Бывший полицейский рассказал «Новой газете» о пытках и внесудебных казнях в Чечне

Грозный

Бывший старший сержант престижного полка имени Кадырова Сулейман Гезмахмаев рассказал изданию "Новая газета" о том, что в подвалах на территории полка пытают людей, а некоторых казнят на месте – без суда и следствия. Расследованием массовой внесудебной расправы в Чечне, которая произошла в январе 2017-го, уже несколько лет занимается "Новая газета". По данным издания, тогда чеченские власти казнили по меньшей мере 27 человек. Гезмахмаев стал первым не анонимным источником, а свидетелем произошедшего, который об этом рассказал прессе.

Что произошло и что рассказал Гезмахмаев

В ночь на 18 декабря 2016 года в Грозном произошло несколько нападений на полицейских. Началась перестрелка, по информации властей, нападавшие пытались завладеть оружием силовиков. На следующий день глава Чечни Рамзан Кадыров сообщил, что участники нападения "пойманы и нейтрализованы".

Your browser doesn’t support HTML5

Что бывший полицейский рассказал о пытках и внесудебных казнях в Чечне

В течение следующих нескольких недель силовики задержали по подозрению в причастности к атакам на полицейских десятки человек. Часть из них отпустили, часть осудили и отправили отбывать наказание. Оставалось еще 27 человек. О том, что их, предположительно, убили после задержания, "Новая газета" впервые рассказала летом 2017 года, тогда же издание обратилось в Следственный комитет с требованием провести проверку. Дело так и не было возбуждено.

Спустя несколько месяцев после предполагаемых казней из органов уволился старший сержант полка имени Кадырова Сулейман Гезмахмаев – непосредственный участник событий. Он рассказал, как из задержанных выбивали показания в подвалах.

"Пытки током проводятся при помощи специального устройства размером 25-30 сантиметров коричневого цвета, энергия вырабатывается механическим способом, вращая ручку, также используются бытовые розетки. Экзекуция продолжается несколько часов, затем дают "отдохнуть", – рассказал собеседник "Новой газеты". – Если задержанный не признается, то через час или два пытка начинается повторно, так продолжается до тех пор, пока лицо не признается или погибнет”.

Все это происходило на территории 2-го полка патрульно-постовой службы имени Кадырова, на окраине Грозного. Именно сюда приходил с проверкой Следственный комитет по жалобе "Новой газеты". Изданию по результатам проверки достался план территории. Выяснилось, что следователи по какой-то причине не стали осматривать здание, отмеченное номером 8. Именно там, по словам Гезмахмаева, был расположен спортзал, куда и привозили людей.

В подвалах здания, разделенном на комнаты, в душевых и служебных помещениях находились несколько десятков задержанных, именно здесь практически в каждой комнате в центр потолка был вмонтирован крюк. К нему вниз головой подвешивали задержанных, чтобы затем опускать в бочку с водой, утверждает бывший полицейский, и так держали, пока человек не начинал биться в судорогах.

Старший сержант Сулейман Гезмахмаев рассказал и о том, как проходили казни задержанных. Он подтвердил внесудебную расправу над 13 людьми из списка "Новой газеты". Их поименно вызывали, давали подписать пустой бланк "Подписка о невыезде" и везли от здания спортзала к казарме со стороны улицы Коперника. Первых двоих, по словам Гезмахмаева, убили выстрелами в голову в подвале казармы. На казни присутствовал глава администрации Шалинского района Чечни Турпал-Али Ибрагимов и его охрана, они и казнили задержанных, говорит Гезмахмаев, а находившийся в соседней комнате тогдашний командир полка пришел на звуки выстрелов и сказал, что от пятен и запаха крови будет тяжело избавиться. Тогда палачи поменяли тактику.

"Аслан Ирасханов предложил для сокрытия преступления умерщвлять путем асфиксии. Остальные были задушены канатом-альпинист, – говорит бывший полицейский. – Преступление происходило следующим способом: лицо кладется на живот, несколько человек держат за ноги и спину, на шею накидывается канат, который двумя руками тянется вверх, ногу палач ставит своей жертве на шею или на затылок. Все 13 человек были казнены в данной комнате".

Источник "Новой газеты" Сулейман Гезмахмаев сам принимал участие в спецмероприятиях по задержанию сотен жителей Чечни и охранял в подвале спортзала полка имени Кадырова минимум 56 задержанных. По его словам, Аслан Ирасханов не мог быть самым высокопоставленным лицом в цепочке принятия решений. Абузайд Висмурадов, ныне чеченский вице-премьер, а тогда – командир специального отряда быстрого реагирования "Терек", регулярно приезжал в полк в те дни. Гезмахмаев считает, что именно Висмурадов контролировал весь процесс – от задержания до казни, но он в свою очередь не мог бы отдать приказ убить без санкции лично Рамзана Кадырова.

Что известно о полку имени Ахмата Кадырова

Источник "Новой газеты" Сулейман Гезмахмаев служил в полку имени Ахмата Кадырова, он входит в состав Росгвардии и занимается преимущественно охраной главы Чечни. Гезмахмаев рассказал "Новой" о том, как устроена служба в кадыровском полку и какую роль играет в ней глава республики.

Your browser doesn’t support HTML5

Что известно о полку имени Ахмата Кадырова


Конец декабря 2014-го. По федеральным российским каналам проходят сюжеты об армии Рамзана Кадырова – она же боевая пехота Путина. Тысячи силовиков в форме. Смотрины на стадионе Кадыров устраивал не единожды, но вот бывший служащий батальона Сулейман Гезмахмаев говорит, что силовики на эти мероприятия приходят без оружия, за исключением приближенных к Кадырову.

В обязанности силовиков входят помимо прочего спецоперации по отлову боевиков и сторонников так называемого "Исламского государства". Часто после того, как спецоперация закончена, на место приезжает сам Рамзан Кадыров и произносит речь. Иногда Кадыров и сам руководит подобными операциями. Однако Гезмахмаев утверждает, что это – постановка специально для камер регионального телевидения.

"Спецоперацией это трудно было назвать. Четверых задержанных привезли на Карпинку безоружными, приказали сбежать с пригорка и постреляли как зайцев. Но и тогда Кадыров приехал после того, как их уже убили. Мы нужны были, чтобы охранять его, когда он гонял броневик туда-сюда под камеры", – говорит бывший полицейский.


Поимка боевиков – способ повысить показатели полка и получить премию. Пойманного боевика в полку называют "результат". Но далеко не всегда, по словам Гезмахмаева, речь идет о настоящих участниках бандформирований.

"Результат" можно делать в ходе реального КТО (контртеррористической операции – НВ), но легче кого-то поймать, продержать в подвале, пока не отрастет борода, а потом вывезти в лес и под видом боевика ликвидировать. Это называется "подготовить на результат". Я услышал это [выражение], как только устроился в полк".

Сулейман Гезмахмаев рассказывает, что часть оружия боевиков, конфискованного во время спецопераций, силовики забирали себе, оно никак не оформлялось, а впоследствии использовалось для улучшения показателей и продления режима контртеррористической операции.

"У каждого начальника РОВД есть доверенные лица из числа сотрудников, которые делают грязную работу. Им дают оружие боевиков, и они обстреливают какой-нибудь КПП или воинскую часть. И опять в республике вводят усиленный режим. Если кого-то из этих людей убивают в перестрелке, их задним числом увольняют и объявляют в федеральный розыск как пособников террористов", – говорит он.

Похожая история произошла с бывшим заместителем командира батальона "Север" Зауром Дадаевым, именно он, согласно материалам соответствующего уголовного дела, расстрелял на Большом Москворецком мосту политика Бориса Немцова. Вскоре после того, как причастность Дадаева была установлена, МВД Чечни объявило, что за два месяца до убийства Немцова Дадаев сначала ушел в отпуск, а затем и вовсе уволился из органов.

Как Гезмахмаев бежал из Чечни

Вскоре после внесудебных расправ над задержанными в подвале казармы полка Сулейман Гезмахмаев уволился из органов. Уже весной 2017-го он вместе с семьей уехал сначала из Чечни, а затем и из России.
Миграционная служба Германии отказала семье Гезмахмаевых в убежище. Согласно закону ЕС, на статус беженца можно претендовать лишь в той стране Евросоюза, где ты впервые пересек границу. Гезмахмаевы приехали в Польшу через Беларусь, но сочли, что оставаться там небезопасно. В Польше довольно большая чеченская диаспора, и многие ее члены сотрудничают с режимом Рамзана Кадырова.

Гезмахмаев хотел рассказать о том, что происходило в подвалах на территории полка. Для этого "Новой газете" в сотрудничестве с ЛГБТ-сетью пришлось организовать свою спецоперацию. Семью тайно вернули в Россию, где они полтора года жили в режиме "добровольного домашнего ареста", почти не покидая квартиру. И все это время журналисты и правозащитники работали над тем, чтобы уже легально вывезти Гезмахмаева в Европу и обеспечить ему там безопасность.

Вероника Лапина, глава Северокавказского департамента ЛГБТ-сети, рассказала Настоящему Времени о том, как они помогали семье бывшего полицейского и с какими трудностями столкнулись:

Your browser doesn’t support HTML5

Как ЛГБТ-сеть помогла бывшему полицейскому бежать из Чечни

– "Новая газета" пишет, что Российская ЛГБТ-сеть сделала невероятно много для того, чтобы вывезти Гезмахмаева и его семью из России. Вы можете рассказать, в чем именно заключалась работа вашей организации?

– Во-первых, мы довольно много времени потратили на то, чтобы просто дождаться отмены запрета на въезд Сулеймана и его семьи обратно в Европу, так как их депортировали, они не могли въехать довольно длительное время обратно. А все это время мы потратили на то, чтобы опросить его, чтобы собрать все необходимые доказательства и всю основу для того, чтобы, собственно, эта история получила какое-то освещение. И как только мы поняли, что у нас есть возможность вывезти Сулеймана, мы его, соответственно, вывезли. Куда вывезли, мы, конечно, сказать не можем.

– Я понимаю, в целях его безопасности в первую очередь. А как вы прятали его в России? Он все-таки полтора года находился в стране и, по факту, не выходил из помещения почти никуда?

– Ну как, у нас есть система шелтеров, которая существует с 2017 года, так как мы работали и продолжаем работать для помощи пострадавшим от пыток и различных других форм бесчеловечного обращения. Мы меняли время от времени его местонахождение, у нас была создана определенная система наблюдения, созданы безопасные каналы коммуникации – в принципе, все довольно стандартно. До его каких-то публичных обращений, в принципе, у нас не было необходимости усиливать как-то очень интенсивно какие-то средства для того, чтобы обеспечивать ему безопасность.

То есть это очень базовые вещи: не связываться с людьми, которые могут рассказать о том, где он, не общаться, общаться по минимуму с родственниками, стараться не пользоваться никакими средствами, например, банковской карточкой, по которой его можно отследить, где он, например, расплачивается, в каких магазинах неподалеку от его дома. То есть какие-то очень базовые вещи.

– А как конкретно помогали выезжать из России?

– Что именно вы хотите узнать?

– То, что вы можете рассказать. Я понимаю, что вопрос несколько ставит, возможно, вас в тупик, и вы выбираете слова, чтобы каким-то образом не раскрыть ту деятельность, которой вы занимаетесь, и это не стало предметом расследования для российских спецслужб. Но тем не менее что бы вы могли рассказать о помощи для выезда из России?

– Давайте скажем так, что, в принципе, выезд любого человека, который может находиться в опасности, из России – это не самая простая история. То есть это не одномоментный, не сели на самолет и не улетели, это сложная многоходовочка, если можно так сказать. То есть это очень длительный и очень тщательный отбор маршрутов, это проверка постов, в том числе постов ДПС, выбор места, где человек будет переходить границу. Это все учитывается, когда простраивается маршрут для выезда для человека или для выезда людей, которые находятся в опасности.

То есть здесь универсального правила нет, здесь скорее требуется индивидуальный подход, и нам необходимо учитывать очень большое количество рисков, и иногда риски обнаруживаются там, где их совсем не ждешь.

– Бывший силовик Сулейман Гезмахмаев рассказывает в той публикации "Новой газеты" о том, что он и сам принимал участие, во всяком случае, в задержании и в охране тех задержанных, о которых идет речь, в отношении которых была проведена внесудебная казнь. А как к запросам предоставить убежище реагируют в странах Европы или в Америке, зная или не зная, тут, может быть, вы подскажете, что человек занимался непосредственно вот этим?

– Да, наверное, с Сулейманом был один из самых сложных наших кейсов, просто потому что никогда с людьми, которых на английском языке называют whistleblowers, а на русском я не знаю, как это сказать, как к ним относятся другие государства. То есть в основном мы работали все-таки с пострадавшими от насилия, от полицейского насилия, от пыток. А здесь у нас был абсолютно "не наш" кейс. То есть нет кейсов наших и не наших в этой ситуации, помогать мы должны по максимуму. Но при этом здесь получалось так, что мы начинаем просить для человека, который смотрит извне, очень часто кажется, что вдруг мы начинаем работать с человеком, который находится по ту сторону от наших основных благополучателей.

Наверное, здесь самым сложным было объяснить насколько, как вы уже в эфире сказали, уникальный этот человек за всю, наверное, большую чеченскую историю нашей правозащитной войны с чеченскими силовиками, которые устраивают внесудебные расправы, участвуют в пытках, то есть в принципе потворствуют тому режиму Рамзана Кадырова, который сейчас устанавливается в Чечне. И несмотря на то, что Сулейман действительно участвовал в задержаниях, его показания помогают нам решить ту проблему, по крайней мере попытаться сделать шаг навстречу решению той проблемы, которую мы не можем решить уже довольно длительное время.

– Вероника, а если не раскрывать подробностей, есть ли вообще шансы, что так же открыто о происходящем в Чечне будут рассказывать другие чеченские силовики?

– Мы можем только надеяться. Мы надеемся, что пример Сулеймана сделает возможным такие же показания, в том же объеме для других силовиков, которые точно так же верили во что-то другое, а встретились с этой машиной насилия, которая, собственно, существует в Чечне. Есть у меня [ощущение], я не думаю, что, наверное, мои коллеги разделяют это мнение, что не все в Чечне, даже не все силовики в Чечне хотят участвовать в этих, так скажем, насильственных действиях, они скорее вынуждены, потому что нет другой возможности у них, к сожалению.