна, и так далее. О повышении функциональности можно говорить, по крайней мере, в тех областях, которые не столь чувствительны с национальной точки зрения, таких как, например, евроатлантическая интеграция или автодороги. В экономике следует упростить многие вещи. Однако это вовсе не означает централизацию. В Боснии и Герцеговине никогда не будет достигнута большая степень централизации. Но функциональность государства при этом вполне можно повысить.

– Многие специалисты считают, что в Дейтонском соглашении зацементированы этнические границы, что новые поколения в том числе поэтому растут в националистической атмосфере. Будет ли в боснийском обществе, на ваш взгляд, и дальше доминировать этническая концепция? Как это соотносится с европейской перспективой?

Cуществует своего рода конкуренция конфликтов. Сейчас уже никто не говорит об Украине, на первый план вышла Сирия. О Боснии и Герцеговине говорят все меньше

– Какое-то время, конечно, еще будет доминировать. Напомню, что мы уже шесть лет ждем исполнения решения Страсбургского суда по делу Сейдич – Финци (о том, что все боснийские граждане, независимо от их этнической принадлежности, должны иметь возможность занимать должности во всех учреждениях государственного уровня. – РС). Вы знаете, что помимо бошняков, сербов и хорватов в Дейтонском соглашении также упоминаются и "Остальные" с большой буквы "о", то есть это своего рода четвертый народ, хотя он так и не называется. В этом контексте совершенно точно будет меняться конституция. Бывший европейский комиссар Штефан Фюле работал над этим вопросом три года, но, к сожалению, ему не удалось довести дело до конца. Но это будет сделано, и граждане, не относящие себя ни к одному из трех народов, получат право избираться на государственные посты.

– Когда?

– Господин Фюле хотел, чтобы это произошло еще два года назад. Сейчас на первый план вышла программа реформ боснийских властей. И в Брюсселе все согласны с тем, что в рамках этой программы необходимо выполнить и постановление по делу Сейдич – Финци – по мере решения других важных задач. В любом случае речь идет о правах человека, и каждый гражданин должен иметь возможность избирать и быть избранным. Сейчас, например, господин Финци, даже если бы у него было десять Нобелевских премий, и теоретически не мог бы выставить свою кандидатуру на выборах. Это дискриминация.

– По сравнению с первыми послевоенными годами международное сообщество сейчас гораздо меньше интересуется Балканами. А членство в ЕС и НАТО требует серьезных реформ и все же большего участия международного сообщества в этом процессе. Какова ваша оценка?

– После войны – а я в те годы работал в посольстве Австрии в Сараеве – здесь работали многие международные правительственные и неправительственные организации. В страну было вложено много денег. Восстановлены разрушенные города, около миллиона людей вернулись в свои дома. Будем откровенны: существует своего рода конкуренция конфликтов. Сейчас уже никто не говорит об Украине, на первый план вышла Сирия. О Боснии и Герцеговине говорят все меньше. СNN не ведет отсюда трансляций, и это хорошо. Здесь нет межэтнических столкновений, и международное сообщество занялось другими вопросами.

Большинство балканских стран уже вошли в ЕС, так что эту работу надо закончить

Несколько дней назад я был в Брюсселе и встречался с нынешним комиссаром ЕС по вопросам расширения Йоханнесом Ханом. Он подтвердил заинтересованность в том, чтобы Босния и Герцеговина стала стабильной процветающей страной, которая в среднесрочной перспективе вошла бы в Европейский союз. Большинство балканских стран уже вошли в ЕС, так что эту работу надо закончить. И это в интересах самого Евросоюза. Если говорить об организованной преступности, торговле наркотиками и людьми, о потоках беженцев, то любые проблемы, которые можно здесь наблюдать, тут же перетекают в Европу. Так что в интересах Евросоюза, чтобы Сербия и Босния и Герцеговина были в его составе. Но, конечно, для этого нужно выполнить соответствующие условия. Я был бы рад, если бы Босния и Герцеговина вошла в две "приемные" – ЕС и НАТО. Боснийские лидеры направили в НАТО заявку на получение Плана действий по членству в НАТО, в ближайшие месяцы ожидается и подача официальной заявки на вступление в Евросоюз. Все лидеры должны над этим работать. Это то, чего хочет народ. Люди нуждаются в правовом государстве, процветании и безопасности. Боснийцы говорят: мы хотим нормально жить.

– Когда все же Босния и Герцеговина сможет формально стать кандидатом и интегрироваться в ЕС? Каков ваш прогноз?

– Я не хотел бы спекулировать по этому поводу, но я был бы рад, если бы Босния и Герцеговина получила статус кандидата в ЕС в ближайшие 2–3 года. Хотя ситуация зависит от каждой конкретной страны. Даже Австрии потребовалось 6 лет, чтобы войти в ЕС, Испании – 9 лет, Хорватии – 12. Люди мечтают о членстве, но важнее всего сам процесс реформ, трансформация их стран.

– Что вы думаете о роли России в послевоенной Боснии?

Милорад Додик на съезде партии "Единая Россия" в Москве

– У России, как и любой другой страны, есть свои политические интересы. В то же время в последние годы мы наблюдаем и усиление ее экономических позиций. Здесь присутствует "Газпром" и Сбербанк, России принадлежит нефтеперерабатывающий завод "Босански Брод" и компания НИС, которая также здесь работает, а планировавшийся ранее проект газопровода "Южный поток" предусматривал ответвление в Республику Сербскую. То есть это прежде всего энергетические интересы, и, разумеется, любая страна имеет на это право. Что касается политических интересов, то в прошлом году Россия воздержалась в Совете Безопасности при голосовании по вопросу о продлении мандата международных сил EUFOR в Боснии и Герцеговине. А в этом году Россия заблокировала в Совете Безопасности ООН резолюцию по геноциду в Сребренице, поддержав позицию сербов. Интересно и то, что периодически Владимир Путин и Сергей Лавров находят время для встреч с президентом Республики Сербской Милорадом Додиком.

– Но при этом в Москве не находят время для представителей другой части страны – Федерации Боснии и Герцеговины...

– Я не знаю, просили ли они об этом… Добавлю также, что Россия представлена в Совете по выполнению мирного соглашения и тут тоже играет свою роль.

Милорад Додик часто выступает с жесткими заявлениями, например, о прекращении сотрудничества с судом и прокуратурой Боснии и Герцеговины или об организации референдума в Республике Сербской о независимости. Как вы считаете, он пользуется поддержкой России в этих вопросах или действует самостоятельно?

– Я не знаю, что происходит на встречах президента Додика с российским послом. Но во многих заявлениях и интервью, которые дает российский посол, видна поддержка в ряде вопросов.

– Как осуществляется взаимодействие России и западных стран в Совете по выполнению мирного соглашения? Их позиции в целом совпадают или чаще расходятся?

Я помню времена, когда российские силы находились в центре Германии в рамках Варшавского договора, всего в 50 километрах от Вены. Времена изменились, и теперь России мешает, что НАТО находится в Эстонии, Латвии и Польше

– Каждая страна проводит свою политику. Когда-то их позиции совпадают, когда-то – нет. Помню, что Россия как-то согласилась, чтобы в совместном заявлении были упомянуты евроатлантическая интеграция и геноцид в Сребренице, позднее она от этого отказалась. Обычно возникает проблема из-за евроатлантической интеграции. Как объясняют российские представители, поскольку Россия не в НАТО, они не хотят это комментировать. И обычно документы сопровождаются сноской, в которой говорится, что, например, ЕС, Япония и Канада поддерживают интеграцию в НАТО, а Россия нет. Это различия в интересах стран, и этот факт нужно принять.

– Россия выступает против расширения НАТО, что она вновь подтвердила в начале декабря, когда Черногория получила приглашение в альянс. Как вы считаете, попытается ли Москва как-то воспрепятствовать присоединению Боснии и Герцеговины к НАТО?

– Я не хотел бы спекулировать по поводу российской политики. Россия следит за всеми процессами на Балканах, у нее есть хорошие дипломаты. Но какой будет политика России и какие будут решения, с чем они согласятся, и с чем нет, лучше спросить у российских представителей. В то же время из НАТО поступают сигналы о том, что они не могут каждый раз спрашивать у русских, согласны они или нет.

– Отражается ли конфликт России с Западом и Турцией на ситуации на Балканах и конкретно на ситуации в Боснии?

– На Боснию и Герцеговину этот конфликт особо не влияет. В то же время мы видели расхождение позиций в СБ ООН и в Совете по выполнению мирного соглашения. Мы видим, что у России есть свои интересы на Балканах и она проводит свою политику. Но есть и интересы у других стран или групп стран, например, у Евросоюза. Я помню времена, когда российские силы находились в центре Германии в рамках Варшавского договора, всего в 50 километрах от Вены. Времена изменились, и теперь России мешает, что НАТО находится в Эстонии, Латвии и Польше. Но об этом они сами должны договориться.

В случае отделения Республики Сербской напряженность бы серьезно возросла, может быть, даже дошло бы до чего-то большего

Для меня важно, чтобы Босния и Герцеговина шла вперед, становилась более стабильной и приближалась к Евросоюзу. И как раз на днях в Брюсселе начались переговоры с участием премьер-министра Боснии и Герцеговины Дениса Звиздича, главы европейской дипломатии Федерики Могерини и еврокомиссара Йоханнеса Хана о стабилизации и ассоциации. Таким образом, Босния и Герцеговина впервые ведет переговоры на столь высоком уровне. Одновременно Сербия открыла первые главы на переговорах о вступлении в Евросоюз, белградский премьер Александр Вучич назвал это революционным событием. Государства имеют свои желания и цели, но в любом случае граждане уже давно решили, чего они хотят. Большинство эмигрантов из Боснии, Сербии или Хорватии обычно уезжают в Европу, так что пришло время для новых шагов на этом направлении.

– Существует ли, на ваш взгляд, угроза возобновления межэтнических конфликтов на Балканах, скажем, из-за проблемы беженцев, как несколько недель назад утверждала канцлер Германии Ангела Меркель, или по каким-то другим причинам?

– Может быть, у госпожи Меркель есть какая-то информация, которой я не располагаю. Или, может быть, она была обеспокоена из-за проблем с продвижением беженцев на Балканах. Я могу оценить лишь ситуацию в Боснии и Герцеговине, и я думаю, что таких столкновений не будет. В то же время я не исключаю, что в случае отделения Республики Сербской напряженность бы серьезно возросла, может быть, даже дошло бы до чего-то большего. Но до возобновления физических столкновений в Боснии и Герцеговине, я думаю, дело не дойдет.

– Возможность отделения Республики Сербской, на ваш взгляд, существует?

– По Дейтонскому соглашению это невозможно. Босния существует тысячу лет, и я верю, что она будет существовать и дальше. Но дело в том, что президент Додик говорит: в 2018 году в Республике Сербской пройдет референдум по этому вопросу. Напряженность в связи с этим, безусловно, возросла бы. Но мы надеемся, что этого референдума не будет. Дейтон не предусматривает такой возможности. Во время войны здесь было три пространства – под контролем сербской армии, хорватских формирований и боснийской армии, в которой служили в основном бошняки. В Дейтоне три этих пространства были объединены, так что это снова единое государство и возможности отделения не существует, – сказал в интервью Радио Свобода Верховный представитель по Боснии и Герцеговине Валентин Инцко.

Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"