«Мой отец верил в законы Китая, они не ответили ему взаимностью»

Казахи и кыргызы о «лагерях перевоспитания» и заключенных там родных

В китайских "лагерях перевоспитания", по данным правозащитников, – более 700 тысяч этнических казахов и более 50 тысяч этнических кыргызов. Рассказываем о тех из них, кто смог уехать в Кыргызстан и Казахстан и пытается вызволить из лагерей своих родственников.

"Отец помог соседке написать жалобу в Пекин"

"Сегодня поминки моего отца, он умер в китайском "лагере перевоспитания". Это горе я не могу даже разделить с мамой или братьями – не знаю, живы они или мертвы, отправили ли их обратно в лагерь, подвергают ли пыткам. Полная мучительная неизвестность. Вот даже не говорят, что папа умер сегодня, я думаю, это случилось еще в августе. Больного и старого человека довели до смерти пытками", – рассказывает Акикат Калиолла.

Акикат – музыкант и продюсер. Он родился в казахской семье в китайском Синьцзяне. Родительский дом Акикат покинул в 19 лет, чтобы получить музыкальное образование в Пекине. Поработав там и в Шанхае в известной международной компании, поучаствовав в государственных музыкальных проектах и концертах, он отправился в Урумчи преподавать в музыкальной школе. Там Акикат встретил свою будущую супругу, она – гражданка Казахстана.

Акикат Калиолла

"Она была известной путешествующей исполнительницей казахской музыки, я давно восхищался ее талантом, – рассказывает музыкант. – На свадьбе в Китае мой отец подарил моей невесте две книги – Конституцию и Уголовный кодекс КНР – со словами: "Ты связываешь жизнь с гражданином Китая, ты должна быть знакома с законами этой страны, наряду со своей". Настолько мой отец верил в верховенство закона и судебную систему Китая. К сожалению, они не ответили ему взаимностью".

Акикат с супругой живут в Казахстане с 2015 года, в 2018 году музыкант получил казахстанское гражданство. Его родители и братья остались в Китае.

Турсынулы Калиолле, отцу Акиката, в этом году исполнилось 70 лет. Он был образованным человеком, свободно владел китайским и помогал казахам, на которых усилилось давление в последние годы, писать на китайском жалобы или заявления. "После того как мой отец помог соседке написать жалобу в Пекин на охранников, избивших ее мужа до смерти, папу и двух моих братьев забрали. Не было никакого ордера, никакого суда и следствия. Их просто забрали. То письмо об убийстве местными властями мужа соседки так до центральных властей и не дошло, оно осталось у местных властей, и они начали мстить. Моего отца позже приговорили к 20 годам. Пожилого и глубоко больного человека, работавшего в Министерстве культуры, учившего своих детей китайскому наравне с казахским, верившего в китайские законы!"

Бывшие узники "лагерей перевоспитания" и родственники тех, кто там оказался, рассказывают правозащитникам, что далеко не всегда в лагерь помещают по решению суда. За человеком могут прийти полицейские, охранники лагеря или люди в гражданском, которые никак не представляются. Задержанному зачитывают обвинение и отправляют в лагерь. Есть свидетельства о том, что будущих узников вынуждали самим выбирать себе нарушение из списка и сразу же "придумывать" срок – полгода или десять лет. В тех случаях, когда суды все-таки проходят, обвиняемым не предоставляют адвоката и не позволяют защищать себя.

Официальная версия китайских властей: репрессий нет, а лагеря – это "центры переподготовки", в которых люди получают новую профессию, образование и учат язык. Эти центры позволяют эффективно бороться с религиозным экстремизмом, заявляет Пекин.

Когда мать Акиката пошла в полицию в поисках мужа и сыновей, ее заключили как раз в такой "центр профессиональной подготовки". Но по данным ООН и международных правозащитных организаций, в этих центрах против воли содержат более миллиона людей: в основном уйгуров, казахов, кыргызов и китайских мусульман – хуэй. Журналистские расследования и показания побывавших в этих местах людей показывают, что так называемые лагеря политического перевоспитания функционируют как тюрьмы и в них практикуются пытки.

Акикат Калиолла перед посольством Китая в Нур-Султане, 26 июня 2020 года

В июне 2020 года Акикат вышел на одиночный пикет в Нур-Султане перед посольством Китая, заковав себя в цепи. "В июле они позволили связаться с матерью и братьями через китайский мессенджер WeChat. Но с 16 августа связь снова оборвалась, – рассказывает он. – После выхода из лагеря мать и братья были под домашним арестом, а вскоре снова пропали. Мои знакомые в Китае проверяли дом родителей, но там никто не живет. Мы не знаем, забрали ли их снова в лагеря, живы ли они вовсе".

"Он был таким, каким я хочу быть для своих детей: уделял семье больше всего внимания, учился с нами, поддерживал все наши стремления, – говорит Акикат о погибшем отце. – Когда я увлекся музыкой, несмотря на финансовые сложности, он раздобыл мне пианино и студийное оборудование. Быть примерными гражданами страны, в которой мы жили, было так же важно, как и знание казахской истории и культуры. По информации из разных источников я заключаю, что братьев и маму в августе забрали потому, что отец умер тогда. Так [власти] прикрывают свое преступление".

"Тяжело объяснить детям, где дедушка и бабушка"

Ужесточившиеся в 2016 году репрессии в отношении представителей тюркоязычных народов и мусульман в Китае связывают с назначением лидером Коммунистической партии Синьцзяна Чэнь Цюаньго. Он стал известен своими жесткими административными мерами, еще когда возглавлял Тибет. В июне 2020 года США ввели санкции против Цюаньго за "серьезные нарушения прав этнических меньшинств в Синьцзяне, массовые произвольные задержания и серьезное физическое насилие".

Цюаньго превратил весь регион в полицейское государство с блокпостами между городами и внутри городов – между районами, с сетью камер с функцией распознавания лиц, с обязательным сканированием ID для входа в дома и торговые центры. Всюду – полицейские в форме и штатском. Под репрессии попали не только уйгуры.

"На уйгуров ханьцы (представители этнического большинства в Китае – НВ) давили всегда, особенно жестко – после волнений в Урумчи в 2009 году. Но вот к менее обобщенным, менее религиозным, кочевым казахам и кыргызам усилили меры с 2016 года. Ездить за границу стало сложнее. До этого мы приезжали в Казахстан и Кыргызстан к родственникам, дети поступали сюда в вузы. Потом все эти студенты начали пропадать", – говорит Жаныл, этническая кыргызка из Кызылсуу-Кыргызского автономного округа Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Ее муж – этнический уйгур. У обоих в Китае остались родственники. Одни находятся в "лагерях политического перевоспитания", другие стали все реже выходить на связь и более сдержанно делиться происходящим.

"Жена моего брата – китаянка, мой муж – уйгур. Женившись, брат с семьей переехали в Тайвань, мы – в Бишкек, сестра уехала учиться в Европу и осталась там. Родители не были против ни наших браков, ни наших переездов. Они были уверены, что их не коснется эта волна репрессий: интернациональная семья, говорят на китайском, религию не практикуют".

Родители Жаныл вели свой бизнес в Синьцзяне, мама в последние годы перед задержанием летала из Китая за границу часто и надолго, – например, когда дочери рожали. "Обычно паспорта находятся у полицейских – и ты ходишь и объясняешь, зачем, к кому и куда хочешь поехать. Ну или даешь взятку. Но в 2013 и 2014 году было кайфово, люди имели свои паспорта на руках. У всех нас троих наладилось с работами, мы дарили родителям поездки. Если бы мы знали, что из-за них им придется на старости лет терпеть унижения! И почему мы их не забрали оттуда навсегда?" – сокрушается Жаныл.

Причиной задержания матери в начале 2017 года и отца в конце того же года, по словам знакомых Жаныл, назвали неуплату налогов и сопротивление представителям власти.

"Тяжело объяснить детям, где их дедушка и бабушка, – говорит Адилжан, муж Жаныл. – Они вряд ли выдержат. Много ведь пожилых уходят туда – и с концами. Обращаться к властям Кыргызстана все равно было бы бесполезно".

"У нас тоже в тюрьмах сидят китайцы, но Китай нам ничего не кричит"

В Кыргызстане тема притеснений этнических кыргызов в СМИ и в правозащитной сфере не получает широкого освещения, в региональных и мировых СМИ чаще говорят только об уйгурах либо об уйгурах и казахах. Среди них и правда больше всего пострадавших: через лагеря, по данным казахстанской организации "Молодые добровольцы Ата-Журта", прошли более миллиона уйгуров, более 700 тысяч этнических казахов и более 50 тысяч этнических кыргызов. Среди заключенных есть представители и других тюркоязычных народов: узбеки, татары, китаеязычные мусульмане хуэйцзу, – а также граждане Китая, исповедующие ислам или православие. Всего через эти "центры противодействия экстремизму и терроризму" прошли 7,7 миллиона человек, говорится в "Докладе Китая о занятости и трудовых правах в Синьцзян-Уйгурском автономном районе".

Но, несмотря на сообщения правозащитников о нарушении прав граждан Кыргызстана и Казахстана в этих лагерях, в обеих странах, экономически зависящих от Китая, власти не только не стремятся заступаться за своих граждан, но и оказывают давление на активистов и правозащитников, которые пытаются этим заниматься.

В числе первых о репрессиях в Китае и существующих там "лагерях политического перевоспитания" начал говорить Серикжан Билаш. В Казахстане он создал организацию "Атажурт", которая стала активно помогать этническим казахам, кыргызам, уйгурам и другим попавшим в китайские лагеря, а также тем, чьи родные попали туда или пропали без вести. Вот один из примеров видеосвидетельств людей, которые ищут своих родных, на английском, китайском, казахском и русском языках:

В марте 2019 года власти Казахстана обвинили Билаша в "возбуждении розни", оштрафовали, поместили под домашний арест на пять месяцев и запретили руководить общественными организациями в течение семи лет. Офис "Атажурт" в Алматы обыскали и закрыли на месяц. По словам представителей организации, изъяли электронные носители и документы. Сейчас организация работает, ее возглавил Бекзат Максутхан.

В Казахстане также живет и работает Евгений Бунин – исследователь уйгурского языка, переводчик и создатель сайта shahit.biz. Это база данных, содержащая более семи тысяч историй бывших узников китайских "лагерей перевоспитания". Бунин собирает деньги через краудфандинг и помогает перебравшимся в Казахстан из Китая беженцам.

Бывший президент Казахстана Нурсултан Назарбаев во время Всемирного курултая казахов в 2017 году признался, что не в курсе трудностей этнических казахов в Китае. Позже власти Казахстана несколько раз направляли Китаю ноты протеста из-за задержаний своих граждан, в стране регулярно проходят пресс-конференции и митинги родственников этнических казахов, задержанных в Синьцзяне.

В Кыргызстане просьбы о помощи людей, чьи родственники пропали в Китае, или бежавших оттуда этнических кыргызов – граждан Китая не получают широкой огласки. "У нас тоже в тюрьмах сидят китайцы, но власти Китая нам ничего не кричат. Кыргызы, которые находятся в Китае, – граждане Китая, и на них действуют законы Китая. Это не страх, просто нужно быть аккуратнее" – так бывший президент Сооронбай Жээнбеков отреагировал на просьбу китайских кыргызов помочь в возвращении близких из лагерей.

В 2010 году в Бишкеке показ фильма "10 условий любви" об одной из богатейших женщин Китая уйгурского происхождения Рабие Кадыр, вставшей в защиту этнических меньшинств, прервала Госслужба нацбезопасности.

"Мы были поражены, что руководитель администрации президента объяснял нам, что надо уважать соседей, и потребовал снять фильм. Мы объясняли ему, что речь идет о правозащитнице и правах человека и что они не имеют права нам диктовать ", – рассказывает организатор кинофестиваля и глава правозащитной организации "Бир Дуйно" Толекан Исмаилова, которая также занимается защитой прав этнических кыргызов в Китае. "Бир Дуйно" вместе с юристами юридической клиники "Адилет" помогают бежавшим в Кыргызстан от преследований в Китае.

"Мы тут, как и в Китае, на птичьих правах". Как живут беженцы в Кыргызстане и Казахстане

Не все переехавшие или бежавшие в Казахстан и Кыргызстан из Китая люди стремятся получить местные паспорта и остаться в этих странах жить. Одна из причин – сложности адаптации в обществе. Этническим казахам и кыргызам трудно привыкнуть к кириллической письменности, нелегко приходится и без знания русского языка. В Казахстане и Кыргызстане русский – официальный язык наряду с казахским и кыргызским, но по факту в городах это лингва франка – язык коммуникации людей, родными для которых являются другие языки.

"По приезде я не мог прочитать надписи нигде. Я изучал китайский на иероглифах, кыргызский – тюркский язык на основе арабского алфавита, позже – английский на латинице. А тут везде – кириллица, такая смешная и толстая кириллица, и так сильно отличается письменная и печатная! И русский, и кыргызский на ней. В Бишкеке без русского устно очень сложно: все надписи, все разговоры на нем, на кыргызский реагируют не очень, девушки думают, что ты немного отсталый", – рассказывает 25-летний Азамат, переехавший в Кыргызстан вместе с родителями и младшими братьями.

Одноклассники и друзья Азамата в Китае попали в китайские лагеря. По его мнению, из-за веры: "Говорить "Ассалом алейкум" друг другу стало там запрещено. Слушать свою музыку, молиться своему богу, говорить на своем языке. Я даже не говорю про поход в мечети – они там попросту закрыты. Да и христиане там тоже прячутся, ходят в подпольные церкви. Как и тибетцам, всем, кто как-то отличается, там плохо. Я верующий, но, живя в Китае, я лично не сильно ощущал несвободу. Но переехав сюда, а потом поездив немного по миру, ощутив, что такое свобода слова, свобода вероисповедания, свобода передвижения, я осознал, как много в нас с рождения всадили рамок".

В Бишкеке Азамат начал дружить со студентами из Китая – этническими кыргызами. Вскоре и они, уехав в Китай на каникулы, перестали возвращаться или выходить на связь.

В марте 2019 года издание Foreign Policy рассказало об исчезновениях учащихся в Кыргызстане студентов – этнических кыргызов в Синьцзяне. Одним из них был Тургуналы Турсуналы – манасчи (сказитель кыргызского эпоса "Манас"), танцор и внук легендарного манасчи – устной энциклопедии Кыргызстана. Тургуналы был активным пользователем соцсетей, но перестал публиковать что-либо с момента отъезда и, по словам друзей, не выходит на связь. Издание полагает, что он мог попасть в один из так называемых воспитательных лагерей и со ссылкой на Тургуналы пишет, что власти Синьцзяна конфисковали последние книги деда, которые он пытался спасти. В списке из 45 невернувшихся – исполнитель народных танцев, музыканты, телеведущий, писатель, академик, изучавший эпос "Манас".

Азамат не хочет оставаться в Кыргызстане из-за трудностей с адаптацией и трудоустройством, которые неизбежны из-за незнания русского. Он поступил в зарубежный вуз, копит деньги и ждет открытия границ.

Но есть и другие причины, почему беженцы рассматривают Кыргызстан как "перевалочную" страну, откуда стремятся уехать в более безопасные государства – со стабильной правовой и политической системой и более высоким уровнем поддержки мигрантов. Многих настораживают прошедшие в стране конфликты этнического большинства с этническими меньшинствами, после которых власти не провели справедливые расследования, считает правозащитница Толекан Исмаилова. Нацменьшинства, по ее словам, чаще становятся жертвами пыток или попадают в закрытые учреждения, признавшись в преступлениях (в том числе в тех, которых они не совершали).

"Мы, китайские кыргызы, в Кыргызстане – тоже отдельная диаспора, этническое меньшинство. К нам тоже есть отношение как к "тем, другим". Мы и тут, как в Китае, на птичьих правах. Чуть больших, чем там, но птичьих, – говорит Жанна, чья семья долгое время жила на две страны, занимаясь торговлей. – На границе с нас брали взятки, а в бакиевские дни хаоса у нас и вовсе отобрали бизнес. Причем что милиция, что криминал: давили, давили и выдавили".

Наряду с этническими кыргызами в Кыргызстан из Китая бегут представители и других этнических групп, чаще всего – уйгуры. Тут находится третья самая большая диаспора уйгуров после Китая и Казахстана.

Беженцы боятся оставаться в Казахстане или Кыргызстане также из-за того, что власти могут выдать их обратно Китаю. В 2011 году Казахстан экстрадировал в Китай уйгурского беженца Аршидина Исраила, которого там обвиняли в причастности к террористической деятельности. Кыргызстанским спецслужбам правозащитники припоминают сотрудничество со спецслужбами Узбекистана: им передавали людей, бежавших в Кыргызстан после участия в мирных митингах в Андижане, жестокое подавление которых привело к столкновениям и гибели десятков человек.

"Некоторым тут трудно, но многие счастливы вернуться в страну, где они могут свободно говорить на своем родном языке, слушать свои песни, молиться, называть детей тюркскими или мусульманскими именами без разрешения Коммунистической партии, смотреть на горы и дышать свободно, – говорит Азамат. – Мои родители поселились в горном регионе Кыргызстана, у них соседи и местные, и кыргызы из Китая, а братишки учат русский, чтобы поступить тут в универ. Вот бы нам своего Серикжана Билаша, который так же грамотен и храбр: хотелось бы, чтобы мои друзья остались живыми и переехали сюда или уехали в Америку или Европу".

"Мне и моим детям в Алматы очень уютно. Грустно чуть от отношения городских к нам из-за казахского языка: как говорит моя дочь, как у имперской России к дикарям. Пусть хотя бы не как у имперского Китая, отвечаю: там нас, наш язык, нашу культуру хотят просто стереть и превратить нас в бетонные колонны многоэтажных домов", – говорит Сауле. Она провела в одном из китайских лагерей больше года, а теперь живет в Казахстане.

"Мы благодарны активистам, правозащитникам и казахстанцам за помощь и поддержку. Власти пассивно, аккуратно, остерегаясь "большого влиятельного брата", возвращают своих, – продолжает Сауле. – Хочется, чтобы это закончилось не только для уйгуров, казахов и кыргызов, но и для большинства ханьцев, которые тоже подвергаются контролю, слежке, пыткам и диктатуре. И даже для тех, кого обязали участвовать в этих преступлениях: я верю, многим из них промыли мозги, ими манипулировали, не оставляли выбора. Им самим неловко жить среди нас и пасти нас, как кур".