В поисках утраченных хрущоб. Дарья Парамонова — о том, почему новые районы не назовут «пущобами»

– Мой друг, неутомимый Савранский, имеет приятеля-архитектора. Так тот утверждает, что по генплану наш теремок будут сносить.

– А нас куда?

– Да не волнуйся, Лев, правительство тебя не оставит.

Эта беседа героев полного ностальгии фильма "Покровские ворота" об "историческом процессе" исхода москвичей из "общих ульев" коммуналок в "личные гнезда" хрущевок снова может быть пущена в ход – только на этот раз уже знаменуя исход из тех самых хрущевок, в 50–60-е годы ставших спасением от катастрофической нехватки жилья в СССР.

"Я знаю настроения и ожидания москвичей. Ожидания связаны с тем, чтобы эти дома снести и на их месте новое жилье построить". Этой фразой президент России Владимир Путин обрек на снос оставшиеся в Москве пятиэтажки – на встрече 21 февраля с мэром города Сергеем Собяниным. В беседе Собянин, рассказывая о близящемся завершении начатой еще Лужковым программы частичного сноса хрущевок, вдруг перешел к оставшимся в Москве пятиэтажкам.

Из слов мэра следовало, что новая программа коснется 1,6 миллиона москвичей (в десять раз больше прежней). Снесено должно быть примерно 25 миллионов квадратных метров (около 8 тысячи домов). Собянин пообещал постараться переселять людей в те же районы, где они живут.

Эта короткая встреча породила бурю эмоций и страхов. Поначалу – из-за неясности сроков и масштабов: поскольку Собянин говорил об окончании прежней программы расселения хрущевок в 2017–2018 годах, могло показаться, что это невозможные сроки для нового – титанического – проекта. Позже Михаил Мень, министр строительства России, сказал, что проект рассчитан "минимум на 15–20 лет". Он назвал это "самым масштабным проектом не только по Москве, но и по всей стране", сообщил о законодательной инициативе, которая будет "менять подход к принципам переселения", при этом добавив, что переселенные люди получат квартиры поблизости или в аналогичных районах: "В Новую Москву специально переселять не будут".

Любознательные наблюдатели принялись изучать списки московских зданий и пришли к выводу, что речь может идти не только о "хрущевках", а обо всех пятиэтажках без лифтов, построенных до 1975 года. Сергей Шпилькин:

"Если я правильно выделил "8000 собянинских пятиэтажек", то это примерно 30 миллионов квадратных метров общей площади. Новое строительство будет больше – скромно предположим, что в два раза. Это 60 миллионов квадратных метров.

По данным Госкомстата, наибольший ввод жилья в России строительными организациями был в 2015 году – 50 миллионов квадратных метров по стране. Это значит, что реализация плана Собянина растянется на долгие годы. Учитывая, какую гуманитарную катастрофу этот талантливый менеджер устроил из обычного ремонта подземных переходов, это будет нечто (и последнее: надо помнить, что дело происходит в стране, которая так и не смогла построить 50 тысяч квартир для ветеранов войны)".

Вслед за критикой появились и протесты. По сети уже ходит петиция, обращенная к президенту и мэру:

"Мэр Собянин решил в срочном порядке снести все московские "пятиэтажки" (под которыми понимаются также и трех-четырехэтажные дома). Речь идет о тотальном сносе нескольких тысяч жилых домов, по большей части не аварийных и вполне пригодных для жилья, с принудительным переселением людей в новостройки на окраинах. Собянин, впрочем, говорит, что людей будут переселять в те же районы, где они живут. Но это явная ложь: при таких объемах сноса переселить можно только на окраины. Очевидно, что всё это нужно для одной цели: освободить площади под многоэтажную уплотнительную застройку. Потому что земля в Москве дорогая, а люди, по мнению городских властей, – дешевые. Но приближаются выборы мэра, и это дает нам возможность показать властям, что наше мнение чего-то стоит".

Существует несколько предположений, зачем властям понадобилось объявлять о столь масштабной программе.

"Коммерческая" версия. Поначалу появились предположения, что одной из причин проекта по переселению людей в новое жилье стало большое количество "неликвида" – нераспроданных квартир в новостройках. Однако сейчас, по оценкам девелоперов, в новостройках непроданными остаются 1,5–2 миллиона квадратных метров, на порядок меньше 25 миллионов, намеченных под снос (а для расселения людей понадобятся минимум 50 миллионов). То есть сам по себе "неликвид" не может быть причиной появления подобной титанической программы, оцениваемой в три триллиона рублей, хотя в целом она очень выгодна строительному комплексу.

"Социально-инженерная" версия проекта – что это попытка властей поменять местами пенсионеров – обитателей "хрущевок" и людей, живущих за МКАД и работающих в Москве, которые каждый день миллионами ездят на работу и обратно, перегружая транспорт: "С помощью этой программы происходит массовое переселение трудоспособного населения в центральную часть города, пенсионеры уезжают жить на выселки, но в квартиру большего метража, банки в восторге, строители в восторге, мэрия в восторге. Ну и департамент транспорта тоже в восторге… Правда, Москва в результате превращается в какой-то уродливый Гонконг, но чего не сделаешь ради великой цели..." Власти, впрочем, настойчиво заверяют, что не собираются массово переселять людей в другие районы.

Есть предвыборная версия – однако теперь очевидно, что реализация программы потребует многих лет, и выборы 2018 года слишком близки в этих временных масштабах. Кроме того, по опыту прежней программы, расселение домов, даже такого качества, как хрущевки, оставляет многих людей недовольными и сопровождается судами и скандалами.
Окончательных снос пятиэтажек можно сравнивать только с эпохой их строительства, пишет в "Ведомостях" публицист Максим Трудолюбов: "Хрущевки и более поздние панельные дома, которыми покрыто до 80% территории большинства бывших советских городов, суть эхо нерыночной индустриализации и войны. Они были пожарным спасением от разрастания социальной черной дыры, созданной советским государством. Пожарное решение задержалось на десятки лет и определило облик и образ жизни всех горожан СССР и постсоветских стран. То, что предлагает московская мэрия, есть ни много ни мало ответ на эхо индустриализации. Человек, под руководством которого этот проект будет (если будет) осуществлен, войдет в историю. Проект настолько гигантский, что задачами кормления от стройбизнеса его не объяснишь. Он больше и любой предвыборной логики, потому что затянется на десятилетия и завалит работой проектировщиков и строителей".

Есть искушение говорить об эстетических предпочтениях власти: градостроительство лучше всего проявляет их идеологию. Сталин строил парадные высотки и беспокоился, что подумают иностранцы о городе без небоскребов, Хрущев отверг "украшательство" и занялся массовым строительством, в постсоветскую эпоху Москва распалась на индивидуальные проекты. Каталогизатор архитектуры лужковской Москвы, автор книги "Грибы, мутанты и другие" Дарья Парамонова не сомневается, что проект сноса хрущевок будет выгоден строительной отрасли:

– Безусловно, экономическая подоплека у строительства – очень важный элемент. Из каких бы соображений – экономических или эстетических – ни исходили при этом решении, экономика, безусловно, в этом присутствует. Пятиэтажки будут заменять на панельное строительство. Панельное строительство – большая работающая экономическая система, это заводы, серии. Это машина, запущенная еще в советские годы и по-прежнему высокоэффективная. Что касается эстетики – мне кажется неправильным сразу ярлык вешать.

История про снос пятиэтажек висит еще со времен правления Юрия Михайловича. Если считать это попыткой придать новый облик этим районам, то ее реализация никакой критики не выдерживает. Пятиэтажки, понятно, не очень качественно были сделаны, но у них была задана очень правильная масштабная сетка, которую при реконструкции совершенно утратили. И очевидно, что никто не думает о комплексной реализации подобных проектов с точки зрения архитектурных, градостроительных решений. Это очень грустная картина. Когда начиналась история со строительством капитализма в России, то одним из пунктов программы был отказ от панельного типового строительства, в том числе высотного, – в пользу низкоэтажной индивидуальной застройки с высокой плотностью. Этот пункт программы был актуален первое пятилетие, потом слетел с повестки, потому что его экономическое обоснование не было ни продумано, ни правильно просчитано. Строительство точечное, высотное – как можно выше и как можно проще – как было, так и осталось, только еще больше набрало обороты. Может быть, мотивацией сноса хрущевок и является идея придать современный облик районам с пятиэтажками, но тут возникает вопрос, каковы представления [инициаторов проекта] об этой эстетике. Я думаю, они сильно расходятся с представлениями профессионального сообщества о том, что такое хорошо.

– Я правильно понимаю вашу мысль – пятиэтажки, может, и некачественное жилье, но городская среда лучше, чем точечная застройка большими домами?

– Есть геометрические параметры при планировке микрорайонов. Расстояние между домами рассчитывается исходя из высоты дома. Чем дом ниже, тем плотность выше и между домами меньше расстояние. Соответственно, районы, застроенные пятиэтажками, обладали, если упрощенно назвать, человеческим масштабом. Компактно организованное дворовое пространство, небольшое расстояние между домами – это то, что называется уютно. Плюс – поскольку эти районы были построены довольно давно – они сильно заросли деревьями, из-за них, по большому счету, вы пятиэтажек не видите. То есть застройка, если поэтически говорить, утопает в зелени. И все районы пятиэтажек, особенно первой волны, – самые уютные, чем-то напоминающие своим масштабом горячо любимые российской публикой европейские города. Это все сомасштабно человеку. А когда вы строите высотные дома, вы должны разносить их гораздо дальше – это создает невероятные пустые пространства, которые дальше нужно осваивать парковками, чем-то еще. Изысканности планировки тут трудно достичь, если не изменятся нормы, которые регулируют эти состояния. Например, в Гонконге или Шанхае высотные дома очень плотно друг к другу ставятся – там другое количество света и другие нормативы. По нашим нормативам нельзя так плотно строить на небольших участках, и у нас другое количество солнца.

Поэтому, когда переформатируются пятиэтажные кварталы, теряется человеческий масштаб. Это очень печальная картина. Я выросла в районе Измайлово, по большей части застроенном пятиэтажками, которые по сути были единым жилым массивом, утопающим в зелени. Сейчас эти пятиэтажки частично или кварталами сносятся, на их месте строят высотные дома и совершенно разрушается масштаб городской застройки. Так делалось лет 10–15 лет назад. Сейчас мы, конечно, одержимы благоустройством, понятием человеческого масштаба, и я надеюсь, что если эта программа сноса будет реализована, то прежний опыт будет учтен. Но сейчас он практически повторяется. Есть норматив, как высотные дома размещаются в пространстве, и в принципе, создать уютную и человеческую атмосферу очень сложно. Когда говорят, что снесут, но построят дома больше, – мы понимаем, что среда будет более разреженная, менее плотная. А плотность важный показатель: нам неслучайно нравится жить в центре Москвы, где довольно высокая плотность застройки.

– Плотность застройки и плотность населения – тут необходимо пояснение. Все боятся застройки огромными домами, где не протолкнуться и инфраструктура не подготовлена.

– Это другой аспект. Когда в одном доме живет не сто человек, а тысяча, то возникает большая нагрузка и на сам дом, и на окружающую инфраструктуру. У одного дома появляются огромные парковки вместо того, чтобы распределить их равномерно у нескольких домов. При низкой этажности нагрузка на каждый объект инфраструктуры меньше. Например, в Голландии нехватка земли, почему они не застроили все высотными домами? Потому что при правильных расчетах можно доказать, что количество людей, которые размещаются при низкоэтажной и более плотной застройке, выше, чем при высотной. В целом, эффективность с точки зрения количества людей на квадратный метр – большой вопрос. Если взять один квартал с пятиэтажками и посчитать, сколько людей живет сейчас и сколько может жить, когда поставят высотки, – я не думаю, что будет большая разница, но тип застройки изменится радикально.

– Посмотрим с идеологической точки зрения. Снос пятиэтажек завершает эпоху хрущевок, массового жилищного строительства, которая сама была существенным переходом от сталинской концепции "представительской" архитектуры. После падения Советского Союза, как следовало из вашей книги, все в значительной степени развалилось на частные, индивидуальные проекты. Объявленное массовое строительство может что-то означать идеологически, можно что-то сказать нам об устремлениях властей?

– Массовое строительство никуда из нашей жизни не девалось и, наверное, никогда никуда не денется. Заводы как производили "панели", так и будут производить. При Лужкове изменился масштаб производимых серий, прежде всего, выросла этажность. В представлении того времени развивающийся город – это город, который растет вверх. Когда осовременивали серии, которые производились до распада Советского Союза, автоматически считалось, что серия, которая выше, – более современная. Считалось, что старые серии – унылые, сизые какие-то – и вот мы их покрасим в разные цвета, приделаем эркеры, как-то индивидуализируем, чтобы придать выразительность, знаменующую разрыв с советским прошлым. В этом смысле нынешнее массовое строительство принципиально ничем не отличается от того, что было при Лужкове и вообще от всей идеологии массового строительства. У нас большая страна, у нас всегда проблемы с жильем. Сейчас новый этап. Когда-то надо было людей из бараков с туалетом на улице переселить в более-менее адекватные условия, то есть в квартиру, – и мы перебрались. Теперь мы понимаем, что эта квартира невероятно маленькая, не соответствует элементарным современным представлениям о зонировании, там один человек с трудом может жить, – поэтому мы пытаемся провести очередную модернизацию панельного строительства. Мы много чего пытаемся модернизировать в последнее время в разных сферах нашей жизни.

Сейчас общая идея, что городская среда чрезвычайно важна, потому что может обеспечивать большую экономическую активность человека. Насколько эта идея реализуется в проекте сноса хрущевок, мне сложно сказать. Я думаю, проект оценивается не изнутри, не с точки зрения будущего пользователя квартиры, а внешне – как дом стоит на улице, как он снаружи смотрится. Важно, чтобы было красивенько, аккуратненько, обновленно. Если говорить про эстетику, то она скорее про внешний вид застройки, чем про ее содержание. Это проблема, потому что нужно всегда отталкиваться от пользователя и функциональных проблем. Как в новых районах будут решаться задачи с инфраструктурой, с парковками, с транспортом – непонятно. Сегодня хорошо проработанной идеологии нового типа жилья просто нет. Чтобы ее создать, нужна большая междисциплинарная работа – архитекторов, экономистов, антропологов. То, что сейчас будут делать, скорее всего, будет чуть-чуть припудренной версией тех же панельных домов. Или даже не припудренной. Это просто инерционное продолжение того, что было.

Я не разделяю всеобщего удивления из-за появления нового проекта. Пятиэтажки были первыми на снос еще при Лужкове. Странно, что к этому вопросу не вернулись раньше, потому что они жертвы номер один, когда руки чешутся что-нибудь поправить. И там много вещей, которые, к сожалению, будут утрачены в силу того, что они недооценены. Самый радикальный пример катастрофической непродуманности новых кварталов – это районы типа Братиславская, Марьино: широченные гигантские проспекты, которые не могут быть освоены никакой инфраструктурой, никаким озеленением, и вдоль них тянутся гигантские дома-муравейники – это самое депрессивное для меня пространство. Вот как эта тенденция была заложена очень сомнительными идеологическими представлениями о том, как должен современный город развиваться, так она на тех же лыжах и едет. Жилье – это большая, сложная, интересная тема, которая должна на какой-то научной базе развиваться, а не быть порождением домостроительных комбинатов, чем оно по сути дела является.

– Назовут когда-нибудь эти новые микрорайоны не "хрущобами", а "пущобами"?

– Нет. Присвоить имя нынешнего правителя могли бы, если бы была какая-то новая составляющая. А по тому, что мы знаем, нет повода предполагать эту новую составляющую. Это история, продолжающаяся с советских времен, пережившая модернизацию, обедневшая по дороге, растерявшая правильные социальные параметры, которые были в первых хрущевках, порой приобретающая черты монстра в зависимости от того, как тот или иной строительный комбинат считает нужным приукрасить конкретный дом. Вряд ли эта абсолютно инерционная история получит название, связанное с конкретным периодом. Если вдруг волшебным стечением обстоятельств будет введена какая-то новая идеология этого строительства – неважно, успешная или нет, – может появиться какое-то название. Но только эти "-щобы", что бы перед ними ни стояло, подразумевают некую негативную оценку качества жилья или пространства. Однако никто не называет все эти Куркино никакими "-щобами", считается, что это вполне себе ничего. Нередко появляются фотографии невероятных по антигуманности пространств, которые тоже никакими "-щобами" не называются. То есть у нас знания о том, какое пространство хорошее, какое плохое, настолько низки, нам настолько не с чем сравнивать, что кажется, что все что угодно лучше, чем было. Хрущевки облезлые, текут, панели чуть ли не на улицу вываливаются – и все что угодно лучше, чем они.

– Во время сноса ларьков вы писали: "Когда в нашей стране закончился коммунизм, сменившая его рыночная экономика подразумевала, что человек может разными способами зарабатывать деньги. И сейчас разрушается важная составляющая свободы любой предпринимательской деятельности. В городском пространстве, в столице и особенно в таком городе, как Москва, человеку места не остается. Город воспринимается исключительно как пространство для больших важных событий и масштабных проектов, а горожанин становится, прямо скажем, лишним. Так что индивидуальный предприниматель, на котором держится рыночная экономика, видимо, перестает вписываться в городскую экономику". Сейчас вы произнесли фразу об антигуманности спальных районов. Это можно понять аналогично. Спальные районы антигуманны, значит, они против человека, не человекоцентричны. Снос хрущевок, значит, тоже удар по живому городу?

– С точки зрения того, какими параметрами эти районы обладают, конечно. Отрицательные качества хрущевской застройки связаны прежде всего с качеством строительства – пожалуй, слишком экономичные параметры по количеству квадратных метров на человека, пожалуй, слишком компактные (хотя в городах, где ценится квадратный метр, например в Гонконге, квартира в 25 квадратных метров – вполне себе квартира. Тем не менее, из всей застройки послесталинских времен хрущевская застройка, само пространство, которое было сформировано, – абсолютно жизнеспособное, совершенно актуальное и вполне могло бы быть частью московской типовой застройки, если бы сами дома были качественными. Поэтому, конечно, их жалко. При том масштабном строительстве, которое мы предполагаем, скорее всего, пострадает и озеленение, которое за эти годы сложилось, – ни одна стройка не может, даже если это немецкие строители, бережно относиться к озеленению. Скорее всего, уйдут планировочные решения, которые на самом деле обладали очень нужным масштабом. Это грустно. Я не думаю, что застройка, которая сейчас формируется, будет исходить из наших современных представлений о комфортной среде.

Что же до сноса как явления – у нас все время есть ужасная жажда что-то сносить. Мы не хотим модернизацию проводить, мы хотим что-нибудь снести и на этом месте что-то новое построить. Это вообще большая проблема культуры, потому что мы не можем развивать вещи, мы все время хотим переписывать их заново. Меня это больше беспокоит, чем то, на что мы их меняем: почему мы все время хотим чего-то снести вместо того, чтобы производить какое-то качественное обновление уже существующего контекста. Когда мы говорим, что будем переделывать район с хрущевками, мы понимаем, что он будет полностью уничтожен и на его месте вырастет что-то другое – вместо того, чтобы использовать прежнее как основу и на ней выращивать новое. Если провести исследование, кому где больше нравится жить, мне почему-то кажется, что хрущевские дома будут большим положительным рейтингом пользоваться, чем современные застройки.