Орденоносная сделка Путина. Кому достались деньги от приватизации «Роснефти»?

За что президент Путин наградил орденами и медалями организаторов сделки по приватизации акций "Роснефти"? Кто платил за акции и в чьих руках они оказались? Почему китайцы не соблазнились на крупнейшую нефтяную компанию России? Прорвал ли Кремль инвестиционную изоляцию? Стала ли Россия более враждебной для иностранных инвесторов страной?

Эти и другие вопросы мы обсуждаем с Андерсом Аслундом, экономистом, в прошлом советником нескольких восточноевропейских правительств, ныне сотрудником Атлантического совета в Вашингтоне, и Грегори Грушко, в прошлом руководителем инвестиционных фирм в России и на Украине, ныне главой американской финансовой фирмы HWA.​

10 апреля было объявлено о том, что главы трех иностранных компаний, участвовавших в организации сделки по продаже 19,5% акций концерна "Роснефть", были награждены российскими орденами президентом Путиным. Председатель итальянского банка Intesa получил орден Почета, руководители торговой фирмы Glencore и суверенного Фонда Катара удостоены наград чуть низшего достоинства, ордена Дружбы. Несколько раньше эта сделка принесла ордена и медали группе сотрудников "Роснефти". Массовая раздача наград была не единственным знаком повышенного внимания Кремля к этому коммерческому контракту. В январе президент Путин встретился в Кремле главами трех иностранных компаний – участников контракта, чтобы выразить им личное признание и пожелать успехов в качестве инвесторов и партнеров одной из крупнейших российских компаний. Судя по всему, этими публичными акциями должна была торжественно увенчаться начатая почти год назад кампания приватизации части государственного пакета акций "Роснефти", которая, согласно официальным заявлениям, принесла государственному бюджету России 10 с небольшим миллиардов долларов. Согласно разным источникам, государству были перечислены разные суммы за продажу акций.

Но для американских экспертов раздача орденов за организацию, казалось бы, рутинной коммерческой сделки лишь была поводом отметить повышенный интерес Кремля к контракту с сомнительной подоплекой. Интересно, например, что ключевой игрок в этой истории – итальянский банк Intesa Sanpaolo был оштрафован американскими финансовыми властями на 235 миллионов долларов за нарушение правил борьбы с отмыванием денег. О штрафе было объявлено незадолго до появления сообщения о заключении сделки с "Роснефтью".

На взгляд Андерса Аслунда, в действительности эта сделка не является нормальным деловым контрактом:

– Мы довольно ясно представляем, откуда эти деньги взялись, не очень понятно, куда они делись, – говорит Андерс Аслунд. – Это средства "Роснефти". "Роснефть" выпустила облигации на сумму 9 миллиардов долларов, которые признаются Центральным банком России. Финансирование покупки акций "Роснефти" было осуществлено в основном благодаря этим средствам. Известно, что фирма Glencore поучаствовала в сделке тремястами миллионами евро, которые были обеспечены контрактами на поставку нефти. То есть в реальности, я подозреваю, она не выделила никаких денег. Суверенный фонд Катара формально предоставил 2 с половиной миллиарда евро. Скорее всего, это тоже не реальные деньги. Часть из них, по-видимому, деньги "Роснефти", которые, грубо говоря, были отмыты через структуры нескольких российских банков, в том числе Газпромбанка и Внешторгбанка, и поступившие итальянскому Intesa Sanpaolo. Чего мы не знаем – кто стал владельцем этих акций "Роснефти". Формально значительная их часть оказалась у офшорных компаний, зарегистрированных на Каймановых островах. Иными словами, сейчас невозможно сказать, кому принадлежат 19 процентов акций "Роснефти". Есть подозрения, что часть из них была приобретена для Кремля. Тогда понятно, почему Владимир Путин испытал такую радость по поводу этой сделки.

– Хорошо, если вся эта сделка была осуществлена за российские же деньги и акции, скорее всего, образно говоря, в карманах деятелей близких к Кремлю, какова роль Glencore, Фонда Катара, что они имеют от этой известности?

– Они провели удачную игру с российским правительством. И при этом заработали очень приличные комиссионные. Как я это вижу, сделка финансировалась с помощью средств "Роснефти" и российского государства. Государство попросту перенаправило средства из одного своего кармана в другой свой карман. Хотя в чьем кармане они оказались в результате – непонятно. Было бы очень интересно узнать в чьем.

– Почему продажа этих акций оказалась столь трудным для "Роснефти" делом? Ведь первоначально вроде бы было несколько претендентов на них? Или у "Роснефти" не было намерения провести, так сказать, подлинную приватизацию?

– Я думаю, что они не собирались устраивать реальной распродажи. Сделка очень темная. Владельцами значительной части акции стали таинственные офшорные компании. И эти акции могли оказаться в чьих угодно руках. Они могли использоваться, например, для подкупа важных для Кремля западных политиков. Формально было заявлено, что 50 процентов акций куплено фирмой Glencore, 50 – суверенным фондом Катара. В это невозможно поверить, зная о том, что Glencore внес всего 300 миллионов евро, которые были гарантированы контрактами на продажу нефти, а фонд из Катара – 2 с половиной миллиарда, часть из которых, по-видимому, не была "реальными" деньгами. Все это выглядит большим мошенничеством.

– Если посмотреть, что называется, на общую картину. Каковы, с вашей точки зрения, уроки этой приватизации "Роснефти"?

– Самый важный сигнал – иностранные инвесторы не собираются покупать российские компании, пока экономическая система страны находится в нынешнем состоянии. Эта конкретная сделка заставляет говорить о том, что российская экономика становится все более коррумпированной и более враждебной для прямых иностранных инвестиций.

– Как говорят критики Кремля, российское руководство даже в трудные для среднего россиянина экономические времена находит все новые возможности, чтобы помочь близким к Владимиру Путину олигархам?

– Путин только что подписал закон, которым предусматриваются компенсации в виде налоговых послаблений для людей, – имеются в виду Ротенберги, Ковальчук и Тимченко – которые понесли потери в результате введения западных санкций.

– Мы видим, что через два с половиной года после введения санкций Россию не постиг экономический крах и ее власти все еще подкармливают главных олигархов. Можно все-таки что-то сказать о запасе прочности этой, как вы ее называете, коррумпированной экономической системы?

– В результате санкций и удешевления нефти ВВП России в долларовом выражении рухнул. Уровень жизни россиян за 2015–2016 год снизился на 15 процентов. Но россияне были готовы мириться с этим, сколь долго Владимир Путин будет продолжать вести маленькие победоносные войны и поддерживать макроэкономическую стабильность. В перспективе экономика может находиться в состоянии стагнации очень долгое время. Примером может служить Португалия во времена диктатуры Салазара. Экономика страны представляла собой плотно регулируемый механизм, способный поддерживать лишь крайне низкий экономический рост, самый низкий в Европе. При этом он вел колониальные войны. И этот режим просуществовал 36 лет. "Революция гвоздик" началась через 4 года после мирной кончины Салазара в своей кровати, – говорит Андерс Аслунд.

– Грегори Грушко, если вдуматься, вручение орденов за заключение сделки выглядит несколько абсурдно. По такой логике все инвестиционные банки и их работники должны быть увешаны орденами и медалями. Но ордена не являются стимулом для, так сказать, реальных финансистов?

– Значение у этих орденов какое-то очень странное, – говорит Грегори Грушко. – Потому что если у инвестора и есть какая-то награда, то это удачная инвестиция. Награждение медалями как раз наоборот заставляет задуматься о том, что они принимали какое-то участие в аннексии Крыма или может быть в военных действиях на востоке Украины. Вроде бы нет. Они получили эти медали и ордена, скорее всего, потому, что сделка настолько запутанная, темная, неясная, а они выполняли роль официального прикрытия этой операции.

– Что они могли, по вашей версии, прикрывать? По версии Кремля, Россия получила двух уважаемых инвесторов, заинтересованных в расширении инвестиций и деятельности в России. По версии Андерса Аслунда, орденами и медалями отметили операцию по передаче госсобственности неизвестно кому.

– Это самый тяжелый вопрос, потому что непонятно, кто у кого и что купил и купили ли вообще что-то. Официально сказано, что Glencore вместе с Катарским суверенным фондом купили 19,5 процента акций "Роснефти", уплатили за эти акции не из своего кармана 10,2 миллиарда евро и что в большей степени эта сделка финансировалась итальянским банком Intesa. Но реально, по данным, которые опять-таки мы получаем не из-под полы в темных переулках, а из официальных средств массовой информации, это говорит о чем-то о другом, непонятном, кто купил, у кого купил, за сколько купил и вообще была ли продажа.

– Если все-таки начинать раскручивать эту ниточку с самого начала, ведь насколько я понимаю, вся эта сделка по продаже 19% "Роснефти" затевалась для того, чтобы финансировать российскую экономику, Россию, когда она оказалась в крайне тяжелом положении.

– Первоначальная идея на самом деле очень правильная и очень умная. В бюджете России оказалась очень большая дыра, которую нужно было закрыть. И финансисты Центрального банка, Министерства финансов приняли правильное решение: самый лучший способ закрывать подобные дефициты – это приватизировать государственную собственность, то, о чем господин Путин очень часто и очень много говорил.

– Но и я хорошо помню, что в то время эту идею приветствовали многие, и даже на Западе смотрели на вероятность приватизации части "Роснефти" с приятным недоумением.

– Частично с вами не соглашусь. Эту идею приветствовали как правильную идею: да, это хорошо, нужно приватизировать. Ее не приветствовали как возможность инвестировать в "Роснефть".

– Почему?

– Россия обратилась к очень многим банкам, финансовым институтам, инвестиционным менеджерам как в Европе, так и в Азии, в Китае, Индии, приглашая их принять участие в этой приватизации, ни один из них не захотел принимать участия.

– Они что, не хотели кусочек прекрасной российской компании, крупнейшего нефтепроизводителя?

– Честно говоря, вообще кто хочет кусочек прекрасной российской компании? Если история чему-то нас научила, так это если ты не контролируешь, если не имеешь эффективного контроля в российской компании, являешься просто портфельным, миноритарным инвестором, то твой инвестиционный срок редко превосходит 6 месяцев: купил, пошло вверх, повезло, продал, пошло вниз, тоже продал, лишь бы много не потерять. Но в любом случае мы говорим о том времени, когда санкции, как и сейчас, впрочем, были в полном ударе, никто их не отменял, наоборот ожидалось, что они могут быть усилены. Поэтому даже если напрямик покупка акций "Роснефти" не была в нарушение санкций, то все равно репутационные эффекты, скандалы, иметь дело с Россией, которая воюет, забирает территории и так далее, никто не хотел в это идти.

– Даже китайцы, которые, как говорил Кремль, только и выжидали момента, чтобы броситься скупать российские активы?

– Китай очень мудрый инвестор. Миноритарные доли в компании, которая контролируется российским государством, а оперативно одним из ближайших друзей Путина, означает, что ты, может быть, будешь принимать какое-то участие в доходах этой компании, но и это не гарантировано.

– Тем не менее в середине декабря руководство "Роснефти" и сам Сечин объявляют о том, что состоялась замечательная сделка, два сравнительно респектабельных покупателя покупают 19 процентов акций. Что там произошло в действительности?

– Немножечко не так. Первоначально Сечин встретился с Путиным, во время той встречи доложил об успешной приватизации, продаже 19,5 процента. Только после этого Сечин доложил об успехе операции совету директоров компании, который абсолютно ничего об этом не знал – это была полностью засекреченная операция.

– О чем все-таки организаторы сделки известили общественность?

– Общественности известно, что компания, зарегистрированная в Сингапуре, которая принадлежит партнерству с ограниченной ответственностью в Лондоне, которое в свою очередь принадлежит еще одной компании, офшорной компании, купила у российского государства, в частности, "Роснефтегаза", холдинговой российской компании, 19,5 процента "Роснефти", половина этих акций была куплена компанией Glencore, вторая половина куплена Катарским суверенным фондом, и что эта операция была профинансирована итальянским банком Intesa Sanpaolo. Банк Intesa не фигурирует ни в одном из ведущих рейтингов, ни как инвестиционный консультант, не фигурирует так же в рейтинге банков, которые финансируют подобные операции. Очень странное появление, очень необычное, в особенности, когда было заявлено, что банк Intesa не только финансирует операцию, но и является инвестиционным консультантом, дескать, это банк Intesa нашел покупателей.

– Понятно, что такая закрученная схема покупки дает возможность и для самых различных манипуляций и тем более для предположений о манипуляциях. А откуда появилась версия, о которой говорит Андерс Аслунд, что акции были выкуплены за фактически государственные займы, полученные "Роснефтью" в результате продажи своих облигаций? Их якобы чуть ли не гарантировал Центробанк России?

– Я не знаю, был ли это Центральный банк России или это была группа банков, типа ВТБ и "Газпромбанк" вместе, но то, что ВТБ был первым в этой операции, кто предоставил кредит в 11 миллиардов евро – это факт. Учитывая непонятную реакцию банка Intesa, вроде, дали, а может быть, не дали, когда дали, точно неясно. Кстати, совсем недавно банк Intesa, который до сих пор говорил, что они будут синдицировать свою долю этого кредита, потому что это очень большие деньги даже для банка Intesa, 5,2 миллиарда евро, но в феврале месяце банк вдруг растерянно заявил, что нет, мы не собираемся синдицировать этот заем, мы очень любим Россию, мы очень верим в Россию, поэтому мы готовы быть единолично ответственными за эти деньги.

– Что это с вашей точки зрения профессионала означает, что в действительности это могли быть не они, кто ссужал эти деньги?

– Знаете, я скажу очень грубо: с точки зрения профессионала, это выглядит как очень хорошо отлаженная операция по отмыванию денег.

– А формально, согласно официальным бумагам, кто стал владельцем 19 процентов "Роснефти"?

– 19,5 процента принадлежат компании QAG Сингапур, которая, если мы проследим ее корни, мы увидим, что в этой компании находятся трое совладельцев, один из них Glencore, второй – Катарский суверенный фонд и третий – офшорная компания, зарегистрированная на Каймановых островах.

– Еще один очень интересный аспект этой приватизации – участие в ней президента Владимира Путина. Сам Сечин во время церемонии награждения объявил, что без содействия со стороны президента сделка была бы невозможной. Это дежурный комплимент высокопоставленного функционера или нечто большее?

– Я думаю, что это совершенно неудивительно. Потому что без участия Владимира Владимировича Путина дети в городах России не получали бы маленьких щенков, детские дворики не отстраивали бы, старикам бы не выдавали пенсий. Не следует удивляться, что такая большая финансовая операция в миллиарды евро, скорее всего, имела своего настоящего инвестиционного менеджера-консультанта и скорее всего, что им был не банк Intesa, а президент России.

– Какой могла быть эта роль?

– Роль инициатора и того, кто нашел покупателя или убедил кого-то выступить как покупателя. Мозг, руки и сердце операции.

– Подытоживая сказанное. Очень скупо, в нескольких штрихах вы, как профессионал в области финансов и инвестиций, можете описать за что президент Путин наградил участников сделки по приватизации части "Роснефти"?

– Мне кажется, группа лиц использовала государственные деньги, люди, очень близкие руководству страны, если собственно не руководство России, приобрели 19,5 процента "Роснефти". Поскольку деньги, уплаченные за это, были деньги государственные, Госбанка, то, скорее всего, эти лица из своих карманов личных ничего не вынимали, ничего не платили.

– Какую тогда роль в этой ситуации сыграла уважаемая фирма Glencore и, видимо, не менее уважаемый суверенный фонд Катара? В таком случае, в такой трактовке они были сознательными coучастниками всей этой истории?

– Почему бы и нет? Они сыграли роль подставных лиц – это не новая роль, она всегда была в мире финансов. Glencore помимо этого получил расширенные права на продажу российской нефти, которую они будут получать от "Роснефти", что примерно даст им дополнительную прибыль в 80 миллионов долларов каждый год.

– В таком случае, что получило российское государство, что получил скорее, скажем так, средний россиянин?

– Средний россиянин, посмотрев телевидение, получил большую дозу гордости: вот мы прорвались через все санкции и сумели продать часть "Роснефти".

– А как на счет того, что "Роснефть" гордо заявила, что она перечислила в государственный бюджет в районе 10 миллиардов долларов?

– Российский бюджет получил какие-то бумажные расписки и получил какую-то очень сложную операцию, если ее проследить до ее истоков, то, скорее всего, он получил свои же деньги обратно, которые были использованы для покупки акций.

– Какова мораль этой истории?

– Начнем сначала с санкций. Cанкции продолжают работать, и в последнее время остается все меньше и меньше надежд у России о том, что они будут скоро отменены. Надежды, которые были возложены на нового президента США, кажется, не переходят в реальность. Собственно говоря, изоляция – финансовая, доступ к рынкам капитала, возможность рефинансировать кредиты, привлекать новые деньги – остается. Подобная изоляция пока не ушла, и особых причин для ее ухода нет. Для среднего обывателя в стране все, что произошло, абсолютно загадочно, да и детали неважны, им сказали по телевизору, что Россия добилась гигантского успеха и прорвала барьер санкций, изоляции и тому подобное. Да не только среднего обывателя, через несколько дней после того, как сделка была объявлена, даже тот же Bloomberg, западные аналитики говорили о большой победе господина Путина. Если они, конечно, говорили о том, что господин Путин победил и каким-то образом его друзья, коллеги, может быть даже он сам стали крупными совладельцами в "Роснефти", тогда, конечно, это победа, но, если они думали, что это выход на западные рынки капитала, я думаю, что это была наивная ошибка комментаторов.

– Грегори, мы с вами вынуждены строить предположения, домыслы, порой гадать на кофейной гуще. Как вы думаете, могут ли бенефициары этой сделки, те, о ком мы не знаем, рассчитывать на то, что их имена неизвестны, скажем, американскому министерству финансов, которое, как известно, отслеживает множество сделок? В последнее время по следам российских кибератак в США звучали призывы к Белому дому от очень серьезных людей предать гласности финансовый компромат на руководителей России.

– В наше время в мире информационных технологий очень мало что остается секретным, как мы уже знаем. Помимо всего этого есть структуры внутри американского министерства финансов, которые принято называть финансовой разведкой, которые способны найти настоящих бенефициаров сделки и понять, откуда идут деньги, к кому приходят, кто уплатил и так далее. Очень мало в этом мире финансовых сделок, о которых эти структуры не знают или не могут разобраться.

– Вы хотите сказать, что эта сделка наверняка являлась объектом интереса, скажем, со стороны американских финансовых властей?

– Не потому, что это критическая какая-то операция или операция, представляющая угрозу безопасности США, но потому что она могла являться каким-то шагом против существующих санкций. Собственно говоря, от кого эта информация прячется, кого они боятся, чтобы узнали о том, кто на самом деле купил, за что и тому подобное? Я думаю, что эта информация прячется от россиян. Им, собственно говоря, наплевать на то, что Запад о них думает, они уже знают, что Запад о них думает. Министерство финансов США, его структуры – это их работа следить за коррупцией во всем мире, следить за тем, кто что покупает за миллиарды долларов и на самом деле покупает, грязные эти деньги, чистые эти деньги.

– Когда вы говорите, что их работа следить –​ это звучит все-таки как-то двусмысленно. Насколько я понимаю, они следят, потому что есть вероятность того, что эти деньги имеют отношение к американской финансовой системе.

– Они в первую очередь следили, наверное, за этой операцией, потому что она могла идти вразрез с уже существующим режимом санкций. Я хочу сказать, что неслучайно вся операция была деноминирована и финансирована в евро, а не в долларах, потому что если бы она была в долларах США, то вне всяких сомнений она должна была бы проходить через Федеральный банк США, тогда вообще никаких бы секретных деталей не было бы. Есть ли у них подробная информация о том, что произошло? С высокой степенью уверенности я могу сказать, что, наверное, да, есть у них такая информация.

– Грегори, почему бы Вашингтону не поделиться с россиянами финансовым компроматом на отдельных кремлевских и околокремлевских деятелей?

– В мире тумана и зеркал только та информация ценная, которая еще не предана огласке, ею можно пугать, ею можно угрожать, ею можно пользоваться для того, чтобы что-то получить. После того, как информация становится всем известной, она теряет свою значимость. Я думаю, что один из тех инструментов, которые известно, что они существуют и что ими можно воспользоваться, но ими не пользуются именно потому, что открытыми они не являются настолько ценными.