Мусульманин как член семьи? Ни в коем случае! Породниться с человеком, исповедующим ислам, готовы лишь 7% жителей Армении, 12% чехов и треть россиян, болгар или поляков. На аналогичный вопрос о евреях положительно отвечают 27% грузин, 40% россиян, примерно столько же белорусов и литовцев и 57% поляков.
В странах Западной Европы эти цифры намного выше: в основном свыше 50% в отношении мусульман и от 70 до 96% в отношении евреев.
Доля опрошенных, готовых видеть мусульманина (левая колонка) или еврея (правая) членом своей семьи, – по странам:
Результаты опроса, проведенного исследовательским центром Pew Research в 34 странах Европы и бывшего СССР, показали большой разрыв во взглядах и ценностях жителей западной и восточной части Старого Света. Вот еще некоторые данные.
Отношение к легализации однополых браков (левая колонка – против, правая – за):
Доля опрошенных, полностью или частично согласных с утверждением: "Наш народ, возможно, далек от совершенства, но наша культура выше, чем у других народов":
Процент опрошенных, считающих, что рождение в данной стране (левая колонка) и наличие в ней предков и родственников (правая) очень важны для национальной идентичности. (Например, для того, чтобы быть настоящим румыном, нужно родиться в Румынии от румынских родителей):
Исследователи из Pew Research утверждают, что нынешняя Европа глубоко разделена по социально-культурным предпочтениям. Западная ее часть, приблизительно совпадающая с границами Европейского союза до трех последних волн его расширения на восток (в 2004, 2007 и 2013 годах), в основном либеральна, терпима и несколько космополитична. Напротив, в восточной части, от Польши и Венгрии до России и стран Южного Кавказа, доминируют настроения социального консерватизма, национализма и более или менее ярко выраженной ксенофобии.
Результаты исследования Pew Research для Радио Свобода прокомментировал политолог-международник, научный сотрудник Карлова университета (Прага) и Университета Яна-Амоса Коменского (Братислава) Алексей Кожарский:
– Общественное мнение – продукт как исторического наследия, так и современной политики. Что касается истории, принято говорить о том, что в Центральной и Восточной Европе (ЦВЕ) была другая модель формирования наций по сравнению с Западом. Здесь нация определяла себя через язык и культуру скорее, чем через политические институты. Эта схема несколько упрощает реальность, но доля истины в ней есть. Плюс к тому многим народам в регионе приходилось бороться за выживание перед лицом культурной ассимиляции. Это порождает не всегда рациональный страх перед тем, что принято называть "культурным Другим", перед чужаком. Мусульмане на роль такого "культурного Другого" подходят идеально. Что касается антисемитизма, то он в регионе тоже имеет давнюю традицию, поэтому тут никаких сюрпризов тоже нет, к сожалению. Дело в том, что, оставаясь за "железным занавесом", ЦВЕ и бывший СССР упустили довольно важную часть западного опыта. Как раз в послевоенные десятилетия в западном обществе формировались нормы политкорректности. Это такая тема, на которую долго можно говорить, обсуждая ее достоинства и недостатки. Но мне кажется, есть важная функция, которую политкорректность выполняет, – это полагание естественного предела тому, насколько вообще можно, насколько принято эксплуатировать темы идентичности – национальной, религиозной, сексуальной.
Важная функция политкорректности – полагание естественного предела тому, насколько можно эксплуатировать темы идентичности
– Но зато страны за "железным занавесом" жили при коммунистических режимах. Одной из, на мой взгляд, немногих симпатичных составляющих тогдашней идеологии был интернационализм, пропаганда дружбы народов и так далее. Куда всё это исчезло? Мы видим гораздо более высокий уровень нетерпимости к тем самым "чужакам" именно в бывших странах соцлагеря и республиках экс-СССР. Почему?
– А был ли этот "пролетарский интернационализм" на самом деле? Это было во многом поверхностное явление, идеология, которую спустили сверху вниз. Она подавляла чрезмерные проявления национализма, но при этом не решала национальные проблемы, которые в этих странах существовали. У Жака Рупника, французского политолога словенского происхождения, есть образ коммунизма как морозильной камеры. Коммунистический режим многие проблемы, стоявшие перед восточноевропейцами, не решил, он просто их заморозил через подавление. В этом смысле самый красочный пример – бывшая Югославия, которая, как только исчез коммунистический режим, подавлявший национализм тамошних народов, вернулась к "войне всех против всех". Специалисты по Венгрии, допустим, обращают внимание на то, что у венгров не было возможности, что называется, свести счеты со своим прошлым, осмыслить его так, как это сделали, например, немцы. Поэтому венгерский национализм сейчас на таком подъеме – с переживанием травмы утраченных территорий и так далее. Что-то похожее можно найти и в польском опыте – отсюда, например, конфликт интерпретаций Холокоста, который недавно вызвал напряжение в отношениях с Израилем. Это темы, которые до конца не решены в силу того, что долго не было пространства демократического обсуждения. И эти скелеты в шкафу продолжают стоять.
Марш противников ЛГБТ в Кишиневе
– Но когда произошли антикоммунистические революции конца 80-х – начала 90-х годов прошлого века, на переднем плане были совершенно иные идеалы – свободы, открытости, стремление вернуться в цивилизованный мир, с которым ассоциировались в первую очередь именно либеральные демократические страны Западной Европы. Что изменилось, куда делись настроения тех "дней демократии прекрасного начала", если перефразировать Пушкина?
– Те идеалы, о которых вы говорите, сыграли очень важную роль. Какое-то время они были мейнстримом: мы хотим назад в Европу, от которой нас несправедливо, чудовищно оторвали почти полвека назад. Такая голубая мечта, вступить в Евросоюз. Но дьявол кроется в деталях – в понимании того, что такое Европа, Евросоюз. Ведь антикоммунистическое движение с самого начала не было однородным. Антикоммунизм не тождествен ни либерализму, ни даже прозападной ориентации. Вот Польша, профсоюз "Солидарность", там было как более либеральное крыло, так и католическое, консервативное, которое сейчас в Польшей и управляет в лице партии "Право и справедливость". В соседней Словакии, например, есть католические деятели, которые не являются ни либералами, ни прозападными политиками, их симпатии скорее на стороне Кремля. Ну и эволюция самих политических элит. Показателен пример венгерского премьера Виктора Орбана, который за три десятилетия эволюционировал от либерала до убежденного националиста. Был Орбан, который на заре новой эпохи едет учиться по соросовской стипендии, – и есть Орбан, который теперь организовал травлю Сороса, его организаций в Венгрии.
Был Орбан, который учился по соросовской стипендии, – и есть Орбан, который организовал травлю Сороса
– Давайте посмотрим на этот национал-консервативный поворот с другой стороны. Можно ли сказать, что для некоторых стран это следствие разочарования опытом пребывания в Евросоюзе? И даже ошибок, которые были совершены западным миром по отношению к восточным соседям?
– Опыт пребывания за "железным занавесом" был опытом идеализации Запада. И вот оказалось, что мы пришли на Запад, а Запад вовсе не идеален: у него есть свои формы неравенства, несправедливости, лицемерия, глупости и так далее. И несмотря на довольно впечатляющие успехи, которых ЦВЕ добилась после вступления в Евросоюз и НАТО, сохраняется ряд разрывов и диспропорций. Это разрыв между Западной и Восточной Европой в том, что касается уровня жизни. И это разрыв внутри самих стран ЦВЕ – между экономически более успешными областями, как правило, это крупные города, и более депрессивными регионами, которые, ощущают, что они, может быть, больше потеряли, чем приобрели от перехода к капитализму. На это накладывается ряд проблем, которые не были решены за эти десятилетия: коррупция, проблемы здравоохранения, системы образования, интеграции меньшинств – например, ромского (цыганского). Это всё, наверное, не Евросоюз должен решать, но простой избиратель это не всегда понимает. А местные политики очень любят перекладывать ответственность на Брюссель.
– Есть и другое разочарование – встречное, западное, оно часто укладывается в формулу: мы их слишком рано к себе взяли. Вступление стран ЦВЕ в Европейский союз иногда рассматривается как преждевременное, а сами эти страны – как несколько "недозрелые". Это здравый взгляд на вещи?
– Я одновременно и согласен, и не согласен с этим. С одной стороны, ясно, что принятие стран ЦВЕ в Евросоюз было политическим решением: они по ряду показателей были не готовы стать частью Запада. Это такой аванс, который был выдан этим странам. Плоды этого аванса мы пожинаем. С другой стороны, мне сценарий, в котором страны ЦВЕ остаются за рамками европейской интеграции, представляется куда более черным. Восточная Европа просто вернулась бы в 1930-е годы. Это было бы такое сборище конфликтующих авторитарных национализмов. Все предпосылки к этому есть, они сохраняются. Мне кажется, российский фактор в этом случае играл бы более заметную роль. Мы помним, как Гитлер в своих реваншистских целях эксплуатировал противоречия между странами Восточной Европы. Кремль тоже очень любит играть на противоречиях. Тут было бы где разгуляться.
Правительственный агитационный плакат, критикующий Джорджа Сороса. Венгрия, 2017 год
– Но Кремль и в реальности "разгулялся" в этом регионе, он демонстрирует здесь все возрастающую активность. Если исходить из данных об общественных настроениях, получается, что по мировоззрению значительной части граждан ЦВЕ куда ближе к постсоветским странам и к России, нежели ко многим своим партнерам по ЕС. Что это сулит на будущее?
– Кремль этот правопопулистский поворот не может не радовать, так как он во многом пересекается с его идеологической повесткой, с риторикой о "духовных скрепах". С другой стороны, Кремль идеологически довольно всеяден. Там с одинаковым удовольствием сотрудничают как с крайне правыми, так и с крайне левыми. Цель основная – создать как можно больше неразберихи. Чем ее больше, тем меньше у Евросоюза возможностей говорить одним голосом в международной политике. Нельзя отрицать определенную ментальную, культурную близость Восточной Европы к постсоветскому пространству. Но есть и различия. Во-первых, институциональные: ЦВЕ вступила в Евросоюз и в НАТО, она – часть сообщества демократических стран. Во-вторых, до сих пор существует согласие по поводу того, что мы европейцы. Не евразийцы, а европейцы. Это очень существенная вещь. Другое дело, что есть конфликт интерпретаций по поводу того, что такое быть европейцем. Вот этот конфликт между Восточной и Западной Европой будет нарастать и дальше. Ведь каждый понимает европейскость по-своему.
Конфликт между Восточной и Западной Европой будет нарастать и дальше
– Я кратко сформулирую три гипотетических сценария, а вы скажите, какой, по вашему мнению, наиболее вероятен. Первый сценарий – это углубление раскола, который в конце концов приведет к дезинтеграции ЕС. Сценарий номер два – преодолев временные трудности и трения, Евросоюз сохранит единство на некой либерально-демократической, условно говоря, западной основе. И третий сценарий: Евросоюз не распадется, но Восточная Европа повлияет на Западную, и по своему духу, ценностям ЕС в той или иной мере присоединится к национал-консервативному повороту. Итак, что будет?
– Думаю, что развала Евросоюза не будет: слишком велика политическая цена такого решения. Другое дело, что он может стать более аморфным, интеграция может замедлиться. Что касается восточноевропейцев, то тут, как в известном анекдоте, "некуда деваться с подводной лодки". Нет внятных альтернатив членству в Евросоюзе и в НАТО.
Your browser doesn’t support HTML5
"Авангард Путина" в Словакии
– Почему же? Можно в "русский мир" вступить.
– По ряду причин общества в ЦВЕ к этому не готовы. Есть же, помимо прочего, экономический фактор, очень прочная привязка ЦВЕ к странам Западной Европы. Восточный вариант Брекзита здесь невозможен. Другое дело, что такие деятели, как Орбан, будут продвигать свое видение Европы, в том числе и через европейские институты. Нас ждут выборы в Европарламент в следующем году, они будут показательны. Третий сценарий, который вы упомянули, не является невозможным, с моей точки зрения. Так что я бы воздержался от однозначного предсказания. Но вот трения, о которых вы упомянули, будут не временными, а постоянными. Есть культурный конфликт. Западная и Восточная Европа, грубо говоря, находятся по разные стороны баррикад в том, что сейчас принято называть культурными войнами. Эти баррикады не исчезнут, трения будут периодически возникать. Но не думаю, что они приведут к развалу Евросоюза, – считает политолог, специалист по странам ЦВЕ Алексей Кожарский.