Документальный фильм о зимней Олимпиаде в субтропиках поднимает проблемы коррупции и произвола государства
На международном фестивале документального кино IDFA в Амстердаме прошла премьера фильма режиссера Александра Гентелева Putin's Games ("Игры Путина"). Немецкий продюсер картины Симоне Бауманн привезет Putin's Games в Москву, где фильм примет участие в большом фестивале немецкого кино в Москве и, в качестве спецпоказа, на фестивале Виталия Манского "Артдокфест" 6 декабря.
Документальный фильм Putin's Games задумывался режиссером Александром Гентелевым как фарс – фильм о зимней Олимпиаде в российском городе, где не бывает снега. После нескольких лет тяжелых съемок получилась картина, хотя и не лишенная юмора, но все же глубоко трагичная. Еще во время работы над картиной ее продюсеру Симоне Бауманн предлагали крупную сумму денег, чтобы она продала проект.
– Я, если честно, вообще не знаю, кто конкретно за этим стоит. Мы представляли фильм, по-моему, здесь в Амстердаме в 2008 году. Потом мы нашли партнеров, нашли деньги – это продолжалось очень долго, пока не начались съемки. Следующий публичный питчинг состоялся весной этого года на телерынке в Каннах. Там мы выиграли, стали лучшим проектом, и все об этом писали. Эта информация попала в Россию. К нам стали обращаться разные люди, от Олимпийского комитета до каких-то телеканалов: незнакомые люди вдруг просили через моих знакомых в Москве то ли трейлер, то ли материалы, то ли начерно смонтированную версию. Я была удивлена, потому что этот проект, продюсерский и режиссерский, – не русский, деньги все не русские, я вообще не обязана кому-то что-то показывать до окончания производства фильма. Я, конечно, никому ничего не показала, потому что это не принято на Западе, что кто-то там обращается и говорит: "Ну что ты там снимал? Покажи!" А потом через каких-то моих знакомых стали спрашивать, что, мол, документальное кино – всегда большой оборот, ты много работаешь, а деньги небольшие, чего ты, такой проект, такой большой интерес, чего ты его не продаешь? Давай за твой бюджет, умноженный на два? Я не хотела даже это обсуждать. Потом мне позвонили и сказали: "Ты хотя бы сумму назови!"
– А кто это сказал?
– Люди, которые предлагали выкупить фильм, от кого-то. Дальние знакомые, я знаю, что они связаны с Россией. Эти люди – не представители государства, они делают совместные проекты России с Германией. Не думаю, чтобы они просили для себя. С другой стороны, странно: фильм был еще не готов, никто ничего не видел. Я думаю, что это психология такая: они думают, что мы там делаем, может, какая-то пропаганда против Олимпиады, антироссийский фильм. Они уже сразу так думают. У нас это вообще не было целью, и фильм не антироссийский, я считаю, вообще. Мы старались послушать все точки зрения.
– Но вы их не спрашивали, кто за ними стоит?
– Нет, потому что мне это было не очень интересно. Потому что я даже была обижена, что у меня такие вещи спрашивают. Все знают, что я это обсуждать не буду.
– Да, но это же интересно как раз с точки зрения документалистики, потому что фильм – о коррупции, и по-моему, это уже верх коррупции, когда сам фильм пытаются выкупить.
– С одной стороны, я была удивлена, что ко мне обращались, но с другой стороны, я не была удивлена. Я много времени провожу в России, и меня очень бесит представление о том, что все можно купить, что люди уже считают это нормальным и даже не задумываются, предлагая тебе деньги или прося у тебя деньги за какие-то услуги. Плюс я знаю, что были уже случаи, когда выкупали западные документальные фильмы.
– А пример вы можете привести?
– Коллега мой, немецкий продюсер, снимал полнометражный фильм, и к нему пришел неизвестный российский дистрибьютор и предложил ему большую сумму как минимальную гарантию. Потом дистрибьютор снял фильм со всех фестивалей, никуда не продал, было много проблем. Это был фильм "Рублевка", его снимали на Рублёвке 5-6 лет тому назад, – говорит Симоне Бауманн.
Попытка выкупить фильм пока была единственным способом давления на авторов фильма Putin's Games. Никаких угроз в адрес продюсера или режиссера не поступало. По словам Симоне Бауманн, они специально снимали только тех российских бизнесменов, чей бизнес был уже разрушен. В фильме принял участие российский олигарх Валерий Морозов, в прошлом – инвестор сразу нескольких объектов в окрестностях Сочи, которые потом в одночасье превратились в олимпийские. Морозов раскрывает свою схему, рассказывает, как ему угрожали. Теперь он живет в Лондоне. Симоне Бауманн говорит, что она и режиссер Александр Гентелев четко осознавали, что нельзя лезть в еще работающие схемы, показывать кто конкретно, какие чиновники где и сколько берут. Другой герой фильма – Петр Федин, бизнесмен, в 1990-е годы – основатель первого лыжного подъемника и зимней турбазы в Красной Поляне.
Петр Федин: "Они мне сказали, что мы, мол, тебя экономически задушим. Я сказал: я не боюсь экономически, потому что я маленький, я могу приспосабливаться. Но когда включают административный ресурс, здесь уж извините, я бессилен. Налоговая инспекция, всякие проверяющие, пожарные, могут прийти просто и тебя "закрыть", что, собственно, с нами и было. Ведь есть решение суда, оно смешное: закрыли предприятие "Альпика Сервис" за то, что мы не провели командно-штабные учения на случай возникновения войны. Это анекдот! Я воевал довольно долго, но когда вышел новый закон олимпийский, в принципе, стало понятно, что воевать бесполезно. Изымают, и ничего не компенсируют. Землю изымают, и даже подать на обжалование я не могу, в суд подать на это не могу. Суды – это же по указанию. Сказал губернатор – все, ты проиграл. Если мне вице-губернатор сказал: "Слушай, у Ходорковского тоже были документы, где он теперь?" Или мне менты сказали: ты ж понимаешь, если ты будешь дальше сопротивляться, тебе наркоту подбросят или оружие. Мы работали над своими проектами 17 лет. Пришли мегапроекты, они малый бизнес уничтожают, государство берет под себя полностью все, что здесь есть".
Петр Федин и другие местные старожилы выезжают вместе со съемочной группой на объекты, места для которых выбраны на редкость неудачно. Многие объекты слишком тяжелы для почвы, которая представляет собой болота неизвестной глубины, трамплин построен на склоне, где часты оползни, многоэтажки вообще смертельно опасно возводить в районах высокой сейсмичности, порт оказался невостребованным и пустует, строительство железной дороги и автотрассы через реку Мзымту изменило ее русло, и река еще может ответить. Вырубке подверглись уникальные субтропические леса Имеретинской низменности. Еще более драматичны судьбы людей, чьи дома были снесены. Кого-то целыми семьями переселили в тесные комнатушки, другим повезло еще меньше. Целый коттеджный поселок был признан районом незаконной застройки и без всяких компенсаций снесен.
– У нас получается очень хороший обзор пусть не всех, но части тем, по которым есть вопросы, – продолжает Симоне Бауманн. – Тема фильма: почему России нужна зимняя Олимпиада именно в субтропиках? И какой ценой? Сколько это стоит денег, сил, каковы последствия?
– А какой должна быть реакция западных стран на Олимпиаду? Вы теперь придерживаетесь позиции, что надо бойкотировать Игры?
– Запад смотрит на все это критически, но понятно, что Игры состоятся, спортсмены готовились 4 года. Я думаю, сейчас более глубокая проблема – это деятельность Международного олимпийского комитета. У меня очень много вопросов в адрес МОКа. Очень много.
– То есть, по всей видимости, это было купленное место?
– Ну даже пусть купленное, но их требования к тому, сколько Олимпиада должна стоить денег для организаторов... Коттеджный поселок, эти люди обратились к МОКу, и ни ответа, ни привета. МОКу по фигу, скажем так, какой ценой там проводятся игры, и это уже весь мир понимает. Вот было голосование в Мюнхене: хотят ли жители города предложить Мюнхен для проведения Игр 2022 года? Чуть ли не 60 процентов населения сказали: "Нет!" Люди понимают и уже не готовы ради больших дорогих мероприятий, которые по большому счету идут им в ущерб, жертвовать своим удобством, своими деньгами и своими перспективами. Вот основной вывод. А другой вывод таков: Сочи – это зеркало современной России. Но это для меня на втором месте, это не проблема Олимпийских игр именно в Сочи, это один из примеров. Если честно, я думаю, не русские коррупцию придумали. Они просто в одной компании с другими странами, где коррупция тоже имеет место.
– Если для западного зрителя интереснее тема неэтичности МОКа, российского зрителя наверняка больше волнует другая: не окажется ли Олимпиада бомбой замедленного действия не только для экологии Имеретинской низменности, но и для российского бюджета?
– Дело в том, что все крупные спортивные объекты вокруг Сочи строили российские олигархи с их компаниями, которые взяли очень большие кредиты у Внешторгбанка. Очень часто этих денег не хватало, приходилось еще просить о дополнительных кредитах. И этих денег они никогда не вернут. И своих денег не вернут. Окупятся ли эти проекты – большой вопрос. Я думаю, что это тоже большая проблема. Ведь в конце концов за это платить должно российское государство, – считает Симоне Бауманн.
По оценке еще одного героя фильма, оппозиционера Бориса Немцова, уроженца Сочи и автора доклада "Зимняя олимпиада в субтропиках", бюджет сочинского олимпийского строительства составил уже 50 миллиардов долларов. По данным доклада, это больше, чем расходы на все предыдущие зимние олимпиады, вместе взятые, а их было проведено уже 21.
Документальный фильм Putin's Games задумывался режиссером Александром Гентелевым как фарс – фильм о зимней Олимпиаде в российском городе, где не бывает снега. После нескольких лет тяжелых съемок получилась картина, хотя и не лишенная юмора, но все же глубоко трагичная. Еще во время работы над картиной ее продюсеру Симоне Бауманн предлагали крупную сумму денег, чтобы она продала проект.
– Я, если честно, вообще не знаю, кто конкретно за этим стоит. Мы представляли фильм, по-моему, здесь в Амстердаме в 2008 году. Потом мы нашли партнеров, нашли деньги – это продолжалось очень долго, пока не начались съемки. Следующий публичный питчинг состоялся весной этого года на телерынке в Каннах. Там мы выиграли, стали лучшим проектом, и все об этом писали. Эта информация попала в Россию. К нам стали обращаться разные люди, от Олимпийского комитета до каких-то телеканалов: незнакомые люди вдруг просили через моих знакомых в Москве то ли трейлер, то ли материалы, то ли начерно смонтированную версию. Я была удивлена, потому что этот проект, продюсерский и режиссерский, – не русский, деньги все не русские, я вообще не обязана кому-то что-то показывать до окончания производства фильма. Я, конечно, никому ничего не показала, потому что это не принято на Западе, что кто-то там обращается и говорит: "Ну что ты там снимал? Покажи!" А потом через каких-то моих знакомых стали спрашивать, что, мол, документальное кино – всегда большой оборот, ты много работаешь, а деньги небольшие, чего ты, такой проект, такой большой интерес, чего ты его не продаешь? Давай за твой бюджет, умноженный на два? Я не хотела даже это обсуждать. Потом мне позвонили и сказали: "Ты хотя бы сумму назови!"
– А кто это сказал?
– Люди, которые предлагали выкупить фильм, от кого-то. Дальние знакомые, я знаю, что они связаны с Россией. Эти люди – не представители государства, они делают совместные проекты России с Германией. Не думаю, чтобы они просили для себя. С другой стороны, странно: фильм был еще не готов, никто ничего не видел. Я думаю, что это психология такая: они думают, что мы там делаем, может, какая-то пропаганда против Олимпиады, антироссийский фильм. Они уже сразу так думают. У нас это вообще не было целью, и фильм не антироссийский, я считаю, вообще. Мы старались послушать все точки зрения.
– Но вы их не спрашивали, кто за ними стоит?
– Нет, потому что мне это было не очень интересно. Потому что я даже была обижена, что у меня такие вещи спрашивают. Все знают, что я это обсуждать не буду.
– Да, но это же интересно как раз с точки зрения документалистики, потому что фильм – о коррупции, и по-моему, это уже верх коррупции, когда сам фильм пытаются выкупить.
– С одной стороны, я была удивлена, что ко мне обращались, но с другой стороны, я не была удивлена. Я много времени провожу в России, и меня очень бесит представление о том, что все можно купить, что люди уже считают это нормальным и даже не задумываются, предлагая тебе деньги или прося у тебя деньги за какие-то услуги. Плюс я знаю, что были уже случаи, когда выкупали западные документальные фильмы.
– А пример вы можете привести?
– Коллега мой, немецкий продюсер, снимал полнометражный фильм, и к нему пришел неизвестный российский дистрибьютор и предложил ему большую сумму как минимальную гарантию. Потом дистрибьютор снял фильм со всех фестивалей, никуда не продал, было много проблем. Это был фильм "Рублевка", его снимали на Рублёвке 5-6 лет тому назад, – говорит Симоне Бауманн.
Попытка выкупить фильм пока была единственным способом давления на авторов фильма Putin's Games. Никаких угроз в адрес продюсера или режиссера не поступало. По словам Симоне Бауманн, они специально снимали только тех российских бизнесменов, чей бизнес был уже разрушен. В фильме принял участие российский олигарх Валерий Морозов, в прошлом – инвестор сразу нескольких объектов в окрестностях Сочи, которые потом в одночасье превратились в олимпийские. Морозов раскрывает свою схему, рассказывает, как ему угрожали. Теперь он живет в Лондоне. Симоне Бауманн говорит, что она и режиссер Александр Гентелев четко осознавали, что нельзя лезть в еще работающие схемы, показывать кто конкретно, какие чиновники где и сколько берут. Другой герой фильма – Петр Федин, бизнесмен, в 1990-е годы – основатель первого лыжного подъемника и зимней турбазы в Красной Поляне.
Петр Федин: "Они мне сказали, что мы, мол, тебя экономически задушим. Я сказал: я не боюсь экономически, потому что я маленький, я могу приспосабливаться. Но когда включают административный ресурс, здесь уж извините, я бессилен. Налоговая инспекция, всякие проверяющие, пожарные, могут прийти просто и тебя "закрыть", что, собственно, с нами и было. Ведь есть решение суда, оно смешное: закрыли предприятие "Альпика Сервис" за то, что мы не провели командно-штабные учения на случай возникновения войны. Это анекдот! Я воевал довольно долго, но когда вышел новый закон олимпийский, в принципе, стало понятно, что воевать бесполезно. Изымают, и ничего не компенсируют. Землю изымают, и даже подать на обжалование я не могу, в суд подать на это не могу. Суды – это же по указанию. Сказал губернатор – все, ты проиграл. Если мне вице-губернатор сказал: "Слушай, у Ходорковского тоже были документы, где он теперь?" Или мне менты сказали: ты ж понимаешь, если ты будешь дальше сопротивляться, тебе наркоту подбросят или оружие. Мы работали над своими проектами 17 лет. Пришли мегапроекты, они малый бизнес уничтожают, государство берет под себя полностью все, что здесь есть".
Петр Федин и другие местные старожилы выезжают вместе со съемочной группой на объекты, места для которых выбраны на редкость неудачно. Многие объекты слишком тяжелы для почвы, которая представляет собой болота неизвестной глубины, трамплин построен на склоне, где часты оползни, многоэтажки вообще смертельно опасно возводить в районах высокой сейсмичности, порт оказался невостребованным и пустует, строительство железной дороги и автотрассы через реку Мзымту изменило ее русло, и река еще может ответить. Вырубке подверглись уникальные субтропические леса Имеретинской низменности. Еще более драматичны судьбы людей, чьи дома были снесены. Кого-то целыми семьями переселили в тесные комнатушки, другим повезло еще меньше. Целый коттеджный поселок был признан районом незаконной застройки и без всяких компенсаций снесен.
– У нас получается очень хороший обзор пусть не всех, но части тем, по которым есть вопросы, – продолжает Симоне Бауманн. – Тема фильма: почему России нужна зимняя Олимпиада именно в субтропиках? И какой ценой? Сколько это стоит денег, сил, каковы последствия?
– А какой должна быть реакция западных стран на Олимпиаду? Вы теперь придерживаетесь позиции, что надо бойкотировать Игры?
– Запад смотрит на все это критически, но понятно, что Игры состоятся, спортсмены готовились 4 года. Я думаю, сейчас более глубокая проблема – это деятельность Международного олимпийского комитета. У меня очень много вопросов в адрес МОКа. Очень много.
– То есть, по всей видимости, это было купленное место?
– Ну даже пусть купленное, но их требования к тому, сколько Олимпиада должна стоить денег для организаторов... Коттеджный поселок, эти люди обратились к МОКу, и ни ответа, ни привета. МОКу по фигу, скажем так, какой ценой там проводятся игры, и это уже весь мир понимает. Вот было голосование в Мюнхене: хотят ли жители города предложить Мюнхен для проведения Игр 2022 года? Чуть ли не 60 процентов населения сказали: "Нет!" Люди понимают и уже не готовы ради больших дорогих мероприятий, которые по большому счету идут им в ущерб, жертвовать своим удобством, своими деньгами и своими перспективами. Вот основной вывод. А другой вывод таков: Сочи – это зеркало современной России. Но это для меня на втором месте, это не проблема Олимпийских игр именно в Сочи, это один из примеров. Если честно, я думаю, не русские коррупцию придумали. Они просто в одной компании с другими странами, где коррупция тоже имеет место.
– Если для западного зрителя интереснее тема неэтичности МОКа, российского зрителя наверняка больше волнует другая: не окажется ли Олимпиада бомбой замедленного действия не только для экологии Имеретинской низменности, но и для российского бюджета?
– Дело в том, что все крупные спортивные объекты вокруг Сочи строили российские олигархи с их компаниями, которые взяли очень большие кредиты у Внешторгбанка. Очень часто этих денег не хватало, приходилось еще просить о дополнительных кредитах. И этих денег они никогда не вернут. И своих денег не вернут. Окупятся ли эти проекты – большой вопрос. Я думаю, что это тоже большая проблема. Ведь в конце концов за это платить должно российское государство, – считает Симоне Бауманн.
По оценке еще одного героя фильма, оппозиционера Бориса Немцова, уроженца Сочи и автора доклада "Зимняя олимпиада в субтропиках", бюджет сочинского олимпийского строительства составил уже 50 миллиардов долларов. По данным доклада, это больше, чем расходы на все предыдущие зимние олимпиады, вместе взятые, а их было проведено уже 21.