«С Путиным будут разговаривать вдвоем». Как и почему Европа «берет себя в руки»

Переговоры Эммануэля Макрона с Владимиром Путиным в Версале оказались весьма прохладными. Французский президент не упустил возможности сказать российскому лидеру множество неприятных вещей – о союзнике Кремля Башаре Асаде, "агентах-пропагандистах" из российских СМИ, пытавшихся повлиять на исход французских выборов, и о преследованиях геев в Чечне. Путин явно оборонялся и чувствовал себя неуютно.

Более того, в день переговоров Макрона с Путиным было объявлено о прибытии во Францию первого ЛГБТ-беженца из Чечни. Вряд ли этот жест остался незамеченным в Москве.

​"Франция принимает ЛГБТ-беженцев из Чечни в день визита Путина в Версаль. Горжусь моим президентом Макроном!"

​

Новый лидер Франции, похоже, решил демонстрировать характер на каждой из своих встреч с теми политиками, чьи отношения с его страной и Европой выглядят неоднозначными. До этого пресса много писала о "битве рукопожатий" между Макроном и президентом США Дональдом Трампом. Когда президенты подали друг другу руки на саммите НАТО в Брюсселе, их рукопожатие выглядело как поединок.

​"Макрон говорит, что [такое] рукопожатие с Трампом не было случайностью: нужно показать, что не идешь даже на маленькие, символические уступки".

Поэтому многие внимательно следили за тем, каким будет рукопожатие Макрона и Путина.

​"Трамп, должно быть, проговорился Путину о рукопожатии Макрона!"

А вот отношения нового президента Франции и канцлера ФРГ Ангелы Меркель, судя по всему, развиваются весьма неплохо. Первым зарубежным визитом Макрона после вступления в должность стала поездка в Берлин. Несколько министров, вошедших в новое правительство Франции, известны своими тесными связями с Германией. При этом теплые беседы Макрона и Меркель сопровождаются с немецкой стороны жесткими заявлениями канцлера о том, что после Брекзита и избрания Дональда Трампа президентом Европейский союз "не может более зависеть" от США и Великобритании. По словам Меркель, Европе следует "брать свое будущее в собственные руки – безусловно, оставаясь друзьями с Соединенными Штатами и Великобританией и добрыми соседями повсюду, где это возможно, даже с Россией".

В понедельник представитель канцлера Штеффен Зайберт попытался сгладить ситуацию, заявив, что Меркель "просто честно говорит с США", являясь "убежденной атлантисткой". Однако в тот же день масла в огонь подлил министр иностранных дел ФРГ Зигмар Габриэль, назвавший "близорукой" политику новой администрации США, прежде всего в области экологии – Дональд Трамп выступает против участия своей страны в международных соглашениях по борьбе с климатическими изменениями. "Близорукая политика американского правительства противостоит интересам Евросоюза", – сказал Габриэль, отметив, что "Запад стал меньше, по крайней мере, он стал слабее".

Почему европейские лидеры вдруг заговорили столь жестким языком и что означает обозначенное Ангелой Меркель стремление ЕС "взять свою судьбу в собственные руки"? Об этом в интервью Радио Свобода рассуждает бывший заместитель председателя Европарламента, специалист по проблемам европейской интеграции, чешский политолог и социолог Либор Роучек.

Либор Роучек

– Переговоры Владимира Путина с Эммануэлем Макроном в Версале – первая российско-французская встреча на высшем уровне после избрания Макрона президентом Франции. Особой теплоты от этих переговоров ждать было трудно: Кремль активно поддерживал на выборах другого кандидата – Марин Ле Пен, избирательный штаб Макрона заявлял о вмешательстве российских СМИ в предвыборную кампанию во Франции и хакерских атаках. Зачем понадобилось встречаться – прежде всего французскому президенту?

– Думаю, Эммануэль Макрон хочет показать, что он ведет политику открытости по отношению к внешнему миру, в том числе и России. Тем самым он дает Владимиру Путину шанс если не "перезагрузить" отношения – не только российско-французские, но и российско-европейские, – то хотя бы развивать их дальше на более разумной основе.

Интересно понаблюдать, какой ответ даст Путин на практике. Если тот же, что и раньше – поддержка политиков типа Марин Ле Пен, постоянные попытки самыми разными способами влиять на политику и общественное мнение в европейских странах и т. д., – то свидание в Версале так и останется отдельно взятой встречей по случаю открытия в Париже большой выставки, посвященной Петру Великому. Не более. Так что всё зависит от дальнейшего поведения Владимира Путина.

Ну и, конечно, проблемы российского вмешательства на востоке Украины и аннексии Крыма тоже никуда не делись. Французский президент перед встречей подчеркивал, что переговоры будут открытыми, что он намерен говорить с Путиным по всем важным вопросам, не избегая острых углов. Так и произошло.

​– Можно ли сказать, что свою политику в отношении Москвы новый французский президент координирует с Германией? Ведь он не раз заявлял, что стремится вновь завести мотор европейской интеграции, для чего хочет более тесных связей с Берлином. Это означает и выработку общей позиции в отношении России?

– Безусловно. Это было продемонстрировано уже на второй день после того, как Макрон вступил в должность президента. Он сразу поехал в Берлин на переговоры с канцлером Ангелой Меркель. Они обсуждали самые разные вопросы, и я уверен, что отношения с Россией были в числе этих вопросов. Хотя эти отношения находятся в почти замороженном состоянии, не надо забывать, что канцлер Меркель регулярно созванивается с Путиным – куда чаще, чем с нынешним президентом США.

– Да они и встречались недавно в Сочи.

– Конечно. И я думаю, что в координации с Германией новый французский президент будет проводить подобную политику. Дело еще и в том, что Франция после некоторого перерыва хотела бы вновь играть в основных политических вопросах более заметную роль. Это опять-таки показали первые дни правления президента Макрона. Он провел вполне успешные переговоры с канцлером Меркель, потом достаточно ярко выступил на обеих встречах в верхах – как на саммите НАТО в Брюсселе, так и встрече "Большой семерки" в Италии. Например, он установил хорошие отношения со столь же молодым канадским премьером Джастином Трюдо. В общем, Франция при Макроне хочет быть более активной на мировой арене, а значит, и в отношениях с Россией. Я думаю, что это хорошо не только для самой Франции, но и для Европейского союза. До сих пор европейская внешняя политика как бы хромала на одну ногу, все важнейшие вопросы решала канцлер Германии, поскольку Франция при президенте Олланде не проявляла в этом отношении ни большого желания, ни умения. Теперь Франция возвращается в традиционный для последних десятилетий франко-германский тандем, и Европа будет за счет этого иметь больший политический вес. В том числе и при переговорах с Россией. С Путиным теперь будут разговаривать вдвоем.

Эммануэль Макрон возит Владимира Путина по версальскому парку. 29 мая 2017 года

– Означает ли это, что наделавшее шуму заявление Ангелы Меркель о том, что Европе отныне нельзя полагаться на США, а следует "брать свою судьбу в собственные руки", выражает и позицию Франции? Почему вообще Меркель это сказала? Ей настолько не понравилось общение с Дональдом Трампом на двух майских саммитах?

– Мне кажется, с точки зрения американо-европейских отношений, эти два саммита были не слишком успешными. Меркель заявила, что Европа не может во всем рассчитывать на Соединенные Штаты – она не сказала, что рассчитывать на США нельзя вообще. Нужно иметь в виду, что она это произнесла в ходе предвыборной кампании. Это была пара фраз, канцлер не развила свою мысль – в чем именно на США нельзя опереться, в каких вопросах. Мне кажется, это нельзя толковать как антиамериканское заявление. На эти вещи надо смотреть в контексте прошлого и будущего отношений США и Европы. Сейчас в Белом доме Дональд Трамп – может быть, на четыре года, может, на восемь, но в любом случае это не конец трансатлантического сотрудничества. И, скажем, настойчивое требование Трампа, чтобы Европа больше заботилась о финансировании собственной обороны и безопасности, совсем не исключает такого сотрудничества. Это лишь означает усиление европейской составляющей НАТО.

Да, есть давно сформулированное обязательство всех союзников – стремиться довести расходы на оборону до уровня 2% ВВП. Но это не должно быть мантрой. Потому что, если взять, например, Германию, то она тратит на оборону 38 миллиардов евро. Если представить, что эта страна начнет расходовать на эти цели 65 миллиардов евро, что примерно соответствует 2% германского ВВП, то она будет не в состоянии потратить их разумно, так, чтобы это способствовало росту обороноспособности Германии и всей Европы. В первую очередь ведь нужно посмотреть на эффективность этих расходов, на то, куда идут деньги. Европе не хватает координации в вопросах вооружения. Скажем, в США есть два основных вида бронемашин, а в Европе их, кажется, 17. Так что нам нужна координация военной промышленности, чтобы вооруженные силы могли действовать эффективно. С тем чтобы в случае, если Соединенные Штаты по каким-то соображениям не хотят участвовать в той или иной конфликтной ситуации или миротворческой миссии, европейские страны могли это сделать самостоятельно. Это не антиамериканизм, не желание разрушить НАТО – это стремление к большему объединению усилий европейцев. Ничего плохого в этом нет.

​– Политически отделить Европу от США – давняя цель российской внешней политики при президенте Путине. Можно вспомнить, что еще в 2003 году, когда начиналась война в Ираке, были попытки создать "ось Париж – Берлин – Москва" как раз на антиамериканской основе. Не играет ли сейчас Ангела Меркель в слишком рискованную игру, которой будет очень рад Владимир Путин?

– Если встать на точку зрения Кремля, то да, там этого хотят: отделить как Европу от Соединенных Штатов, так и отдельные страны Евросоюза друг от друга. Но я думаю, что в той же Германии, прежде всего в правящей партии ХДС, у которой неплохие шансы на победу на выборах в сентябре, это хорошо понимают. Там никто из серьезных политиков не собирается действовать в качестве троянского коня Москвы. Точно так же, как показали версальские переговоры, им вряд ли будет Франция при президенте Макроне. Так что здесь желания Кремля расходятся с возможностями. Более того, эффект может быть обратным: европейские государства сомкнутся теснее.