Радио Свобода продолжает свой репортаж-путешествие по Северному Кавказу. В новой главе речь пойдет о Чечне Рамзана Кадырова – о том, что получается из ставки Кремля на сильную власть.
Корреспонденты Радио Свобода проехали весь Северный Кавказ, от азербайджанской границы до Ессентуков, где на привокзальной площади разместилось главное кавказское полпредство. Спецпроект Радио Свобода – семь мультимедийных репортажей, которые публикуются на сайте РС ежедневно. Аудиоверсия – в программе Ирины Лагуниной "Время и мир".
По центральной площади Грозного удрученно брели чеченские телевизионщики. "Не хочет народ на камеру говорить. А всего-то и просим, чтобы рассказали, за кого болеют на чемпионате мира…" Мы с пониманием кивнули. Мы это уже прошли, пытаясь разговорить хоть кого-нибудь из прохожих, хоть о чем-нибудь, хоть со словами благодарности власти. "Нет, – опасливо отвечали прохожие. – Спросите у кого-нибудь другого…"
Мы нашли друг друга. Корреспонденты РС со всей прямотой рассказали эфиру Чеченского телевидения о своих симпатиях к испанцам. Корреспонденты чеченского телевидения так же честно рассказали Радио Свобода о своем видении переживаемого Чечней исторического момента:
– Спасибо нашей власти, лично Рамзану Кадырову за то, что так расцвела республика! У нас строятся дома, у нас есть прекрасная футбольная команда, волейбольная команда… И, иншалла, будет хоккейная…
Формула счастья
В том, что чеченская хоккейная команда непременно будет играть в КХЛ, сомнений почти нет. По крайней мере у того, кто, бродя по развалинам Грозного лет семь назад, не мог себе и представить, что увидит на месте этих руин сегодня. Там, где катакомбы казались вечными, а люди бродили словно тени, потому что людям здесь делать было нечего, теперь город-сад. С просторными площадями и широкими проспектами, с парками, в которых по выходным гуляют счастливые горожане, с кофейнями и бутиками на проспекте Путина, и этот проспект вот-вот увенчают пять настоящих небоскребов. Гудермес, который разрушен не был, но и городом мог считаться лишь по понятиям чечено-ингушской урбанизации, теперь выглядит так, как и должна выглядеть неофициальная столица, давшая миру героя, и строительство продолжается, не останавливаясь ни на миг, словно и нет никакого кризиса.
Счастье должно иметь формулу, которую, конечно, никто не обязан открывать первому встречному. Но пусть не формула – хотя бы какие-нибудь цифры. Рамзан Адалаев, человек, который должен знать об экономике все, потому что именно по экономике замещает главу гудермесской администрации, смущенно улыбается: "Не знаю". "Количество построенных метров?" – "Не знаю" – "Общий бюджет восстановления?" – "Честное слово, не знаю!"
Адалаеву вдруг приходит в голову спасительная мысль: "А вы обратитесь со своими вопросами к самому Рамзану Ахмадовичу…"
– Но он же не экономист, не строитель, не менеджер…
– Так в этом и феномен: он не строитель и не менеджер, но все понимает намного лучше любого строителя и экономиста!
…Байсангур Бенойский – чеченский герой Кавказской войны, славой немногим уступающий самому Шамилю. "Бесстрашие Байсангура, мудрость шейха Мансура, проницательность великих имамов – все это соединилось в одном человеке: Ахмаде-хаджи Кадырове", – писала одна популярная чеченская газета в годовщину гибели ичкерийского муфтия, ставшего чеченским президентом. Про его сына пока таких од не поют, но в этом нет никакой необходимости. Со всех фасадов смотрят Рамзан с отцом, Рамзан с Путиным, Рамзан с Медведевым, Рамзан в темных очках и в ковбойке – "Я – за молодежь", – Рамзан в камуфляже. Чуть нарушает общую гармонию некоторый диссонанс с первоисточником: "Спасибо Рамзану за заботу о детях!".
Но дело не в этом и даже не в огромном глобусе на въезде в город, рядом с российской военной базой в Ханкале, на котором начертано "Грозный – центр мира", и "мир", видимо, следует читать в обоих его смыслах. Тому, кто уже стал Большим Братом, не надо быть Байсангуром. Он – Лидер, он вместо отца стал Отцом Нации. Он треплет за холку скакуна и задумчиво произносит: "А почему бы нам не вывести нашу чеченскую породу лошадей?" Говорит по чеченски – "нохч пород", но все понятно, и все, даже хоккейная команда, меркнет перед очередными планами: "Почему бы нам не послать в космос чеченского космонавта"…
Тот, кто попал в Грозный впервые, кто Чечню видел в руинах только по телевизору, и в самом деле уедет потрясенным. И заключит: что бы ни говорили – молодец, Рамзан, кто и где еще мог бы такое совершить?
Новое имя для проспекта
В чеченском Городе Солнца по окончании рабочего дня становится тихо и безлюдно. Здесь не живут, да и, по правде сказать, приличествующего случаю количества чиновников тоже пока не набирается. Знакомый в Гудермесе, вполне благополучно нашедший себя при новой власти, везет меня к себе домой. Не в одну из роскошных новостроек – он привычно предпочитает свой старый дом в старой части города.
Тайна формулы чеченского счастья скрыта не очень глубоко. Примерно в том же духе проходили первые работы по восстановлению Грозного. Строя на свои – то есть собранные жесткой рукой правителя со всех, и экономя на всем, чеченская власть предъявляла Москве смету, рассчитанную по официальным расценкам, то есть в разы больше. Бонусы из Москвы поступали бесперебойно, несмотря на вечное удивление федерального минфина. Но на то именем Путина и назван бывший грозненский проспект Победы, чтобы даже недоплаченного российской казной организаторам чеченского возрождения вполне хватало.
Сегодня технология осталась прежней, но больше размах и намного сильнее чеченская власть. Замглавы администрации одного горного села долго подбирал точное слово для обозначения того финансового потока, который оросил их край. Не инвестиции, не дотации… "Кредит?" – "Да, кредит. Новый глава администрации привез сюда своих друзей-бизнесменов, они осмотрелись и вместе с главой дали нам в долг". – "Уже расплатились?" – "Еще нет…" Из каких средств расплачивается местная администрация? Из тех, которые придут из Грозного, в который они, соответственно, придут из Москвы в количествах, достойных самого удачливого инвестора.
У Рамзана Кадырова теперь есть разветвленная и действенная сеть разбогатевших соратников, всем ему обязанных. Каждый из них получил задание, и это задание исполняется с тем большим задором, чем больше всеобщая уверенность в несокрушимой мощи патрона. А есть ведь еще и богатые соотечественники, которые одновременно осознали свой долг перед родиной. У Дагестана есть Сулейман Керимов, у Ингушетии – Гуцериев, но это те, кто на слуху, а сколько их, безымянных, но богатых подвижников социальной ответственности бизнеса? В Чечне таких, может быть, и побольше, чем у соседей. Не говоря о том, что ее сыном является Руслан Байсаров. Именно ему выпала честь строить горнолыжный курорт мирового класса. На самой границе с Грузией. Деньги, говорят, уже выделены.
Как провожают журналистов
Итум-Кале, село в несколько сотен жителей, оспаривает право считаться красивейшим местом Чечни с соседями-шатойцами. "20 лет не могу доехать до Итум-Кале", – вздохнул таксист из Шатоя, пускаясь в путь, еще не зная, что и сейчас он эти заветные 12 километров снова не преодолеет. Банальная проверка документов на горной дороге обернулась многочасовым задержанием. Чеченские милиционеры извинялись и звали к столу. "Еще немного подождем, вот ФСБ приедет, и все решится…" – "А в чем вообще проблема?" – "Режим КТО".
В этих местах, где хочется остаться навсегда среди водопадов и фьордов, режим контртеррористической операции не отменен, хоть признаков терроризма здесь не наблюдали с прошлой осени. Но приехавший часа через три лейтенант ФСБ беспрестанно связывался с кем-то, и, судя по сосредоточенности лейтенантского лица, этот кто-то должен был быть Центром. "Как вас зовут?" – спросил я. "Военная тайна". Чеченцы вежливо отошли, чтобы не пугать лейтенанта громким смехом. "А как же будут туристы ездить на горнолыжный курорт? С охраной?" Чеченцы не поняли. "Какой курорт? А, байсаровский? Вы что, правда, думаете, что его кто-то будет строить?"
Ночью в ФСБ было принято решение: нас отправить обратно в Шатой. Снова приехал лейтенант, и, срывая на нем досаду за депортацию, я сказал: "Я раскрыл вашу военную тайну". И назвал его по имени. Он смущенно опустил глаза. "Да. Только я вас прошу: больше никому не говорите…"
И только начальник шатойского ФСБ не знал, чему дивиться больше: незадачливости нашей поездки, глубине связанной с нами оперативной разработки или самому себе, который должен был, наконец, решить, что с нами делать. "Может, интервью?" – предложил я компромиссный вариант.
В отличие от Дагестана с его неутихающей финансово-политической вольницей, в Чечне боевое подполье действительно перестает быть серьезным фактором. Вопрос, который в Дагестане звучит для подполья как "против ментов, но с их помощью", в Чечне решен окончательно с формулировкой "ментом быть выгоднее, чем боевиком". То есть те, кто когда-то не успел уйти в лес или по каким-то причинам там не задержался, нашли себя в структурах людей с ружьем у Кадырова, что во всех отношениях комфортнее. Лес становится вещью в себе. И дерется – как Портос, потому что дерется, потому что обратного пути нет, как нет и обильного притока новых сил.
Как полагает Хеда Саратова, руководитель чеченской правозащитной организации "Объектив", сам Кадыров боевого опыта не имеет, но, окружив себя людьми, у которых другого опыта зачастую и нет, разделил функции: они знают, как бороться с подпольем, он заряжает их лютой беспощадностью. А поскольку вся его жизнь в атмосфере этой лютости и прошла, и другого – кроме, понятно, встреч с Путиным и пары академических званий – в ней ничего не было, она вкупе с поистине звериной энергией становится той силой, которая согнула Чечню, одновременно ее отстроив. Любой министр или начальник отделения милиции знает: неподчинение или простая нерадивость чревата не просто потерей кресла и денег. Он рискует стать изгоем, что тоже будет выглядеть везением и признаком того, что Рамзан обозлен не до конца. "Я не думаю, что Наташу Эстемирову убил именно он, – полагает Саратова, которая была ее подругой. – Но он мог об этом подумать, а для подчиненных мысль Рамзана – прямое руководство к действию".
И Чечня тихо ворчит, наблюдая за бесчинствами этих подчиненных, гоняющих по проспекту Путина на бронированных джипах или устраивающих очередную облаву. Как говорят правозащитники, количество бесследных исчезновений людей в последнее время уменьшилось. Теперь пропавшие обнаруживаются – либо мертвые с непременной гранатой в руке, либо в суде, во всем признающиеся. "Наслушавшись, как здесь все хорошо, парень решил вернуться в родную Ассиновскую из Польши, – рассказывает Саратова. – Едва он появился дома, его забрали. Избили. Отпустили. В мечети к нему подошел начальник милиции и сказал: как ты похож на "шайтана"! Шайтанами называют боевиков. Снова забрали и избили. Он решил уехать. В Ростове его с поезда снимает чеченская милиция из Серноводска. В итоге суд, он во всем признается…"
Азарт по вертикали
Люди, которые готовы хоть что-то сказать, назначают встречу на оживленном перекрестке, но минут через пять начинают тревожно оглядываться по сторонам. И только старик, помнящий, что мы стоим там, где когда-то высился президентский дворец Дудаева, пытливо всмотревшись в незнакомца, тихо роняет: "Все забыто. И никто ни за что не ответил…"
…Конечно, это случилось не сегодня и не вчера, хотя еще, кажется, позавчера чеченцы, узнав в человеке журналиста, привычно окружали его нескончаемой новостной лентой, не забывая при этом еще и обсудить актуалии мировой политики. Предъявляя свой счет Масхадову за его слабость, они, тем не менее, прекрасно знали: Кадыров-старший, вручивший Кремлю ключи от Чечни, ни при каких условиях не будет избран на сколь-нибудь честном голосовании, а мысль о том, что ими может править Кадыров-младший, не тянула даже на скверный анекдот.
"Нет, чеченцы ничего не забыли. Ни Кадырову, ни Путину, – задумчиво произносит Хеда Саратова. – Просто они убрали это куда-то в глубь сознания". Это значит, что они искренни и тогда, когда благодарят Кадырова, и тогда, когда, уже познакомившись поближе, вспоминают войну, и уже никакого Кадырова нет, а есть бомбежки и единственные честные выборы – выборы президента Масхадова.
"Нас банально купили", – все так же тихо говорит старик и повторяет: "И все забыто".
"Не забыто, – возражает мой старый грозненский знакомый. – Раз купили, значит, вопрос в цене. И если завтра шальное чудо вдруг прекратится, Кадырову вспомнят все. И первыми вспомнят его нынешние клевреты".
А с продолжением чуда обнаруживаются естественные трудности. В Чечне появление хлопонинского полпредства восприняли если не как черную метку, то, по крайней мере, как признак определенной усталости от Кадырова даже у того человека, которого он неустанно называет своим кумиром. Отношения с Хлопониным не лучезарны, а именно на него, как подозревают в Грозном, теперь и придется Кадырову замыкаться – по замыслу тех, кого стали несколько тяготить постоянные визиты чеченского лидера в Кремль.
И идеальная вертикаль, нервничая, оказывается обречена быть азартным игроком: она снова и снова повышает ставки. Она, не останавливаясь ни на минуту, строит, создает хоккейную команду и готовит своего космонавта. Великий и ужасный лидер обречен быть еще более великим и ужасным. Чтобы ему оплатили предыдущий счет, он должен выкатить новый и больший.
И счета оплачиваются. Пусть и не целиком. По крайней мере, пока. Вот, собственно говоря, и вся история.
Предыдущие главы спецпроекта "Кавказ особого назначения":
Дагестан. Как научиться жить на войне
Дагестан. Уйти в лес и не вернуться
Читайте далее:
Четвертая глава: Ингушетия. Полковнику никто не верит.
Пятая глава: Северная Осетия. Забытый форпост.
Шестая глава: Карачаево-Черкесия. Искусство играть в карту.
Седьмая глава: Передний край в глубоком тылу.
Ищем ответ на вопросы: "Зачем России Северный Кавказ? Зачем Северному Кавказу Россия?"
Корреспонденты Радио Свобода проехали весь Северный Кавказ, от азербайджанской границы до Ессентуков, где на привокзальной площади разместилось главное кавказское полпредство. Спецпроект Радио Свобода – семь мультимедийных репортажей, которые публикуются на сайте РС ежедневно. Аудиоверсия – в программе Ирины Лагуниной "Время и мир".
По центральной площади Грозного удрученно брели чеченские телевизионщики. "Не хочет народ на камеру говорить. А всего-то и просим, чтобы рассказали, за кого болеют на чемпионате мира…" Мы с пониманием кивнули. Мы это уже прошли, пытаясь разговорить хоть кого-нибудь из прохожих, хоть о чем-нибудь, хоть со словами благодарности власти. "Нет, – опасливо отвечали прохожие. – Спросите у кого-нибудь другого…"
Мы нашли друг друга. Корреспонденты РС со всей прямотой рассказали эфиру Чеченского телевидения о своих симпатиях к испанцам. Корреспонденты чеченского телевидения так же честно рассказали Радио Свобода о своем видении переживаемого Чечней исторического момента:
– Спасибо нашей власти, лично Рамзану Кадырову за то, что так расцвела республика! У нас строятся дома, у нас есть прекрасная футбольная команда, волейбольная команда… И, иншалла, будет хоккейная…
Формула счастья
В том, что чеченская хоккейная команда непременно будет играть в КХЛ, сомнений почти нет. По крайней мере у того, кто, бродя по развалинам Грозного лет семь назад, не мог себе и представить, что увидит на месте этих руин сегодня. Там, где катакомбы казались вечными, а люди бродили словно тени, потому что людям здесь делать было нечего, теперь город-сад. С просторными площадями и широкими проспектами, с парками, в которых по выходным гуляют счастливые горожане, с кофейнями и бутиками на проспекте Путина, и этот проспект вот-вот увенчают пять настоящих небоскребов. Гудермес, который разрушен не был, но и городом мог считаться лишь по понятиям чечено-ингушской урбанизации, теперь выглядит так, как и должна выглядеть неофициальная столица, давшая миру героя, и строительство продолжается, не останавливаясь ни на миг, словно и нет никакого кризиса.
Счастье должно иметь формулу, которую, конечно, никто не обязан открывать первому встречному. Но пусть не формула – хотя бы какие-нибудь цифры. Рамзан Адалаев, человек, который должен знать об экономике все, потому что именно по экономике замещает главу гудермесской администрации, смущенно улыбается: "Не знаю". "Количество построенных метров?" – "Не знаю" – "Общий бюджет восстановления?" – "Честное слово, не знаю!"
Адалаеву вдруг приходит в голову спасительная мысль: "А вы обратитесь со своими вопросами к самому Рамзану Ахмадовичу…"
– Но он же не экономист, не строитель, не менеджер…
– Так в этом и феномен: он не строитель и не менеджер, но все понимает намного лучше любого строителя и экономиста!
…Байсангур Бенойский – чеченский герой Кавказской войны, славой немногим уступающий самому Шамилю. "Бесстрашие Байсангура, мудрость шейха Мансура, проницательность великих имамов – все это соединилось в одном человеке: Ахмаде-хаджи Кадырове", – писала одна популярная чеченская газета в годовщину гибели ичкерийского муфтия, ставшего чеченским президентом. Про его сына пока таких од не поют, но в этом нет никакой необходимости. Со всех фасадов смотрят Рамзан с отцом, Рамзан с Путиным, Рамзан с Медведевым, Рамзан в темных очках и в ковбойке – "Я – за молодежь", – Рамзан в камуфляже. Чуть нарушает общую гармонию некоторый диссонанс с первоисточником: "Спасибо Рамзану за заботу о детях!".
Но дело не в этом и даже не в огромном глобусе на въезде в город, рядом с российской военной базой в Ханкале, на котором начертано "Грозный – центр мира", и "мир", видимо, следует читать в обоих его смыслах. Тому, кто уже стал Большим Братом, не надо быть Байсангуром. Он – Лидер, он вместо отца стал Отцом Нации. Он треплет за холку скакуна и задумчиво произносит: "А почему бы нам не вывести нашу чеченскую породу лошадей?" Говорит по чеченски – "нохч пород", но все понятно, и все, даже хоккейная команда, меркнет перед очередными планами: "Почему бы нам не послать в космос чеченского космонавта"…
Тот, кто попал в Грозный впервые, кто Чечню видел в руинах только по телевизору, и в самом деле уедет потрясенным. И заключит: что бы ни говорили – молодец, Рамзан, кто и где еще мог бы такое совершить?
Новое имя для проспекта
В чеченском Городе Солнца по окончании рабочего дня становится тихо и безлюдно. Здесь не живут, да и, по правде сказать, приличествующего случаю количества чиновников тоже пока не набирается. Знакомый в Гудермесе, вполне благополучно нашедший себя при новой власти, везет меня к себе домой. Не в одну из роскошных новостроек – он привычно предпочитает свой старый дом в старой части города.
Тайна формулы чеченского счастья скрыта не очень глубоко. Примерно в том же духе проходили первые работы по восстановлению Грозного. Строя на свои – то есть собранные жесткой рукой правителя со всех, и экономя на всем, чеченская власть предъявляла Москве смету, рассчитанную по официальным расценкам, то есть в разы больше. Бонусы из Москвы поступали бесперебойно, несмотря на вечное удивление федерального минфина. Но на то именем Путина и назван бывший грозненский проспект Победы, чтобы даже недоплаченного российской казной организаторам чеченского возрождения вполне хватало.
Сегодня технология осталась прежней, но больше размах и намного сильнее чеченская власть. Замглавы администрации одного горного села долго подбирал точное слово для обозначения того финансового потока, который оросил их край. Не инвестиции, не дотации… "Кредит?" – "Да, кредит. Новый глава администрации привез сюда своих друзей-бизнесменов, они осмотрелись и вместе с главой дали нам в долг". – "Уже расплатились?" – "Еще нет…" Из каких средств расплачивается местная администрация? Из тех, которые придут из Грозного, в который они, соответственно, придут из Москвы в количествах, достойных самого удачливого инвестора.
У Рамзана Кадырова теперь есть разветвленная и действенная сеть разбогатевших соратников, всем ему обязанных. Каждый из них получил задание, и это задание исполняется с тем большим задором, чем больше всеобщая уверенность в несокрушимой мощи патрона. А есть ведь еще и богатые соотечественники, которые одновременно осознали свой долг перед родиной. У Дагестана есть Сулейман Керимов, у Ингушетии – Гуцериев, но это те, кто на слуху, а сколько их, безымянных, но богатых подвижников социальной ответственности бизнеса? В Чечне таких, может быть, и побольше, чем у соседей. Не говоря о том, что ее сыном является Руслан Байсаров. Именно ему выпала честь строить горнолыжный курорт мирового класса. На самой границе с Грузией. Деньги, говорят, уже выделены.
Как провожают журналистов
Итум-Кале, село в несколько сотен жителей, оспаривает право считаться красивейшим местом Чечни с соседями-шатойцами. "20 лет не могу доехать до Итум-Кале", – вздохнул таксист из Шатоя, пускаясь в путь, еще не зная, что и сейчас он эти заветные 12 километров снова не преодолеет. Банальная проверка документов на горной дороге обернулась многочасовым задержанием. Чеченские милиционеры извинялись и звали к столу. "Еще немного подождем, вот ФСБ приедет, и все решится…" – "А в чем вообще проблема?" – "Режим КТО".
В этих местах, где хочется остаться навсегда среди водопадов и фьордов, режим контртеррористической операции не отменен, хоть признаков терроризма здесь не наблюдали с прошлой осени. Но приехавший часа через три лейтенант ФСБ беспрестанно связывался с кем-то, и, судя по сосредоточенности лейтенантского лица, этот кто-то должен был быть Центром. "Как вас зовут?" – спросил я. "Военная тайна". Чеченцы вежливо отошли, чтобы не пугать лейтенанта громким смехом. "А как же будут туристы ездить на горнолыжный курорт? С охраной?" Чеченцы не поняли. "Какой курорт? А, байсаровский? Вы что, правда, думаете, что его кто-то будет строить?"
Ночью в ФСБ было принято решение: нас отправить обратно в Шатой. Снова приехал лейтенант, и, срывая на нем досаду за депортацию, я сказал: "Я раскрыл вашу военную тайну". И назвал его по имени. Он смущенно опустил глаза. "Да. Только я вас прошу: больше никому не говорите…"
И только начальник шатойского ФСБ не знал, чему дивиться больше: незадачливости нашей поездки, глубине связанной с нами оперативной разработки или самому себе, который должен был, наконец, решить, что с нами делать. "Может, интервью?" – предложил я компромиссный вариант.
В общем, никаких боевиков в этих краях, по словам начальника, нет. "По крайней мере, постоянно. Они передвигаются совсем небольшими группами, по три-пять человек, и долго в одном месте не остаются". В общем, ловить их бессмысленно, на что, судя по всему, никто особенно сил и не тратит.
В отличие от Дагестана с его неутихающей финансово-политической вольницей, в Чечне боевое подполье действительно перестает быть серьезным фактором. Вопрос, который в Дагестане звучит для подполья как "против ментов, но с их помощью", в Чечне решен окончательно с формулировкой "ментом быть выгоднее, чем боевиком". То есть те, кто когда-то не успел уйти в лес или по каким-то причинам там не задержался, нашли себя в структурах людей с ружьем у Кадырова, что во всех отношениях комфортнее. Лес становится вещью в себе. И дерется – как Портос, потому что дерется, потому что обратного пути нет, как нет и обильного притока новых сил.
Как полагает Хеда Саратова, руководитель чеченской правозащитной организации "Объектив", сам Кадыров боевого опыта не имеет, но, окружив себя людьми, у которых другого опыта зачастую и нет, разделил функции: они знают, как бороться с подпольем, он заряжает их лютой беспощадностью. А поскольку вся его жизнь в атмосфере этой лютости и прошла, и другого – кроме, понятно, встреч с Путиным и пары академических званий – в ней ничего не было, она вкупе с поистине звериной энергией становится той силой, которая согнула Чечню, одновременно ее отстроив. Любой министр или начальник отделения милиции знает: неподчинение или простая нерадивость чревата не просто потерей кресла и денег. Он рискует стать изгоем, что тоже будет выглядеть везением и признаком того, что Рамзан обозлен не до конца. "Я не думаю, что Наташу Эстемирову убил именно он, – полагает Саратова, которая была ее подругой. – Но он мог об этом подумать, а для подчиненных мысль Рамзана – прямое руководство к действию".
И Чечня тихо ворчит, наблюдая за бесчинствами этих подчиненных, гоняющих по проспекту Путина на бронированных джипах или устраивающих очередную облаву. Как говорят правозащитники, количество бесследных исчезновений людей в последнее время уменьшилось. Теперь пропавшие обнаруживаются – либо мертвые с непременной гранатой в руке, либо в суде, во всем признающиеся. "Наслушавшись, как здесь все хорошо, парень решил вернуться в родную Ассиновскую из Польши, – рассказывает Саратова. – Едва он появился дома, его забрали. Избили. Отпустили. В мечети к нему подошел начальник милиции и сказал: как ты похож на "шайтана"! Шайтанами называют боевиков. Снова забрали и избили. Он решил уехать. В Ростове его с поезда снимает чеченская милиция из Серноводска. В итоге суд, он во всем признается…"
Азарт по вертикали
Люди, которые готовы хоть что-то сказать, назначают встречу на оживленном перекрестке, но минут через пять начинают тревожно оглядываться по сторонам. И только старик, помнящий, что мы стоим там, где когда-то высился президентский дворец Дудаева, пытливо всмотревшись в незнакомца, тихо роняет: "Все забыто. И никто ни за что не ответил…"
…Конечно, это случилось не сегодня и не вчера, хотя еще, кажется, позавчера чеченцы, узнав в человеке журналиста, привычно окружали его нескончаемой новостной лентой, не забывая при этом еще и обсудить актуалии мировой политики. Предъявляя свой счет Масхадову за его слабость, они, тем не менее, прекрасно знали: Кадыров-старший, вручивший Кремлю ключи от Чечни, ни при каких условиях не будет избран на сколь-нибудь честном голосовании, а мысль о том, что ими может править Кадыров-младший, не тянула даже на скверный анекдот.
Но прекратился свист авиабомб и шелестение мин. Исчезли блокпосты. Оказалось, что, как и повсюду, дети могут ходить в детские сады, по выходным можно пойти на настоящий стадион с настоящим футболом, а в кофейне, удивляясь звуку собственного голоса, можно заказать двойной эспрессо. Ну да, исчезают люди. Но ведь если вести себя осмотрительно, то и ничего страшного, и что за зуд у этих правозащитников, они что, не понимают, что больше нет войны и дети ходят в детский сад? Да, из компенсации за разрушенное жилье половину надо отдать чиновнику, в новых стильных многоэтажках квартиры покупать никто не собирается и лично средний чеченец с этих чудес ничего для себя не получил. Но разве небоскреб – не символ уверенности в том, что больше не будут бомбить? К тому же по всем законам известной всей стране экономики шальные деньги все-таки тонкими струйками растекаются, и тому подтверждением – активно строящиеся на вчерашних пустырях близ Гудермеса поселки частных домов, каждый в 5-10 миллионов рублей ценой. А дом для чеченца – это главное.
"Нет, чеченцы ничего не забыли. Ни Кадырову, ни Путину, – задумчиво произносит Хеда Саратова. – Просто они убрали это куда-то в глубь сознания". Это значит, что они искренни и тогда, когда благодарят Кадырова, и тогда, когда, уже познакомившись поближе, вспоминают войну, и уже никакого Кадырова нет, а есть бомбежки и единственные честные выборы – выборы президента Масхадова.
"Нас банально купили", – все так же тихо говорит старик и повторяет: "И все забыто".
"Не забыто, – возражает мой старый грозненский знакомый. – Раз купили, значит, вопрос в цене. И если завтра шальное чудо вдруг прекратится, Кадырову вспомнят все. И первыми вспомнят его нынешние клевреты".
А с продолжением чуда обнаруживаются естественные трудности. В Чечне появление хлопонинского полпредства восприняли если не как черную метку, то, по крайней мере, как признак определенной усталости от Кадырова даже у того человека, которого он неустанно называет своим кумиром. Отношения с Хлопониным не лучезарны, а именно на него, как подозревают в Грозном, теперь и придется Кадырову замыкаться – по замыслу тех, кого стали несколько тяготить постоянные визиты чеченского лидера в Кремль.
И идеальная вертикаль, нервничая, оказывается обречена быть азартным игроком: она снова и снова повышает ставки. Она, не останавливаясь ни на минуту, строит, создает хоккейную команду и готовит своего космонавта. Великий и ужасный лидер обречен быть еще более великим и ужасным. Чтобы ему оплатили предыдущий счет, он должен выкатить новый и больший.
И счета оплачиваются. Пусть и не целиком. По крайней мере, пока. Вот, собственно говоря, и вся история.
Предыдущие главы спецпроекта "Кавказ особого назначения":
Дагестан. Как научиться жить на войне
Дагестан. Уйти в лес и не вернуться
Читайте далее:
Четвертая глава: Ингушетия. Полковнику никто не верит.
Пятая глава: Северная Осетия. Забытый форпост.
Шестая глава: Карачаево-Черкесия. Искусство играть в карту.
Седьмая глава: Передний край в глубоком тылу.
Ищем ответ на вопросы: "Зачем России Северный Кавказ? Зачем Северному Кавказу Россия?"