Дядя Ваня

Your browser doesn’t support HTML5

Житель Некрасовки Иван Стольников

Над Некрасовкой уже несколько лет не встает солнце. Оно мутным пятном висит над телевизионными антеннами, размытое по небосклону цементным смогом. Поселок переселенцев туго зажат меж олимпийскими стройками
Кажется, здесь невозможно даже вздохнуть. Двух- и трехэтажные особняки, словно бы переносящие чужаков в сторону какой-нибудь швабской провинции, это все, что оставил "Олимпстрой" бывшим обитателям Имеретинской низменности. Теперь вместо болота здесь бетон, а птиц заменяют хлопья пепла от сжигаемого строительного мусора.

Иван Стольников – дядя Ваня – в дом меня не приглашает. Сын старообрядца – и сам старообрядец – с подозрением относится к чужакам. За 73 года он успел построить дом, вырастить двух сыновей, похоронить жену и, наконец, уверовать в Бога.

Дядя Ваня рассказывает, что отец перевез семью из дагестанского Кизляра накануне войны. Староверы поселились в Имеретинской низменности и начали благоустраиваться кто как мог. Саманный дом строили всем колхозом. Старик вспоминает, как пацаном месил глину для избы за материнские трудодни. Теперь на месте старого дома стоит гостиница для гостей Олимпиады.

Дядя Ваня – один из первых, кого переселили в Некрасовку. Ему повезло: за снесенный строителями дом и участок земли ему дали двадцать четыре миллиона рублей. Он сам выбирал проект некрасовского жилища и даже вносил в него изменения. В результате удалось сэкономить на пристройку и летнюю беседку, куда дядя Ваня перебирается, как только отступают холода. От прошлого остались лишь воспоминания об Имеретинке, куда по весне слетались стаи птиц, где соседские мужики ловили в серебряных озерах рыбу.

– Теперь ничего нет, – говорит дядя Ваня так спокойно, будто бы память об имеретинских болотах, маленьком огороде, с которого кормилась вся семья, и мандариновом дереве стерлась, как стираются номера из телефонных талмудов, замененных гаджетами.

Как и всякий старообрядец дядя Ваня немногословен. Историю переселения вспоминать не любит. Его жена умерла почти сразу после переезда. Соседи говорят, что она не выдержала расставания со старым домом. Дядя Ваня ссылается на бога и дает деньги на строительство старообрядческой церкви.
Некрасовку изначально задумывали, как поселок для староверов. Два года назад сюда приезжал президент Путин, рассказывал крестьянам, по каким немецким технологиям строят их дома. Обещал, что никого не обидят и компенсируют переселение сполна.
Десятки людей оказались выброшенными на улицу, уехали или умерли. Из большой старообрядческой общины осталось всего несколько человек.

Дядя Ваня рассказывает, что поначалу все так и было. Потом размеры компенсаций стали уменьшать, а к домам несогласных начали подгонять бульдозеры. В итоге получилось, что староверов почти не осталось – кто-то переехал на Кубань, кто-то отселился в другие районы Имеретинки. Несколько лет местные жители боролись за кладбище староверов, мешавшее строительству автомагистрали. Кладбище осталось, дорогу перенесли в сторону.

Теперь дядя Ваня борется за храм, каждый месяц отдавая на его строительство копейки из пенсии. Власти пообещали построить церковь еще год назад. Приезжал губернатор Ткачев, под благословение местного батюшки заложил первый камень. И уехал. На месте храма до сих пор торчат бетонные сваи. Старик молится вместе с остальными в небольшом домике на окраине поселка и надеется услышать звон колоколов еще до своей смерти.

Он один из немногих, кто не ругает Олимпиаду. Хотя вот уже пятый день в гордости президента Путина – поселке Некрасовка – нет газа. Дядя Ваня укладывает внука спать в двух свитерах, а днем идет на сход жителей.

Там жалуются на холод, отсутствие света, отвратительные дороги и на днях прорванную строителями канализацию. Дядя Ваня стоит в кругу людей и молчит. Кажется, он один знает, что надеяться не на кого. Всех, кто надеялся, либо обманули, либо сломали. Десятки людей оказались выброшенными на улицу, уехали или умерли. Из большой старообрядческой общины осталось всего несколько человек. Зато в Некрасовке у них есть своя улица, кладбище и, может быть, будет храм.