Евгений Гришковец: "Потрясен изменениями в Тбилиси"

Андрей Бабицкий: Я узнал о том, что вы только что вернулись из Грузии из вашего блога в Живом Журнале. Я так понимаю, что вы не первый раз в этой стране. Мне хотелось бы поговорить для начала о ваших общих впечатлениях: как вам Грузия, люди, почему вы туда ездите?

Евгений Гришковец: Кстати, я только что вот писал как раз текст первых своих нынешних заметок о Грузии. Я только что выложил его в свой блог и описал просто первые впечатления от въезда в Тбилиси, наблюдая за своим другом, которого привез с собой. Я всегда привожу с собой людей, которым этот город необходим. Я полтора года не был в Тбилиси и потрясен теми изменениями, которые есть в городе. Я не ожидал такого. Ни один российский город сейчас не может продемонстрировать или как-то похвастаться такими же изменениями, качественными, цельными, и продуманными, какие демонстрирует Тбилиси. Скажем, там недостроенный Москва-сити – это какая-то нелепица, это какая-то фикция, какая-то чепуха по сравнению с тем, что сделано в Тбилиси за те полтора года, которые я не был. Я не ожидал такого.

Андрей Бабицкий: То есть вы хотите сказать, Евгений, что он стал лучше, но сохранил свою органику, тогда как в России очень многое меняется и, в общем, непонятно, каков архитектурный замысел, как он вписывается в облик города.

Евгений Гришковец: В Тбилиси многое утрачено. По словам тбилисцев, утрачены многие типично тбилисские дворы, как в Одессе типичные одесские дворы остаются только какими-то очагами. Но, в общем, это веяние времени. Город настолько бережно сохраняется, настолько удивительным образом восстанавливается. Причем, скажем, впервые Тбилиси так освещен. Мне сказали, что старый город освещали французы и бельгийцы, которых пригласили для этого, именно мастера по подсветке зданий. Впервые можно увидеть в Тбилиси вот эти невероятные тбилисские балконы в такой ночной палитре и картине. Там появились совершенно современные дома, или, например, этот странный космический пешеходный мост, построенный тоже, по-моему, французским дизайнером. И кому-то он нравится, кому-то не нравится. Но это чудо, это XXI век. И это так бережно вписано в пейзаж города. Самое главное в том, что происходит в Тбилиси – это явная определенная воля, цельная воля. Вот такая воля - руководством города, страной - сделать город прекрасным, восстановить после тех разрушений, которые были в нем в девяностые годы, запущенность времен Шеварднадзе и Гамсахурдия.

Андрей Бабицкий: Евгений, вы сказали, что взяли с собой друга, которому, по-вашему, этот город необходим. А почему кому-то, на ваш взгляд, может понадобиться этот город?

Евгений Гришковец: Дело в том, что это же все те люди, которые побывали в Европе, много видели европейских красот, скорее бы наслаждались картинкой Тбилиси, при всей своей европейской красоте, и местами даже уже в европейском лоске, он все равно ощущается как город, по которому ходит некая... Это для тех, кто родился в СССР, географическое понятие родины. Приехать из России в Тбилиси важно тем людям, чтобы восстановить ощущение надежды, поскольку тбилисцы, грузины, очень любят свой город и очень любят родину. От этого они очень хорошо относятся друг к другу. То, чего у нас сейчас совсем нет. Я буквально вчера писал в ответах, что абсолютное недоверие всех ко всем в стране, в России, недоверие к соотечественникам - это какой-то нынешний национальный тренд, это то, что меня больше всего угнетает и душит сейчас. Поступок самый благовидный, самый очевидно благовидный, даже занятие благотворительностью, вызывает у всех недоверие, попытку объяснить это пиаром. Чем угодно, даже тем, что человек зажрался, если он тратит деньги на благотворительность или на какие-то откровенно добрые дела. Любое сотрудничество с чем-то неблаговидным или чем-то претящем совести, объясняется опять же как-то совершенно чудовищно. Я устал от злорадства и от того, что с наслаждением и удовольствием люди в моей любимой стране друг о друге говорят плохо. Такого нет и не может быть в Тбилиси.

Андрей Бабицкий: Евгений, вы упомянули о воле, которая ощущается во всем, что делается и в Тбилиси и в Грузии в целом. Но вот эта воля неоднозначно оценивается грузинами, не все воспринимают собственное руководство, как безусловно позитивное и эффективное и приносящее пользу стране?

Евгений Гришковец: Мне совершенно неприятен президент Грузии Саакашвили. Я много об этом писал. Но я считаю его просто настолько негрузином, настолько нетбилисцем... У меня было несколько эпизодов общения с этим человеком. Я впервые встретил необаятельного и негостеприимного грузина, и, уж тем более, тбилисца. Необаятельного, в котором нет очарования, которое присуще тбилисцам, и грузинам в целом. И, конечно, он не однозначен, скажем, физиогномически. Потом, безусловно, не он один, но он лично сильно виноват в том, что происходит между нашими странами, то, что происходило три года назад. И этой вины никто с него не снимает. Но также, его вина не снимает вины и с нашего руководства. И то, что происходит с нашими странами, эта вина лежит на обеих сторонах.

Андрей Бабицкий: Те события, которые были два с половиной года назад, они как-то ощущаются в отношениях между вами и вашими тбилисскими друзьями? Появился, может быть, какой-то холодок отчужденности или как-то иначе это проявляется?

Евгений Гришковец: Да нет, абсолютно нет со стороны нормальных людей, а идиотов, отщепенцев хватает везде, но их, конечно, в четырехмиллионной Грузии в процентном отношении существенно меньше, чем в нашей огромной стране. Есть только желание преодолеть это всячески. Есть еще большая теплота. Не было ни одного вечера, чтобы мы сидели в ресторане и, услышав русскую речь, к нам не подошли люди и не сказали о том, что «как мы рады, что, несмотря на эту чудовищную пропаганду, вы ездите», что «мы вас ждем». И это, конечно, звучит от всех: от молодых и очень пожилых, от тех, кто помнит Советский Союз, и кто совершенно этого не помнит. Они все понимают отчетливо, что у Грузии нет будущего без России, каких-то новых, сильных взаимных отношений. Они очень хорошо понимают, что для Америки Грузия – это временная такая эпизодная карта сейчас. Ни для каких американцев, японцев, или там любых европейцев, которые инвестируют сейчас в Грузию, или каким-то образом пытаются в ней застолбиться, никогда не будет чем-то значимым фильм «Мимино», «Кин-дза-дза» или «Не горюй». Никогда не будет общей истории, общих тем. Никогда поэт Лермонтов или Грибоедов не будет для них тем же, чем является для нас фильмы Отари Иоселиани, или хотя бы тот же самый «Витязь в тигровой шкуре». Это всем отчетливо ясно. Просто мы сейчас сильно теряем время и упускаем несколько поколений. Это потом восстановится. Очень многие мои друзья, мои знакомые, и даже незнакомые мне люди, стараются давать детям образование такое, чтобы они изучали русский язык, и читают с ними русские книги. В провинции, конечно, это имеет серьезные пробелы. Я разговаривал с молодыми людьми, которые живут в той же Кахетии. Они понимали, что я им говорю, но не могут ответить и стараются говорить по-английски. Просто у них не было языковой практики.

Андрей Бабицкий: Последний вопрос, и он несколько абстрактный. Я так понял, что вы приезжаете в Грузию за человечностью, которой вам так не хватает в России. А для себя вы какую-то формулу этой человечности выявили, есть у вас ее разгадка?

Евгений Гришковец: Нет. Как все таинственное и живое, это не имеет разгадки. Просто так получилось, что именно в этой стране вот так сошлись какие-то исторические, какие-то мифологические и непостижимые мистические вектора. Что именно вот эти четыре миллиона человек делают такую еду, поют такие песни, снимали такое кино, пишут такие картины, и наполняют жизнь, мою в том числе, каким-то содержанием и смыслом. Это чудо, и вот к нему так и надо относиться.