Это уже третьи выборы в парламент Молдавии за последние два года. Необходимость формирования нового состава парламента вызвана неудачными попытками избрать главой кандидата, за которого должны согласно конституции проголосовать три пятых от общего числа депутатов Национального собрания. Политический кризис в Молдавии длится с весны 2009 года – тогда результатом гражданского противостояния стали массовые беспорядки в Кишиневе.
О политической ситуации в республике рассказывает обозреватель РС, кишиневский политолог и журналист Василе Ботнару:
– Я бы отмотал назад еще на одну позицию, потому что погром был обусловлен тем, что коммунистическая власть не дала уверенности в том, чтобы обеспечить правильные или честные выборы. И вот в связи с тем, что нет доверия друг к другу у меняющихся местами правящих сил и оппозиции, и происходит эта чехарда. На мой взгляд, это наиболее приемлемое слово. Закончится ли она? Маловероятно, поскольку люди в принципе не научились договариваться, причем даже не противники, а те, кто могли бы выступать на одной стороне или, по крайней мере, "в однотонных костюмах". А опыт им подсказывал, что перевесить каждый из них может даже минимумом голосов. При торгах именно золотые голоса иногда имели больший вес, чем какие-то мажоритарные фракции.
– Есть некоторый набор позиций, по которым нынешний политический молдавский класс может вообще о чем-то договориться? Я говорю о представителях самого широкого спектра – и о коммунистах, и о национал-либералах во главе с премьер-министром Владом Филатом)...
– Я думаю, просто нужно перевести дискуссию с политических рельс на социальные и экономические. Это неизбежно будет сделано. Потому что когда вокруг полыхает, причем, в теоретически благополучных странах, то Молдавии и подавно надо бы задуматься. Пройдет политическая баталия, геополитические векторы будут оставлены в покое, и будут вести разговор о реальной жизни людей, о том, как не уронить экономику, чтобы она разбилась вдребезги, чтобы была какая-то надежда на то, что кризис не захлестнет Молдову.
– В течение этого периода, который вы удачно охарактеризовали как период политической чехарды, можно ли выделить какой-то вектор движения Молдавии? Страна все-таки движется вперед в экономической области, проводит какие-то экономические реформы – либо она стоит на месте, поскольку политики постоянно заняты выяснением отношений? Либо ее отбросил назад этот затяжной политический кризис?
– В любом случае, вектор, который, как известно, – это сумма всяких, иногда даже противоречивых усилий, эксперты говорят – в сторону Европы. Потому что даже Воронина и Коммунистическую партию в свое время прутиком подогнали к этой черте. Он понял, что народ хочет в Европу, а не в СНГ, который не был так притягателен даже для коммунистических властей. Поэтому в сумме все-таки европейцы, где кнутом, где пряником, подгоняют Молдову и, главное, бюрократов к тому, чтобы они соглашались на реформы. Теперь немножко с авансом, с показным оптимизмом Европа даже новым властям показывает общее направление. Но если они останутся у власти, Европа, конечно, будет жестче.
У коммунистов есть уже этот опыт общения. Они прекрасно понимают, что если ты соглашаешься идти на эти условия, нужно показывать результат, а не просто замазывать глаза, а уж демократы понимают это тем более. Все-таки они идут в этом направлении, потому что за этим горизонтом что-то светит, по крайней мере, пусть в далекой перспективе. А вот призывы чисто политические – идти в СНГ, создавать Таможенный союз, который непонятно какие дивиденды будет давать и т. д. – все-таки не так притягательны или не так очевидны. Люди относятся к этому скептически. Я бы отметил, что движение – черепашье, но все-таки что-то в итоге получилось.
– Российский фактор играет сколько-нибудь заметную роль в сегодняшней молдавской политике?
– Конечно, играет, потому что он идет через газовую трубу. Поэтому его никак нельзя сбросить со счетов. 25-м кадром он работает на подсознание, потому что российский фактор присутствует и в новостях, которые молдаване смотрят по многим телевизионным каналам. Он, как говорилось у Ильфа и Петрова, – атмосферное давление и его грешно не использовать. Поэтому каждый из претендентов, из политических лидеров соревнуется за то, чтобы представлять российские интересы, люди понимают, что Россию нельзя сбросить со счетов, тем более, когда даже Европа и США считаются с российскими интересами.
– У Москвы есть какой-то особенный, явный клиент среди молдавских политических сил, претендующих на руководство республикой? Или любой политик, который придет во главу Молдавии, любая политическая опция, так или иначе, обречена на то, чтобы быть хотя бы отчасти клиентом Москвы?
– Москва, конечно, после горького опыта, как уже принято говорить, не кладет яйца в одну корзину, не имеет официального представителя, хотя многие были бы рады и даже афишируют какую-то связь с Москвой. Но Россия ни за кого не заступилась открыто. Конечно, подспудно она поддерживает тех, кто говорит о российском факторе, тех, кто больше смотрит на Восток. У России, конечно, достаточно возможностей для того, чтобы любого политика заставить как-то изменить, скажем, или даже учитывать этот фактор, каким бы право- или леворадикальным ни создалось бы правящее большинство после этих выборов. Все равно Россия будет присутствовать в качестве моделирующего регулятора.
Я вам говорил про трубу. А есть Приднестровье. Приднестровье автоматически становится тем условием, которое выдвигается перед Кишиневом. Вот только два примера, а есть куча других. Третье – это, скажем, молдавские гастарбайтеры, которые не могут просто исчезнуть или быть перемещены. Все это реальные политики должны учитывать после того, как они возьмутся рулить страной.
– Вы думаете, что московское влияние и те факторы, о которых вы говорите, перевешивают влияние Румынии?
– Я бы сказал, они в балансе, но они разного рода. Не секрет, что в школах изучается румынский язык, – именно с названием "румынский". Это долгие годы расценивалось как подготовка поколения, которое якобы должно проголосовать за объединение с Румынией. Такая идет якобы румынизация. Этот фактор, конечно, нельзя сравнить, скажем, с газом или Приднестровьем, но он присутствует. Или культурная общность, историческая общность Молдавии и Румынии. Опять же, этот фактор оказывает определенное влияние. Их даже ставить на весы невозможно, но, в общем, есть какой-то баланс. Несмотря на то, что, скажем, когда условно делят население на русскоязычных или русскоговорящих, румыноговорящих, пропорции совершенно разные, но в то же время те 35%, которые составляют русскоговорящие, все равно за ними такие факторы, такие силы, такие условия, которые иногда создают иллюзию или даже реальное противостояние – 50 на 50.
Этот и другие важные материалы из итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым".
О политической ситуации в республике рассказывает обозреватель РС, кишиневский политолог и журналист Василе Ботнару:
– Я бы отмотал назад еще на одну позицию, потому что погром был обусловлен тем, что коммунистическая власть не дала уверенности в том, чтобы обеспечить правильные или честные выборы. И вот в связи с тем, что нет доверия друг к другу у меняющихся местами правящих сил и оппозиции, и происходит эта чехарда. На мой взгляд, это наиболее приемлемое слово. Закончится ли она? Маловероятно, поскольку люди в принципе не научились договариваться, причем даже не противники, а те, кто могли бы выступать на одной стороне или, по крайней мере, "в однотонных костюмах". А опыт им подсказывал, что перевесить каждый из них может даже минимумом голосов. При торгах именно золотые голоса иногда имели больший вес, чем какие-то мажоритарные фракции.
– Есть некоторый набор позиций, по которым нынешний политический молдавский класс может вообще о чем-то договориться? Я говорю о представителях самого широкого спектра – и о коммунистах, и о национал-либералах во главе с премьер-министром Владом Филатом)...
Когда вокруг полыхает, причем, в теоретически благополучных странах, то Молдавии и подавно надо бы задуматься
– Я думаю, просто нужно перевести дискуссию с политических рельс на социальные и экономические. Это неизбежно будет сделано. Потому что когда вокруг полыхает, причем, в теоретически благополучных странах, то Молдавии и подавно надо бы задуматься. Пройдет политическая баталия, геополитические векторы будут оставлены в покое, и будут вести разговор о реальной жизни людей, о том, как не уронить экономику, чтобы она разбилась вдребезги, чтобы была какая-то надежда на то, что кризис не захлестнет Молдову.
– В течение этого периода, который вы удачно охарактеризовали как период политической чехарды, можно ли выделить какой-то вектор движения Молдавии? Страна все-таки движется вперед в экономической области, проводит какие-то экономические реформы – либо она стоит на месте, поскольку политики постоянно заняты выяснением отношений? Либо ее отбросил назад этот затяжной политический кризис?
– В любом случае, вектор, который, как известно, – это сумма всяких, иногда даже противоречивых усилий, эксперты говорят – в сторону Европы. Потому что даже Воронина и Коммунистическую партию в свое время прутиком подогнали к этой черте. Он понял, что народ хочет в Европу, а не в СНГ, который не был так притягателен даже для коммунистических властей. Поэтому в сумме все-таки европейцы, где кнутом, где пряником, подгоняют Молдову и, главное, бюрократов к тому, чтобы они соглашались на реформы. Теперь немножко с авансом, с показным оптимизмом Европа даже новым властям показывает общее направление. Но если они останутся у власти, Европа, конечно, будет жестче.
У коммунистов есть уже этот опыт общения. Они прекрасно понимают, что если ты соглашаешься идти на эти условия, нужно показывать результат, а не просто замазывать глаза, а уж демократы понимают это тем более. Все-таки они идут в этом направлении, потому что за этим горизонтом что-то светит, по крайней мере, пусть в далекой перспективе. А вот призывы чисто политические – идти в СНГ, создавать Таможенный союз, который непонятно какие дивиденды будет давать и т. д. – все-таки не так притягательны или не так очевидны. Люди относятся к этому скептически. Я бы отметил, что движение – черепашье, но все-таки что-то в итоге получилось.
– Российский фактор играет сколько-нибудь заметную роль в сегодняшней молдавской политике?
– Конечно, играет, потому что он идет через газовую трубу. Поэтому его никак нельзя сбросить со счетов. 25-м кадром он работает на подсознание, потому что российский фактор присутствует и в новостях, которые молдаване смотрят по многим телевизионным каналам. Он, как говорилось у Ильфа и Петрова, – атмосферное давление и его грешно не использовать. Поэтому каждый из претендентов, из политических лидеров соревнуется за то, чтобы представлять российские интересы, люди понимают, что Россию нельзя сбросить со счетов, тем более, когда даже Европа и США считаются с российскими интересами.
– У Москвы есть какой-то особенный, явный клиент среди молдавских политических сил, претендующих на руководство республикой? Или любой политик, который придет во главу Молдавии, любая политическая опция, так или иначе, обречена на то, чтобы быть хотя бы отчасти клиентом Москвы?
– Москва, конечно, после горького опыта, как уже принято говорить, не кладет яйца в одну корзину, не имеет официального представителя, хотя многие были бы рады и даже афишируют какую-то связь с Москвой. Но Россия ни за кого не заступилась открыто. Конечно, подспудно она поддерживает тех, кто говорит о российском факторе, тех, кто больше смотрит на Восток. У России, конечно, достаточно возможностей для того, чтобы любого политика заставить как-то изменить, скажем, или даже учитывать этот фактор, каким бы право- или леворадикальным ни создалось бы правящее большинство после этих выборов. Все равно Россия будет присутствовать в качестве моделирующего регулятора.
Я вам говорил про трубу. А есть Приднестровье. Приднестровье автоматически становится тем условием, которое выдвигается перед Кишиневом. Вот только два примера, а есть куча других. Третье – это, скажем, молдавские гастарбайтеры, которые не могут просто исчезнуть или быть перемещены. Все это реальные политики должны учитывать после того, как они возьмутся рулить страной.
– Вы думаете, что московское влияние и те факторы, о которых вы говорите, перевешивают влияние Румынии?
– Я бы сказал, они в балансе, но они разного рода. Не секрет, что в школах изучается румынский язык, – именно с названием "румынский". Это долгие годы расценивалось как подготовка поколения, которое якобы должно проголосовать за объединение с Румынией. Такая идет якобы румынизация. Этот фактор, конечно, нельзя сравнить, скажем, с газом или Приднестровьем, но он присутствует. Или культурная общность, историческая общность Молдавии и Румынии. Опять же, этот фактор оказывает определенное влияние. Их даже ставить на весы невозможно, но, в общем, есть какой-то баланс. Несмотря на то, что, скажем, когда условно делят население на русскоязычных или русскоговорящих, румыноговорящих, пропорции совершенно разные, но в то же время те 35%, которые составляют русскоговорящие, все равно за ними такие факторы, такие силы, такие условия, которые иногда создают иллюзию или даже реальное противостояние – 50 на 50.
Этот и другие важные материалы из итогового выпуска программы "Время Свободы" читайте на странице "Подводим итоги с Андреем Шарым".