С закрытой овощной базы "Покровская" торговцы продолжают вывозить товар, мигранты уезжают. Репортаж из Бирюлева
У овощной базы "Покровская" в Бирюлеве снуют фуры. ГИБДД не пропускает обычные машины – только тех, кто хочет вывезти на них товар и автомобили Следственного комитета.
У въезда на овощебазу по телефону рыдает какая-то женщина: у нее пропал товар. Мне объясняют, что товар успел протухнуть у украинцев, за два дня, когда его нельзя было вывозить. Здесь же с ноги на ногу переминаются не менее сотни мигрантов. "Приехали работать, денег на обратный билет нет, куда теперь деваться?"
"Одного человека убили, а при чем тут вся овощная база?!" – у базы стоит интеллигентного вида старичок, представившийся Александром Феликсовичем. Ему хочется выговориться. "У меня пенсия 8 тысяч рублей, я всю жизнь работал преподавателем в школе. Сюда приходил, и мне отдавали некондиционные овощи бесплатно. Разве я могу позволить себе купить помидоры по 150 рублей килограмм? У меня на жизнь в день 150 рублей". Александр Феликсович выглядит растерянным. По рассказам очевидцев, овощи уже подорожали на "Соколе": продавцы объясняют все закрытием гигантской овощной базы, поставлявшей дешевую продукцию, снабжавшей от 10 до 40 процентов московских рынков.
Стоя рядом с бизнесменом по имени Камал, работавшим на базе, Александр Феликсович продолжает бесхитростно выдавать тайны местной жизни: "Построили здесь нары, заселили прямо сюда 4000 рабочих. Пришла проверка ФМС, сказали расселить – ну, они и пошли селиться в Бирюлево. А зачем это сделали? Жили бы здесь и никому не мешали!"
Камал не выдерживает: "Оформить на каждого рабочего разрешение в ФМС стоит 14 тысяч рублей. Это не считая санитарных книжек, регистрации, разрешения на проживание... Да у кого есть такие деньги? И какой русский будет мне в четыре утра ящики таскать?"
Александр Феликсович выдает размер оплаты труда грузчиков: "Приходят узбеки, говорят: давай я поработаю за сто рублей в час... А где найти таких русских?"
"Раскрыли преступность! Да они просто издеваются: десять лет живу в Бирюлево, меня два раза ограбили, и у меня два раза не приняли заявление, еще издевались!" – говорит Камал.
Работавшие около базы пара кафе уже закрыты, и только продуктовый магазин, где все уже упаковывают в коробки, продолжает обслуживать клиентов горячим чаем. Магазин проверили и не закрыли, но смысла в его существовании больше нет. Хозяйка жалуется: "Во время погрома базы досталось уличному туалету, который разбомбили, переворачивали киоски и растаскивали из них товар... Это нормально?"
"Вон в Москве прокурора убили, и не было такого ажиотажа... А тут что устроили?" В крохотный магазинчик не без труда протискивается представительный гаишник со словами "подвиньтесь" и небрежно бросает хозяйке: "Да подождите закрываться-то".
Непонятно, что имеется в виду: возможно, база откроется с новыми владельцами, но пока об этом достоверно ничего не известно.
Между тем следствие, судя по всему, сработало на редкость профессионально. В этом я убеждаюсь, вытянув руку и остановив машину. Водитель, на вид "представитель Средней Азии или Кавказа", заявляет, что никуда не уедет из Бирюлева: у него уже российский паспорт. Я пытаюсь вытянуть из него, испугался ли он погрома, пострадал ли от скинхедов. "Да нет, скинхеды – это ничего, посмотрите на стекло – это полиция (лобовое стекло разбито). Позавчера остановили меня, отвезли в Коломенское, разбили стекло, проверили документы, отпустили... За что?"
Мы доезжаем до дома, где жил Егор Щербаков. Здесь цветы, свечи, фотографии... Соседка Егора рассказывает, что хорошо знала Ксению, девушку Егора, а также брата погибшего. "И Ксения, и брат Егора говорили, что им не надо все это, все эти собрания националистов – пусть просто найдут виновного. Но без этого, может быть, и не нашли бы... У нас дети, девочки не могут спокойно ходить по двору. Мою дочку ущипнули эти азебрайджанцы. Они почему-то считают, что у нас только девушки легкого поведения. Я уже запрещаю дочери одной ходить. Так же, наверняка, было и здесь: этот человек начал оскорблять Ксению, Егор заступился, тот достал нож".
Пока мы разговариваем с соседкой Егора, в соседнем дворе на лавочке идет "пропускание по стаканчику". Молодой человек в трениках (русской наружности) громко кричит собутыльникам: "Урод, я тебя сдам!" (соседка смущенно улыбается: "Видите, у нас какие..." – и мы расстаемся).
Ранее недалеко от овощной базы русского вида молодой человек, шатаясь и едва не падая, выскочил на проезжую часть и пытался регулировать движение...
Я перемещаюсь к магазину автозапчастей в двадцати метрах от дома Егора Щербакова. Местные жители за сигаретой охотно рассказывают, что раньше "из дому было невозможно выйти после 11 часов вечера". На вопрос "почему" жестом показывают кавказский нос. "Вот у меня во дворе стояла "газелька". И как начнет он ее заводить, прогревать, обязательно музыку врубает. И замечание сделать нельзя – отвечает на своем чучмекском. А недавно таксист-азербайджанец припарковался в неположенном месте. Его остановили, а через полчаса приехали трое с битами и избили гаишника. А таксист на нары не пошел – дал взятку, отделался штрафом, это нормально? А вот недели две назад у нас стрельба была во дворе. И у всех у них ножи, биты. Наши машины обыскивают, а они как все это возят?"
Я спрашиваю, а что делать, если спать мешают русские пьяные компании? "Да, но с ними же можно договориться!" – отвечают мои собеседники у магазина автозапчастей. На полицию, понятное дело, никто всерьез не надеется.
В списке претензий – нехватка мест в детских садах: "На одного ребенка – двое этих... азербайджанцев, узбеков..."
– Дагестанцев, – подсказываю я (в Бирюлеве также живут дагестанцы)
– Да, и дагестанцев!
– Но это же россияне!
– Скажете тоже. У нас и чеченцы – россияне!
Далее следуют разговоры о том, что воспитанные в советское время "нерусские" еще ничего, вежливые люди, но вот молодежь "сразу хватается за нож".
Пока что коренные бирюлевцы довольны. Когда я спрашиваю у еще одного местного жителя: "Где же ваши кавказцы?" (за пределами овощебазы их не видно), он пожимает плечами: "Уезжают!"
А на вокзале продолжает дежурить автобус ОМОНа с задремавшим офицером внутри.
У въезда на овощебазу по телефону рыдает какая-то женщина: у нее пропал товар. Мне объясняют, что товар успел протухнуть у украинцев, за два дня, когда его нельзя было вывозить. Здесь же с ноги на ногу переминаются не менее сотни мигрантов. "Приехали работать, денег на обратный билет нет, куда теперь деваться?"
"Одного человека убили, а при чем тут вся овощная база?!" – у базы стоит интеллигентного вида старичок, представившийся Александром Феликсовичем. Ему хочется выговориться. "У меня пенсия 8 тысяч рублей, я всю жизнь работал преподавателем в школе. Сюда приходил, и мне отдавали некондиционные овощи бесплатно. Разве я могу позволить себе купить помидоры по 150 рублей килограмм? У меня на жизнь в день 150 рублей". Александр Феликсович выглядит растерянным. По рассказам очевидцев, овощи уже подорожали на "Соколе": продавцы объясняют все закрытием гигантской овощной базы, поставлявшей дешевую продукцию, снабжавшей от 10 до 40 процентов московских рынков.
Стоя рядом с бизнесменом по имени Камал, работавшим на базе, Александр Феликсович продолжает бесхитростно выдавать тайны местной жизни: "Построили здесь нары, заселили прямо сюда 4000 рабочих. Пришла проверка ФМС, сказали расселить – ну, они и пошли селиться в Бирюлево. А зачем это сделали? Жили бы здесь и никому не мешали!"
Камал не выдерживает: "Оформить на каждого рабочего разрешение в ФМС стоит 14 тысяч рублей. Это не считая санитарных книжек, регистрации, разрешения на проживание... Да у кого есть такие деньги? И какой русский будет мне в четыре утра ящики таскать?"
Александр Феликсович выдает размер оплаты труда грузчиков: "Приходят узбеки, говорят: давай я поработаю за сто рублей в час... А где найти таких русских?"
"Раскрыли преступность! Да они просто издеваются: десять лет живу в Бирюлево, меня два раза ограбили, и у меня два раза не приняли заявление, еще издевались!" – говорит Камал.
Работавшие около базы пара кафе уже закрыты, и только продуктовый магазин, где все уже упаковывают в коробки, продолжает обслуживать клиентов горячим чаем. Магазин проверили и не закрыли, но смысла в его существовании больше нет. Хозяйка жалуется: "Во время погрома базы досталось уличному туалету, который разбомбили, переворачивали киоски и растаскивали из них товар... Это нормально?"
"Вон в Москве прокурора убили, и не было такого ажиотажа... А тут что устроили?" В крохотный магазинчик не без труда протискивается представительный гаишник со словами "подвиньтесь" и небрежно бросает хозяйке: "Да подождите закрываться-то".
Бирюлево: закрытие овощебазы
Непонятно, что имеется в виду: возможно, база откроется с новыми владельцами, но пока об этом достоверно ничего не известно.
Между тем следствие, судя по всему, сработало на редкость профессионально. В этом я убеждаюсь, вытянув руку и остановив машину. Водитель, на вид "представитель Средней Азии или Кавказа", заявляет, что никуда не уедет из Бирюлева: у него уже российский паспорт. Я пытаюсь вытянуть из него, испугался ли он погрома, пострадал ли от скинхедов. "Да нет, скинхеды – это ничего, посмотрите на стекло – это полиция (лобовое стекло разбито). Позавчера остановили меня, отвезли в Коломенское, разбили стекло, проверили документы, отпустили... За что?"
Мы доезжаем до дома, где жил Егор Щербаков. Здесь цветы, свечи, фотографии... Соседка Егора рассказывает, что хорошо знала Ксению, девушку Егора, а также брата погибшего. "И Ксения, и брат Егора говорили, что им не надо все это, все эти собрания националистов – пусть просто найдут виновного. Но без этого, может быть, и не нашли бы... У нас дети, девочки не могут спокойно ходить по двору. Мою дочку ущипнули эти азебрайджанцы. Они почему-то считают, что у нас только девушки легкого поведения. Я уже запрещаю дочери одной ходить. Так же, наверняка, было и здесь: этот человек начал оскорблять Ксению, Егор заступился, тот достал нож".
Пока мы разговариваем с соседкой Егора, в соседнем дворе на лавочке идет "пропускание по стаканчику". Молодой человек в трениках (русской наружности) громко кричит собутыльникам: "Урод, я тебя сдам!" (соседка смущенно улыбается: "Видите, у нас какие..." – и мы расстаемся).
Ранее недалеко от овощной базы русского вида молодой человек, шатаясь и едва не падая, выскочил на проезжую часть и пытался регулировать движение...
Я перемещаюсь к магазину автозапчастей в двадцати метрах от дома Егора Щербакова. Местные жители за сигаретой охотно рассказывают, что раньше "из дому было невозможно выйти после 11 часов вечера". На вопрос "почему" жестом показывают кавказский нос. "Вот у меня во дворе стояла "газелька". И как начнет он ее заводить, прогревать, обязательно музыку врубает. И замечание сделать нельзя – отвечает на своем чучмекском. А недавно таксист-азербайджанец припарковался в неположенном месте. Его остановили, а через полчаса приехали трое с битами и избили гаишника. А таксист на нары не пошел – дал взятку, отделался штрафом, это нормально? А вот недели две назад у нас стрельба была во дворе. И у всех у них ножи, биты. Наши машины обыскивают, а они как все это возят?"
Я спрашиваю, а что делать, если спать мешают русские пьяные компании? "Да, но с ними же можно договориться!" – отвечают мои собеседники у магазина автозапчастей. На полицию, понятное дело, никто всерьез не надеется.
В списке претензий – нехватка мест в детских садах: "На одного ребенка – двое этих... азербайджанцев, узбеков..."
– Дагестанцев, – подсказываю я (в Бирюлеве также живут дагестанцы)
– Да, и дагестанцев!
– Но это же россияне!
– Скажете тоже. У нас и чеченцы – россияне!
Далее следуют разговоры о том, что воспитанные в советское время "нерусские" еще ничего, вежливые люди, но вот молодежь "сразу хватается за нож".
Пока что коренные бирюлевцы довольны. Когда я спрашиваю у еще одного местного жителя: "Где же ваши кавказцы?" (за пределами овощебазы их не видно), он пожимает плечами: "Уезжают!"
А на вокзале продолжает дежурить автобус ОМОНа с задремавшим офицером внутри.