С момента убийства российского оппозиционного политика Бориса Немцова прошло почти пять лет: Немцова застрелили ночью возле Московского Кремля 27 февраля 2015 года. По обвинению в убийстве были арестованы и осуждены пять человек (все пятеро – выходцы из Чечни), однако ни организатор, ни заказчик преступления до сих пор не найдены.
Настоящее Время поговорило о том, почему следствие не смогло закончить свою работу, а также о том, как российская оппозиция пережила убийство Немцова, с его соратником по оппозиционному движению "Солидарность", муниципальным депутатом Ильей Яшиным.
– Прошло пять лет с момента убийства Бориса Немцова. Мы можем говорить однозначно, кто его убил?
– Мы понимаем, куда ведут следы, мы понимаем, кто исполнители – они сидят за решеткой, – но мы также прекрасно понимаем, что следствие в какой-то момент было заблокировано и до заказчиков не дошло. Даже до организаторов, по сути, не дошло. Когда нынешний генеральный прокурор [Игорь] Краснов, будучи руководителем следственной группы, направил своих сотрудников для того, чтобы допросить Руслана Геремеева (бывший командир чеченского батальона внутренних войск "Север", которого называли возможным организатором убийства – НВ), их просто выдворили с территории Чечни.
Мы понимаем, что след идет в Чечню и где-то там теряется. Вполне вероятно, что дальше его следует искать уже в Москве – в достаточно высоких властных кабинетах, возможно, в самых высоких властных кабинетах. Но пока этот вопрос открыт, потому что следствие, по сути, остановилось на исполнителях, а дело о заказчике, об организаторе было выведено в отдельное производство и осталось в долгом ящике Следственного комитета. Сегодня не происходит ничего.
Примерно так же было, кстати, с делом об убийстве Анны Политковской – тоже взяли исполнителей, а по заказчику вывели в отдельное производство. Уже следователь ушел на пенсию, а дело так до сих пор пылится и, видимо, в какой-то момент будет закрыто из-за сроков давности.
– Возможно, что не только исполнители, но и заказчик может быть в Чечне?
– Сложно сказать. Я не думаю, что у тех странных людей, которые оказались за решеткой, был какой-то реальный мотив убивать Немцова. Они не производили впечатления людей, которые вообще что-то соображают в политической жизни, это были обычные головорезы из кадыровского батальона "Север", которые знают, что нужно делать, когда им в руки дают оружие.
Очевидно, что это политическое убийство и мотивы у заказчиков были политические. Следствие [называло в качестве возможного] заказчика водителя Геремеева, что, конечно, очевидный фейк. Понятное дело, что у заказчика политические мотивы, и понятное дело, что Немцова убили для того, чтобы в первую очередь просто запугать тех людей, которые разделяли с Борисом общую систему ценностей.
– Но без ведома главы Чечни такого не могли бы сделать?
– Я уверен, что Кадыров был в курсе. Я уверен, что Кадыров если сам не являлся заказчиком, то как минимум взаимодействовал с заказчиком и обсуждал это убийство.
– Чем Немцов мог так сильно кого-то разозлить, чтобы кто-то решился на такое наглое убийство?
– Немцов был достаточно масштабной фигурой для оппозиции, можно сказать – системообразующей фигурой. Это, конечно, был очень сильный удар по всему демократическому движению. Кроме того, это был человек, который известен на весь мир, человек, который занимал в России самые высокие посты: возглавлял фракцию в Государственной Думе, был губернатором, был депутатом парламента, был первым вице-премьером правительства и фактически руководил правительством в самые сложные годы экономического кризиса.
Your browser doesn’t support HTML5
Слишком свободный человек: жизнь и смерть Бориса Немцова
Поэтому его убийство показало, что с любым человеком в нашей стране могут сделать абсолютно все что угодно. Это было во многом, как мне кажется, символическое убийство. Вполне вероятно, что были какие-то личные счеты у тех людей, которых Немцов критиковал, про которых он публиковал доклады, о богатстве которых он рассказывал, о незаконно нажитом имуществе и так далее. Но то, что это было политическое и символическое убийство, у меня не вызывает никаких сомнений.
– Как общество отреагировало на убийство в 2015 году?
– Это был шок для всех. Мне кажется, до сих пор многие не отошли от шока. Вы видели, сколько людей вышли на следующий день после известия об убийстве Немцова, было огромное шествие, собравшее больше 100 тысяч человек в самом центре Москвы, рядом с Кремлем. Это, конечно, показало и отношение людей к таким расправам, и реальный масштаб личности Немцова.
– Помните, как вы узнали об убийстве? Вы же сразу поехали на место.
– Я был в кафе неподалеку, сидел с друзьями, получил звонок, собственно, от пресс-секретаря Немцова – Ольги Шориной. Достаточно быстро – за 15-20 минут – долетел на машине до моста и был там действительно одним из первых. Там еще даже никакого оцепления не было, стояла буквально одна полицейская машина. С абсолютно ошалелыми глазами ходила подруга Немцова.
– Анна Дурицкая.
– Да. Поэтому, честно говоря, когда я ехал на мост, я все-таки надеялся и думал, что это какая-то ошибка, что произошло какое-то нападение, может, его избили, может быть, был какой-то инцидент. Но то, что человека действительно прямо рядом с Кремлем могут расстрелять в спину, – это не укладывалось в голове, да и до сих пор, честно говоря, не укладывается.
– Не было желания: в Шереметьево и дальше куда-нибудь?
– Может быть, в самые первые минуты, но потом как-то достаточно быстро и я, и мои товарищи взяли себя в руки. И я понял, что главное, что я должен сделать, – это дописать доклад, который Немцов начинал писать, который мы с ним обсуждали. Я помогал ему с этим докладом, он только-только начал его писать. Я понимал, что это последняя его работа, ее надо завершить, надо доделать до конца. Мы собрали достаточно большую группу из журналистов, из экспертов и буквально через пару месяцев опубликовали доклад "Путин. Война", – собственно, про войну с Украиной.
– Это могло быть причиной?
– Вряд ли. Это была одна из первых версий, но, судя по всему, все-таки дело не в докладе, это какая-то более глобальная история.
– Как власть потом на это отреагировала? По реакции Владимира Путина, публичной, по крайней мере, можно было делать выводы о том, знал он или не знал?
– Сложно сказать. Я знаю точно, что через разных людей, которые так или иначе вхожи в кабинеты власти, вбрасывалась информация о том, что Путин был в бешенстве, что он потребовал немедленно найти и разобраться. Насколько эта версия соответствует действительности, мы можем только догадываться.
Но, честно говоря, мне кажется, что невозможны, конечно, подобные убийства без согласования на очень высоком уровне. Я не верю, что Кадыров мог взять на себя смелость просто организовать такую расправу у стен Кремля, буквально под окнами Путина, не получив на это кивок, согласование, движение бровью на очень высоком уровне, и, возможно, на самом высоком уровне.
– Это не слишком грубо?
– Смотря с какой стороны посмотреть. С одной стороны, да, действительно, это грубо, это абсолютно однозначный посыл обществу. С другой стороны, видимо, в больном мозгу тех, кто это все придумал, в этом есть некая эстетика. Труп оппозиционера буквально у стен Кремля – в этом есть некий символизм, который обществу пытаются продемонстрировать. Поэтому грубо? Да. Но есть в этом символизм? Конечно, есть. Лидер российской оппозиции в луже крови, расстрелянный лежит буквально у стен Кремля, под окнами Путина. Такой, знаете, символизм.
– Вы помните, как на это реагировали государственные медиа, как они это преподносили?
– Я, честно говоря, не особо следил за этим, но когда начались задержания – а задержания достаточно быстро начались, буквально в течение недели установили исполнителей, начали их задерживать, – это все преподносилось как грандиозный успех следствия. Что, по сути, по горячим следам преступление было раскрыто. И, в общем, то, как динамично действовало следствие на первом этапе, вызывало определенный оптимизм.
Но потом, когда Кадыров получил из рук Путина государственную награду, когда сменился руководитель следственной группы, когда стало понятно, что исполнителями все и ограничится, уже, конечно, никакого оптимизма не осталось, и стало понятно, чем это дело закончится.
– Краснов был настроен найти заказчика, нет?
– Краснов делал свою работу, он действительно достаточно профессиональный в этом плане человек, и на первом этапе, когда он, собственно, руководил следственной группой, он сделал все необходимое, в моем понимании, для того, чтобы выйти на след заказчиков. Но в какой-то момент, очевидно, был поставлен политический блок. Не Красновым – ему был поставлен. И, очевидно, было принято политическое решение дело не продолжать, ограничиться арестом, задержанием исполнителей.
– Какие странности и несостыковки вы видите в следствии, по которым, может быть, понятно, что кто-то с кем-то не может договориться?
– Самое очевидное – это то, что следствие так и не допросило даже Руслана Геремеева, который вместе со всеми этими бандитами находился в Москве. Есть кадры с камер наблюдения, где они вместе входят в гостиницу, выходят. То есть это человек, который был с ними напрямую связан. И следствие называло его в числе граждан, которые представляют для следствия интерес. Посылали следователя, это известно, для того, чтобы его задержать, доставить в Москву и допросить. Но он до сих пор гуляет на свободе, до сих пор не было проведено в отношении него никаких следственных действий. Вот вам очевидное доказательство того, что был поставлен блок.
Я не могу найти ни одной причины, кроме политической, почему Геремеев не был задержан. Я уж не говорю про допрос Кадырова, про допрос генерала Золотова (в момент убийства Немцова нынешний глава Росгвардии Виктор Золотов занимал пост заместителя министра внутренних дел и был командующим внутренними войсками – НВ), про допрос других высокопоставленных чиновников, к которым у следствия, несомненно, должны были возникнуть вопросы, если бы оно действительно хотело найти заказчика.
– А к Золотову какие вопросы?
– Бойцы, которые были задержаны, входили во внутренние войска, которыми Золотов командовал, – тогда еще не было Росгвардии. Они входили в эти подразделения и формально подчинялись именно генералу Золотову, который, как известно, является близким другом Кадырова, который ездил к нему в гости в Чечню, который бывал в его доме. Кадыров принимал его в семейном кругу. Не знаю, как сейчас, но на тот момент Золотов, очевидно, являлся связующим звеном между руководством Чечни и собственно президентом.
– Кадыров публично говорил, что Геремеев правильно не выходит на контакт. Вполне вероятно, что его в стране сейчас нет. Если бы допросили Геремеева, то, наверное, он бы тоже сидел.
– Кадыров вообще публично выступал в поддержку даже тех людей, которые были задержаны, и других он называл патриотами, героями, и про Геремеева он высказывался в подобном ключе. Я не думаю, что Геремеев находится в России. Я думаю, что он в Чечне, а из Чечни, как известно, выдачи нет. Если какой-то чеченский бандит, который связан с Кадыровым, успевает добежать до Чечни, то, скорее всего, для следственных органов он будет недоступен, если у него, конечно, нет никакого конфликта с Кадыровым. Кадыров своих защищает.
– Тем не менее задержанные получили сроки.
– Те, кто не успел добежать до Чечни, те и получили.
– Думаете, они просто не успели?
– Конечно. Геремеев успел добежать, поэтому его и не задержали, а эти не успели. Вот и вся история. Они же, собственно, и летели туда, только они не напрямую до Чечни долетели, а полетели в соседнюю республику, где и были задержаны. Полетели бы напрямую в Грозный, успели бы до Грозного добежать.
– И никакого дела бы не было?
– Дело было бы, но кто бы оказался в итоге на скамье подсудимых – большой вопрос.
– Что стало с оппозицией после гибели Немцова?
– Оппозиция пережила достаточно серьезный кризис, потому что Немцов был, как я уже сказал, системообразующей фигурой. Это человек, который мог делать все. Уникальность Немцова заключалась в том, что, с одной стороны, у него был огромный опыт государственного управления – человек, который занимал практически все возможные посты в государственной власти. С другой стороны, он был настоящим уличным лидером оппозиции: публиковал доклады, выступал перед людьми, мог организовывать и возглавлять митинги и шествия. В этом была его уникальность – он умел делать все. И при этом он был абсолютно командным человеком, который мог примирять и находить компромисс между разными частями оппозиции.
Поэтому после убийства Немцова образовался такой вакуум, который было очень сложно заполнить. Не было такого человека, который мог бы просто прийти и стать новым Немцовым. Немцов всегда, когда его спрашивали, чем он занимается, говорил: "Должность моя называется Борис Немцов". Вот он бы был Борисом Немцовым. Немцов был Немцовым, и нового Немцова не появится.
Но оппозиция вышла из этого кризиса. Мне кажется, что сейчас оппозиция стала сильнее, чем несколько лет назад, появились какие-то новые каналы коммуникации, появились какие-то новые структуры. Но это был сложный рост, и убийство Немцова, конечно, с одной стороны, сплотило какие-то части оппозиции и мобилизовало каких-то людей, но, с другой стороны, на многих людей это произвело угнетающее впечатление. Я знаю многих людей, которые после убийства Немцова уехали, в том числе люди, которых я лично знаю.
– Именно после убийства Немцова?
– Конечно. Люди, которые работали с Немцовым, люди, которые связывали с ним какое-то свое будущее, люди, которые ориентировались на Немцова, да просто даже люди, которые испугались. Многие просто уехали из страны после убийства. Но зато в оппозицию пришли другие люди, которых это настолько возмутило, что они поняли: нельзя больше оставаться дома, нельзя больше отсиживаться на кухнях, раз такое происходит в стране – значит, надо занимать какую-то более активную позицию.