Правящая ныне партия «Единая Абхазия» во главе с вице-премьером правительства Дауром Тарба; ярко выраженная оппозиционная «Форум народного единства Абхазии» во главе с бывшим вице-президентом республики Раулем Хаджимба; Партия экономического развития Абхазии (сокращенно «ЭРА»), которую три года назад основал и возглавил политик и бизнесмен Беслан Бутба; созданная раньше всех прочих, еще в 1991 году, Народная партия Абхазии, которую последние одиннадцать лет бессменно возглавляет Якуб Лакоба; возникшая в 1994 Коммунистическая партия Абхазии, которой ныне руководит парламентарий Лев Шамба…
Последняя, кстати, самая, пожалуй, «тихая», практически не участвующая, в отличие от КПРФ в России, в политических ристалищах. Но зато она, наверное, единственная в Абхазии партия, о которой, исходя уже из ее названия, можно с определенностью сказать, чем она отличается от других по своей идеологии. Ну, пожалуй, еще о партии «ЭРА» можно сказать, что она отдает приоритет экономическим вопросам, ориентирована на поддержку малого и среднего бизнеса. Ну а в целом, в чем их мировоззренческие различия? И можно ли вообще говорить о них как о «классических» партиях?
Первые политические партии – «тори» и «виги» – возникли, как известно, в Англии в XVII веке. Это разделение обществ, в первую очередь, на «консерваторов» и «либералов» сохранилось по сию пору. С определенными коррективами сюда можно отнести и сменяющих друг друга не один век в США республиканцев и демократов. Что-то напоминающее это противостояние (нельзя исключать, что в будущем оно может вылиться в создание двух партий) просматривается нынче во взаимоотношениях команд Путина и Медведева в России. В XIX и XX веках в эту палитру добавились розовые и красные краски (лейбористы, социал-демократы, коммунисты и пр.).
Для слабых мира сего, то бишь малых государств, основой размежевания в обществе нередко становилась ориентация на того или иного могущественного соседа. Так, в абхазской элите почти весь XIX век продолжалась борьба, как сформулировал один наш историк, между русофильской и туркофильской «партиями». Тот внутренний разлад стал, увы, одним из слагаемых катастрофы махаджирства. К потрясениям конца ХХ века абхазское общество подошло куда более сплоченным. Тех, кто мог стать зародышем «прогрузинской партии», – Лорика Маршания и его немногочисленных единомышленников – заклеймили как коллаборационистов, и появление в послевоенное время абхазских дим санакоевых было и невозможным, и непредставимым.
Разбуди, как говорится, посреди ночи любого лидера любой политической партии Абхазии, включая КПРА, и спроси, в чем цели и задачи его партии, он наверняка выпалит: «Построение независимого правового демократического процветающего государства». И добавит: «При стратегическом партнерстве с Россией». И это, поверьте, не унифицированность мышления, это просто понимание тех исторических реалий, которые диктуют народу и стране единственно возможный сегодня путь. Любой партийный лидер, декларирующий иное, стал бы политическим самоубийцей, подвергся бы остракизму.
Когда в конце 2004 – начале 2005 годов в результате обострения избирательной борьбы Абхазия разделилась на два противоборствующих лагеря и оказалась на грани гражданской войны, и после, когда страсти постепенно улеглись, многие в обществе задумывались: а в чем, собственно, идейно-политические различия «багапшистов» и «хаджимбистов», по каким вопросам развития страны расходятся сторонники партий и общественно-политических движений, ведущие борьбу за власть? Помню, как историк и политик, кстати, председатель существовавшей в начале 90-х годов Демократической партии Абхазии, ныне парламентарий Гурам Гумба сказал в телевыступлении, что принцип, по которому сформировались те два лагеря, – это принцип имущественных интересов, борьбы бизнес-групп.
Думаю, он наиболее близок к истине, хотя все сводить только к этому, конечно, нельзя, далеко ведь не все избиратели имели и имеют отношение к тому, что называется разделом пирога. «Водораздел» проходил очень причудливо: так, все носители одной распространенной абхазской фамилии, насколько слышал, дружно голосовали за Хаджимба – потому что их фамилию носит его жена…
С тех пор абхазский политический рельеф во многом изменился. Многое сгладилось. Возникли некоторые новые политические фигуры, другие ушли в небытие. Кое-кто из известных личностей перешел из одной партии в другую. Ушло в небытие и целое общественно-политическое движение, так и не успевшее стать партией, – «Айтайра» («Возрождение»), бывшее в начале 2000-х символом свободомыслия. Но отношения между существующими ныне партиями строятся опять же не на основе их идеологических, мировоззренческих различий, а, в основном, по принципу противостояния «власть – оппозиция». В политике ведь частенько так: если некто шагнул влево, то его оппонент призывает шагнуть вправо.
Красноречивый пример: еще совсем недавно, в первой половине 2008-го, многие (хотя и не все) оппозиционные абхазские политики атаковали нынешнюю власть за так называемую многовекторность во внешней политике, видя в контактах официального Сухума с западными дипломатами предательство по отношению к нашему великому северному соседу.
Буквально так в прессе и писалось; и в какой-то момент МИДу России пришлось даже выступить с заявлением, одобряющим и поддерживающим упомянутые контакты. Сегодня, как хорошо известно, оппозиция, как ей и положено, критикует, и, думаю, во многом справедливо, многие российско-абхазские соглашения, и теперь в адрес тех же оппозиционных политиков раздаются обвинения в «антироссийских настроениях». Как видим, не только гений, но и политика – «парадоксов друг».
Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия
СУХУМИ---Много ли в Абхазии политических партий? Если «на душу населения», то, наверное, чрезмерно много. А если сравнить с числом партий в среднестатистической стране, то, скажем так, достаточно…