У бывшего пресс-секретаря прокремлевского движения "Наши" Кристины Потупчик дела по-прежнему идут в гору: она открыла собственное агентство интернет-маркетинга, среди клиентов которого – администрация президента. Вместо ЖЖ теперь – телеграм. У Потупчик более 40 каналов, многие из которых политические. Недавно Путин вручил ей орден "За заслуги перед Отечеством". Этой весной вышла книга Потупчик о продвижении каналов в телеграме.
Во время съемок документального сериала об истории рунета "Холивар" журналист Андрей Лошак поговорил с Кристиной Потупчик о "нашистах" в ЖЖ, отношениях Путина с интернетом и заказных постах в эпоху постправды. Настоящее Время публикует расширенную версию этой беседы.
"Ликующая гопота"
В 2005 году в России появилось движение "Наши", которое занималось тем, что проводило массовые уличные акции разной степени успешности в поддержку власти. Администрация президента задумала новый молодежный проект вместо скандальных "Идущих вместе" – организации, которая прославилась тем, что топила книги писателя Владимира Сорокина в фанерном унитазе у Большого театра и красила в оранжевый цвет яблоки, намекая на связь российской оппозиции с "оранжевой революцией". Возглавил "Наших" тот же человек, что руководил "Идущими" – Василий Якеменко.
Пресс-секретарем движения стала Кристина Потупчик. С площадей "Наши" пришли в интернет. Именно с ними и лично с Потупчик связывали появление в популярном "Живом журнале" провластных блогеров и оплаченного из бюджета контента, атаку на газету "Коммерсант", которая назвала "Наших" ликующей гопотой, публикацию видеокомпромата на оппозиционеров и многие другие кампании.
— Начнем с того, как вы появились в интернете, в какой момент появилась такая необходимость.
— Журналисты ненавидели движение "Наши" со времен "Идущих вместе", унитазов и Сорокина и всего этого прочего. Я была пресс-секретарем движения. Первое время активисты не были представлены в интернете, вообще мало кто из власти интересовался этим пространством. В основном вся работа велась в СМИ – в печатных, в интернет-СМИ. Потому что такая была необходимость, все отчеты сдавались с учетом только официальных выходов.
Потом случился скандал с газетой "Коммерсант", когда неназванный источник из Кремля назвал движение "Наши" "ликующей гопотой" (статья "Наши" стали чужими" вышла 29 января 2008 года — НВ). И я как пресс-секретарь, конечно, не знала, как реагировать, потому что что сказать – что мы не гопота, мы не ликующая? Якеменко кто-то сказал из его кураторов, что меняй пресс-секретаря, у вас не клеится работа.
[Глава "Наших" Василий] Якеменко никогда своих людей не сдает. И он говорит: "Давай мы тебя немножко спрячем, будешь учиться". Нанимал мне различных репетиторов, коучей по работе со СМИ. Существование интернета по-прежнему игнорировалось.
Эта учеба ни к чему, кроме истерик, не приводила. Это было такое постоянное избиение меня. Они пытались меня как-то учить, как общаться с журналистами. Как общаться с журналистами, если мы на "Селигер" не пускаем Айдара Бурибаева, Илью Барабанова, Илью Азара? Никому из журналистов, которые действительно создавали критичные статьи, с которыми надо было работать, на "Селигер" было нельзя. Помню, что ребята пересекли озеро и пролезли на "Селигер" на лодочке, и Якеменко тогда сказал: все, это стоп-лист. И как работать-то с журналистами, если к ним даже подходить нельзя?
Наняли [телеведущего] Владимира Соловьева, который должен был прокачивать уже все движение на медийный проект. Он занимался "СтопХАМом", тогда вроде как получилось, какое-то время это был очень медийный проект. Я так понимаю, на меня уже забили и решили, что будут вытаскивать людей, которые могут сами прокачать свои проекты.
Телеведущий Владимир Соловьев во время учредительного съезда "Наших". 15 апреля 2005 года. Фото: ТАСС
Соловьев, я так понимаю, только начал тренироваться уничтожать людей. Как фашисты первые свои концлагеря открыли в Южной Африке, такая разминка была, так у Владимира Соловьева это было движение "Наши". На первой лекции он объяснил все неудачи движения тем, что у них такой пресс-секретарь. Он просто спровоцировал огромный буллинг. В зале у него всегда было около ста человек, и когда они выходили (я не ходила на эти лекции) от него, то я как прокаженная просто была. Сто комиссаров движения "Наши", которые кого-то ненавидят, – это страшно.
Я разозлилась, все послала к черту и завела "Живой Журнал" (блог krispotupchik был зарегистрирован 4 ноября 2005 года – НВ). И там вывалила весь свой ресентимент на, условно, наших врагов. По сути, для меня тогда все были враги, все люди, которые меня окружали. И это как-то взлетело.
Потом начался Год молодежи (2009 год – НВ), и уже надо было работать, а не учиться. Нас всех отправили на "Селигер". История с "Коммерсантом" и с "ликующей гопотой" была зафиксирована, нас называли исключительно "ликующей гопотой". Я ненавидела этот "неназванный источник". Я понимала, что всю мою жизнь разрушил он. Мы примерно догадывались, кто это.
— Кто, кстати? Интересно.
— Сейчас расскажу. И так получилось, что именно в этот год на "Селигер" приехало сразу несколько топов: Путин, Медведев, Шувалов. Вертолеты садились на площадку, бесконечно оттуда кто-то выходил. Один раз из вертолета вышла [пресс-секретарь Дмитрия Медведева] Наталья Тимакова в розовом таком платье. Я, конечно, ахнула, потому что, по моей информации, это она – тот неназванный источник.
Думаю: боже, вот она идет. И я написала пост о том, что: "Посмотрите, неназванный источник в розовом платье приехал на "Селигер", а здесь же собралась одна "ликующая гопота" – то есть Путин, Медведев, Шувалов. Как же ей в этой "ликующей гопоте", как же она себя чувствует?" Это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Мне уже позвонили тогда из администрации, сказали: "Убери этот пост". Я его, естественно, убрала, еще обрадовавшись этому, потому что из интернета нельзя ничего удалять, он распространился еще больше. И я так понимаю, что в этот момент власть поняла, что существует площадка, где люди могут высказывать свое мнение и что это может на что-то влиять.
Первые вице-премьеры РФ Дмитрий Медведев и Сергей Иванов (слева направо) посещают лагерь "Наших" на озере Селигер 22 июля 2007 года. Фото: ТАСС
Прообраз "Ольгино"
— По-прежнему все ориентировались на шесть газет, которые кладутся на столы чиновникам. Все общественные организации работали исключительно с печатными СМИ. И мы заказывали статьи в печатных изданиях. Это было уже очень неэффективно: на одной полосе выходит статья о том, что движение "Наши" – молодцы, во второй – что они жрут детей.
У движения "Наши" было несколько проектов – по детским домам, по помощи ветеранам и прочим. Это все был позитивный контент, который не заходит. То есть нужен был вирусняк какой-то. Тогда мы только сталкивались с понятием "вирусный контент".
А какой я могу создать вирусный контент? Только сказав что-нибудь скандальное. И тогда я начала воспринимать ненависть как новый способ медийности. Лучше, чтобы тебя ненавидели, чем быть пустым местом.
Постепенно пришло понимание, что сетки нужны не только уличные, но и сетевые, онлайн.
— Эти сетки – это что? Как-то можете объяснить, что это такое, как это работало?
— Например, ты пресс-секретарь саратовского движения "Наши". Ты пишешь: "Сегодня мы провели такую-то акцию, где было столько-то ветеранов, мы почистили им что-нибудь дома". Дальше у сотрудников пресс-служб тоже есть свои аккаунты в "Живом Журнале", которые должны вести борьбу в комментариях с теми, кто говорит "да в жопу не всрались с этими своими поделками, ответьте за бюджет". То есть такая небольшая сеточка по десять человек, которые должны были френдить людей, с ними вести общение и как-то их идеологически убеждать в чем-то.
— Такой прообраз "Агентства интернет-исследований", этой "фабрики троллей"?
— Ольгино.
— Это та технология, которую они у вас заимствовали, получается?
— Мне кажется, что абсолютно все, что происходит, – это заимствование у движения "Наши". Но с разным результатом. Вот так было.
Потом появились топы "Живого Журнала", появился блогер Техномад (teh_nomad – НВ), который раскручивал посты, выводил их в топ "Живого Журнала". Мы этой манипуляцией пользовались, стоила она не очень дорого. Потом другие молодежные движения тоже воспользовались этим механизмом и начали выводить в топ абсолютно каждый свой пост с совершенно непопулярным контентом. О том, что американцы ссут в наших лифтах и все такое. И постепенно эта площадка тоже обесценилась. Куда дальше идти – непонятно.
— До этого никто так в ЖЖ не делал? Такой технологией поднятия наверх контента никто не пользовался?
— Все оппозиционные блогеры выходили сами, Навальный всегда был в топе. Ну да, накрутки. Ничего такого, каждый доносит свою информацию теми способами, которые возможны.
— Навальному это было не нужно, потому что у него был взрывной контент?
— Конечно. Если бы я писала, что власть плохая, то я бы, знаете, уже... сидела бы в тюрьме (смеется). А потом начали постепенно уничтожать "Живой Журнал". Я не помню, каким способом (исход активных пользователей из "Живого журнала" начался по многим причинам, и большое количество скрытой рекламы прокремлевских движений было одной из них – НВ). Появилось очень много активистов различных молодежных движений, которые вели борьбу с оппозиционерами в комментариях, каким-то спамом занимались, еще чем-то. В общем, произошел массовый исход из "Живого Журнала".
— Куда?
— В твиттер. Мы тоже пошли все в твиттер. Там было очень здорово поначалу, это была политизированная площадка и очень быстрая. Все журналисты тогда были в твиттере, потому что в ЖЖ было очень много спама. И там в первую очередь ты что-то комментишь, у тебя сразу это берут, и дальше это расходится по СМИ. Очень удобно было. (В твиттере стратегия провластных блогеров была той, же, что и в "Живом журнале" с поправкой на особенности платформы – вместо выведения в топ использовался перехват актуальных хэштегов и накрутка ботами популярности тех или иных пользователей – НВ).
Потом тихонечко оттуда переросли, перелезли все в фейсбук. А в фейсбуке достаточно сложно работать: нет поисковика, нужно постоянно мониторить и заходить на нужного спикера и проверять, не сказал ли он что-то. Сейчас алгоритмическая лента фейсбука не позволяет тебе получать то, что тебе нужно, тех спикеров, которые нужны, надо все делать вручную.
В лагере движения "Наши" на озере Селигер, 17 июля 2007 года. Фото: Reuters
Почему политика пришла в телеграм
— Из -за неудобства фейсбука все перелезли в телеграм. У меня есть теория, почему политика пришла в телеграм в 2016-м или когда у нас Дума менялась, не помню. Тогда вышла книга [главного редактора телеканала "Дождь"] Михаила Зыгаря "Вся кремлевская рать", она так хорошо была написана, что ее прочитали не только люди, интересующиеся политикой, или журналисты, но и все пользователи фейсбука. Появилась мода на инсайдерскую информацию, на "закулиску".
В тот же период начались первые посадки за лайки и комментарии в социальных сетях. Эта практика вытеснила аудиторию с площадок, где их могли поймать, на площадку, которая обещала анонимность, то есть телеграм. Там все занимались тем, что писали о книжках, о каких-то своих увлечениях, об истории, о психологии. Эскапизм, все там отдыхали.
И третий момент, который способствовал политизации телеграма, – это то, что [в сентябре 2016 года] произошла пересменка: [Вячеслав] Володин ушел в Госдуму, а кто придет в администрацию [президента], было непонятно. И где-то месяц сохранялась эта интрига. Появился информационный вакуум, то если запрос есть, в любом случае кто-то его удовлетворит. Его удовлетворил Незыгарь. Появился этот канал, который начал различные версии вбрасывать, инсайды.
— Вы как-то приложили свою руку к Незыгарю?
— Нет, не удалось. По-моему, это единственный канал, который мне не вменяют.
После этого начали приходить в телеграм. Я завела сразу политический канал (у меня был только книжный), туда пришла Маша Баронова, Катя Винокурова. И мы начали там общаться как в твиттере, как будто бы это чатик. Каждый репостил сообщение и на него отвечал.
— Вот вы лично как относитесь к борьбе Роскомнадзора с телеграмом?
— Я радуюсь, когда интернет есть, огорчаюсь, когда его пытаются ограничить. В то, что его закроют, я не верю. Пока что мне смешно.
— Вы говорили, что в ЖЖ была создана некая такая сетка, которая помогала, условно говоря, продвигать некое мнение о власти. В телеграме вам тоже удалось создать нечто подобное?
— Да, очень много каналов мы сделали сразу, на старте, но не было какой-то специальной интенции. Мы все переходили туда, и, так как это на старте было, все, само собой, развивалось. Сетка — да, есть. У меня достаточно много каналов.
— Можете сказать сколько?
— Ну, по-моему, 40 с чем-то, но многие отмирают, многие, если информация неактуальна, не заходят. Мы постоянно меняем. В основном я делаю сейчас каналы на заказ, то есть их раскручиваю под заказчика, и уже потом ему передаю. Это намного интереснее.
— Это уже как коммерческая деятельность?
— Да.
— А что касается, условно говоря, такой деятельности политической... Вы помогаете власти продвигать себя в интернете?
— Ну как вы будете продвигать в телеграме власть? Там же в основном ценится критический контент. Это как пример работы движения "Наши" в "Живом Журнале" с продвижением постов, что комиссары помогли бабушке пройти через дорогу. Ну кому это надо? Это не виральный контент, успеха не будет. И в это надо вкладывать деньги, чтобы его продвигать.
— Ну а как тогда?
— А что, вы замечали какую-то волну сильную продвижения власти в телеграме?
— Нет. Но при этом вы же, я так понимаю, сотрудничаете с администрацией президента?
— На правах консультанта.
— Какая-то задача перед вами стоит по продвижению чего бы то ни было от имени власти в телеграме? Какая тут идея?
— Я, если честно, не уверена, что власти нужна телеграм-сетка. И особых запросов таких не было по продвижению.
— Поменялся сам подход?
— Мне кажется, телеграм недооценивают. Более того, очень многие – вот я езжу с лекциями по регионам – очень многие чиновники запрещают своим пресс-службам работать в телеграме. Они считают, что это неправильно, телеграм запрещен.
— Но как бы официально власть его запретила? Это тоже странно: официально власть запретила, при этом все, включая депутата Лугового, сидят в телеграме.
— Да, это частный случай, но в основном, особенно в регионах, очень пугливое отношение к телеграму.
В плане каких-то, условно, провластных заказов или тезисов, очень популярен формат факт-чекинга: объясните, как на самом деле. Так как это уже большой рынок, где очень популярны заказные посты, и они стоят много денег – например, в одном "Незыгаре" пост стоит 600 тысяч рублей, это очень дофига, – то происходит наброс на человека, на какого-то чиновника. Человек дает фактуру, которая на самом деле правдивая, ее упаковываешь и продвигаешь в телеграме. По сути, пока что вся работа со стороны власти в телеграме, – отбиваться. Потому что для продвижения своих проектов или тезисов это не очень подходящая площадка. Все борются с фейк-ньюс и постправдой.
Сурков, Володин и Кириенко
— Скажите, вы общаетесь с такими людьми, о которых, конечно, масса всяких слухов и догадок относительно интернета, с разными людьми, которые курировали внутреннюю политику администрации: Сурков, Володин, Кириенко, я так понимаю, – какие у них отношения с интернетом и как ваша, соответственно, деятельность менялась в зависимости от того, кто куратор?
— Ну, с Сурковым понятно, долгое время, когда интернет еще не был популярен.
— Но он в какой-то момент понял?
— Да, он затащился от интернета в какой-то момент.
Заместитель главы администрации президента РФ Владислав Сурков на съезде "Наших" 25 декабря 2007 года. Фото: ТАСС
— В какой это момент?
— Когда началась вся эта движуха с "Коммерсантом", мы начали в ЖЖ выходить, когда начали меня ненавидеть из-за моих постов. Я так понимаю, что ему нравилось, что это именно ненависть. И постепенно я видела, как ослабевает интерес к тем печатным газеткам, которые кладут на стол.
При Володине как-то все было консервативно, без каких-то интересных ярких акций, флешмобов. При Суркове был и календарь – "Девушки МГУ за Путина", – и какие-то были яркие акции провокационные. То есть офлайн-контент продвигали онлайн. (Календарь со студентками журфака МГУ выпустили осенью 2010 года. Одним из запоминающихся лозунгов в нем был "Леса потушили, а я все еще горю" – в тот год пожары охватили всю Россию, а Москва задыхалась от дыма. Продюсером календаря был Владимир Табак, сейчас он тоже занимается телеграм-каналами – объясняет чиновникам, как ими пользоваться – НВ).
А при Кириенко, тут уже другой подход. Кириенко строит социальный лифт, он увлечен "Лидерами России", вот этими проектами, которые уже ориентированы не на то, чтобы молодежь на улицу выводить, а чтобы они образовывались, росли.
— А как это все связано с тем, что Кириенко вроде бы такой прогрессивный, при этом с этими запретительными трендами в Госдуме, когда принимаются законы, которые все что-то запрещают?
— Знаете, я не технарь, я медийщик, для меня: работает интернет – и хорошо. Я подписана на много каналов, где обсуждают закон Клишаса, разбирают все эти поправочки, возможно это или невозможно.
— Оскорбление власти?
— Да. Госсимволов, как президент сказал на "Прямой линии". Я рада, что это административка, а как-то расширенно свои размышления по поводу этих проектов не хочу особо высказывать. Счастлива, что [статью] 282 декриминализовали, и у нас, по крайней мере, люди за лайки теперь не получают уголовки, и до этой декриминализации 700 приговоров в год было. Это страшно.
— Вы к этому относились негативно?
— Да, мы наряду с различными блогерами, общественными деятелями вели тяжелую работу по убеждению, доведению информации о том, почему это вредно, как это можно изменить. Слава богу, нас услышали, и без Кириенко, конечно, этой декриминализации бы не произошло.
Путину лучше не выходить в интернет
— Донести чиновникам, что [посадка за] лайк – это абсурд, это очень сложно. Многих надо учить, как включать компьютер, поэтому трудно объяснить, что за это нельзя сидеть в тюрьме.
— Но при этом – это проходит просто красной линией в моих интервью – Путин не пользуется интернетом, по крайней мере, еще недавно не пользовался, и вообще долгое время считал, что это какая-то помойка. Он как-то сам меняет к этому отношение, как вам кажется? Вы там что-то для этого делаете?
— Я не думаю, что у него есть время заниматься интернетом или что-то там смотреть. С каждым годом, с каждой минутой информации в интернете все больше и больше. А как президент найдет информацию, которая была бы ему интересна или полезна хотя бы?
— Ему приносят.
— Вот это-то и страшно, конечно: если ему приносят люди, которые не могут разобраться, что фейк, что не фейк.
— Медведев пользовался и сам, наверное, что-то читал.
— Ну, вы помните, к чему это привело.
— К чему?
— Сейчас взломали его твиттер и написали какую-то абракадабру. Но и выкладывать фотки в инстаграм – не особо такой продвинутый юзинг.
— То есть вы считаете, что правильно, что Путин не пользуется интернетом?
— Думаю, да. Вот лучше не надо.
Президент России Владимир Путин на встрече с активистами движения "Наши" в Сочи 18 мая 2006 года. Фото: ТАСС
Образ медиакиллера
В начале января 2012 года хакеры, называющие себя российскими Anonymous, выложили в открытый доступ переписку экс-главы "Наших" Василия Якеменко, ставшего впоследствии главой Росмолодежи, и Кристины Потупчик. В опубликованных письмах шла речь о блогерах, получавших деньги за свои публикации.
В 2014 году анонимная группировка "Шалтай-Болтай" выложила в Сеть большой массив писем, которые, как утверждалось, тоже были отправлены Потупчик. В них содержались отчеты о поведении оппозиции в соцсетях и результаты мониторинга публикаций в медиа о власти, а адресатом был Тимур Прокопенко из администрации президента.
— Вас взламывали. Как это отразилось на вашей карьере, на вас лично?
— Мне было абсолютно пофиг. После этого какими-то мифами я обросла, кто-то начал уважать, кто-то, наоборот, обращаться с заказами. Почему-то несколько лет подряд ко мне шли клиенты, которые заказывали "чернуху". Я говорю: чего вы ко мне идете, как к дьяволу? Что-нибудь хорошее бы предложили пропиарить, какой-нибудь там гуманитарный проект, еще что-то. Прутся и прутся: уничтожь кого-нибудь, распни!
— Вы принимаете такие заказы?
— После распада движения "Наши" я поняла, что есть много способов заработать другими путями, более интересными для меня. Но со времен этих взломанных почт, телеграмов, образ этот не развеивается, и все думают, что я такой медиакиллер.
Многие люди, которые считают, что я их уничтожаю, они не могут примириться с тем, что их уничтожает более серьезный противник. Намного безопаснее и комфортнее для мозга – ненавидеть и подозревать во всем меня. Мне что только ни приписывают! Кашин, избиение его, хотя версия есть другая. Намного безопаснее считать, что я его отмудохала. Мне приписывают роспуск "Коммерсанта", DDoS-атаку на "Коммерсант". Что еще было? Выпуск "Коммерсантом" туалетной бумаги, какие-то еще вещи, я не помню уже, конечно же, принадлежность ко всем каналам.
Вот Ксения Собчак распространяет слух, что канал "Небожена" — мой. Мне от светских львиц в инстаграм и везде приходят угрозы, разборки: "Зачем ты так обо мне написала?" Я думаю: господи, купить бы эту "Небожену" на хрен и закрыть – у всех этих девушек есть серьезные мужья, которые узнали о моем существовании. Во всем виновата я, а в принципе ладно, пускай. Я не буду развенчивать этот миф.
Кристина Потупчик
— А Носик же считал, что за DDoS-атаками... что за всеми проблемами оппозиционеров в интернете стоите вы.
— Но Носик считал это до определенного момента. И я так понимаю, он мне сам и говорил, что он был единственный человек, который дочитал мою почту до конца. И после этого он изменил мнение, мы с ним подружились на этой почве, он восхитился тем, как я отстаиваю интересы близких мне людей в переписках. Ну и в принципе никакие вот эти вот списки жидов, предателей, которые там были, где он там был... Как-то отлегло, да. "Ой, ну как ты могла составить этот список?" Да не составляла я этот список.
— Там [в переписке] были многие интересные фамилии. Варламов – он получал деньги от администрации президента?
— С Ильей мы всегда сотрудничали, как он сотрудничает со всеми: платишь деньги – он ставит пост, пишет "реклама" и все. (Репортажи Ильи Варламова о Селигере выходили без пометки "Реклама" – НВ). Так с ним может посотрудничать абсолютно любой человек. Кроме того, он очень капризный и никогда конкретную пропагандистскую штуку не ставит. Все время с ним ругались, и он всегда все по-своему, с каким-нибудь подколом ставил.
— Но он при этом почему-то, я помню, отрицал.
— Смотря как его спрашивали, наверное. "Ты получал деньги от "нашистов", "Вот, тебя Кремль кормил". Он абсолютно честно работает и не скрывает, что оказывает рекламные услуги. Достаточно эффективно.
Все знали, кто такой Вася
Когда в конце 2009 года стали набирать популярность первые видеоблоги, руководитель Росмолодежи и экс-глава "Наших" Василий Якеменко предложил бюджетное финансирование студии My Duck’s Vision и ее основателю Юрию Дегтяреву. Так появился проект "Спасибо, Ева!", в котором участвовали и из которого выросли многие современные звезды ютуба: Илья Мэдисон, Илья Прусикин, группа "Хлеб", Данила Поперечный, Руслан Усачев. Дегтярев говорит, что все блогеры прекрасно понимали, откуда получали деньги на свои проекты. При этом только небольшая часть роликов была "заказным" контентом и их создатели отдавали себе отчет, что делали и для кого.
Сами ютуберы заверяют, что понятия не имели, откуда Дегтярев брал финансирование, и были шокированы, когда поняли, что это деньги Кремля, полученные от "Наших".
— У вас такой род деятельности, что, в общем, вы, действительно, довольно многих покупали.
— Я это называю так: раздавали возможности людям. Кто заплатит начинающему видеоблогеру? Кто поверит в 2008 году в идею того, что, если человек будет что-то говорить на камеру, это взлетит?
Как раз тогда был проект Юры Дегтярева "Спасибо, Ева" и My Duck’s Vision. Мы нашли Юру. Он сделал тогда два ролика, один – "Гробокопатели" и еще какие-то, они были вирусные, у них было кучу просмотров.
У него какие-то были буквально на коленке сделанные ролики, которые получили кучу просмотров, и Якеменко говорит: "Блин, смотри, это прикольно, это и есть вирусный контент, то, что взрывается само и расходится".
Мы позвали Юру, и Вася предложил ему делать проект такой обучающий, собрать интересных ребят, которые делали бы мультики, снимали ролики и записывали видеоблог. Так получилась "Спасибо, Ева".
— Весь топчик.
— Ну, естественно, оттуда выросла эта инфраструктура. Рынок. И Юра это все начал, и без его школы этой бы не получилось. Да, многие говорят, что они не знали, откуда деньги. Но, Юра, во-первых, не обязан был говорить им. Он получил деньги на свой проект. Якеменко как сказал: "Пусть растут все цветы, давай (он очень любил эксперименты) сделаем эксперимент".
Не было никакой цензуры, никого не убеждали, никому не говорили, как нужно сделать, иначе бы ребята просто сбежали бы оттуда, как только бы появился заказ "а давайте хвалить Путина". Если вы помните, то подобного рода роликов там не было, только какие-то отдельные были.
— Сиськи за Путина?
— Ну это чисто фан, это вообще прикол. Кто согласует такой ролик? При том, что главный герой ролика потом пожал-таки руку президенту, он посмеялся. Те ролики, которые были по нашей повестке, они были оплачены отдельно, и был сделан определенный заказ студии Юры, и люди, которые делали их, они, конечно, понимали, для кого они это делают.
— Это что за ролики?
— Ну, я не помню. Какие-то предвыборные ролики, может, были, там еще... ну то есть их много же. Я точно уже не помню.
— Против Навального, по-моему?
— Что-то такое было. Разный контент, я уже не помню это все. И сейчас многие ребята говорят, что "мы не знали, нас Дегтярев обманул", прочее. Но это они, конечно же, немножко лукавят, потому что я точно не помню кто, но к Якеменко на Газетный переулок ходило очень много видеоблогеров, и они прекрасно понимали, кто такой Вася.
Деньги на фокусы
— А какие-то еще у вас такие были удачные проекты?
— Не о многих можно говорить, да, наверное, лучше не говорить ни о каких. Зачем? Это же все внутренняя кухня. Зачем я буду разоблачать магию и рассказывать о фокусах?
— А фокусов много, да?
— Да, я все-таки уже 12 лет работаю в этой области.
— То есть мы пользуемся интернетом, не понимая на самом деле, сколько там ваших фокусов?
— Надеюсь, что не понимаете.
— Про фотографию. Я должен спросить про нее: что это вообще значит? Вот эта вот сумочка, набитая пятитысячными купюрами?
— Ну сумочка и сумочка, сфоткали с деньгами.
Сегодня у нас сеанс игры «Что? Где? Когда?». Приглашаем к участию знатоков. http://t.co/OzGz592I87 pic.twitter.com/LtPiurUoiI
— Shaltay Boltay (@b0ltai) December 10, 2014
— Для отчета?
— Да нет, ну просто. Было много людей в кабинете, не знаю. Может, прикалывались. Как-то это в русской традиции – фоткать человека с деньгами. И что?
— Это какой-то бюджет на те самые фокусы?
— Да это были деньги от клиента какие-то, не помню. Может, даже не для фокусов были деньги предназначены. Я не помню.
— Меня что там по-настоящему разозлило, я не очень глубоко ее [переписку] читал, но какие-то выписки: там, где вы делаете отчет в феврале 2014 года по поводу того, что издание холдинга "Рамблер" ведут такую оппозиционную деятельность и хорошо бы их как-то приструнить. Через месяц закрывают Ленту.ру.
— Вы как-то преувеличиваете мои возможности.
— Может быть, к вашим отчетам настолько серьезно там относятся?
— Не думаю. Я вообще думаю, что меня недооценивают.
— То есть вы думаете, что это совпадение?
— Фиг знает. Я не видела этого документа и вообще не просматривала.
— Это ваш отчет.
— Ну, слушайте, много чего... меня взламывали тысячу раз, и там может быть все что угодно.
— По тому, что мне удается восстановить, сначала и первым человеком, который начал что-то делать в интернете для государства, для продвижения каких-то идей, был Константин Рыков. Потом как-то так незаметно получилось, что его место заняли во многом вы.
— Мы параллельно работали. Костя Рыков был для нас вообще гуру. Он дал площадку.
— Какую?
— Раша.ру. Взгляд.ру, Дни.ру, Раша.ру. Все мои товарищи, которые сейчас заметны в медийном бизнесе, тогда мечтали работать у него. Я на тот момент уже была пресс-секретарем движения "Наши", но я бы тоже с удовольствием там была. И Маша Дрокова там работала, и бывший вице-президент Мэйл.ру Саша Кабаков тоже там работал.
Потом время поменялось, появился ютуб, такой проект стал невостребован. Потом Костя куда-то делся и все. То есть мы с ним никогда не конкурировали. Он занимался более системными медийными проектами, не блогингом. У него же были СМИ, редакции и прочее. Никаких конфликтов с ним не было.
"Синие киты" и запрос на правду
— А можно так сказать, что вы каким-то образом отвечаете за присутствие какого-то такого провластного контента, то есть у вас такая позиция?
— Да нет. Ну посмотрите, где этот провластный контент? Власть как обсирали в интернете, так ее и обсирают. Какой провластный контент?
— Как же действовать в новой реальности?
— Действовать в формате фактчекинга, то есть доказывать, что правда, а что нет. Объяснять людям, как обстоят дела на самом деле.
— Как найти правду в интернете, если одни говорят одно, а другие – другое?
— У меня работают три человека, которые занимаются исключительно поиском правды. Есть люди, которые ищут мемы, есть люди, которые их рисуют, создают, есть те, которые раскручивают ресурсы, а есть те, которые ищут правду.
— Это их должность?
— Правдолог, да.
На самом деле хорошо найденная правда – это крутой контент. Как это было с Голуновым и с этими пятью пакетиками или с нарколабораторией. Это же сразу в корне изменило дело. Если бы не фактчекинг простых пользователей, мы еще не знаем, как бы это все повернулось.
— А что такое постправда?
— Когда тебе абсолютно неважно, имеет сюжет какую-то реальную фактуру, основание под собой, а ты больше ведешься на то, как это упаковано, насколько громко это звучит.
— Это то, что, собственно, рулит сейчас в интернете?
— Да. С "синими китами" – это как раз пример постправды. Кто попытался разобраться? Нет, все видят: "киты" заставляют детей прыгать. Вместо того, чтобы заниматься детьми, решили, что куда проще на троллей все свалить, и во всем обвинили интернет.
Акция движения "Наши" в Москве 15 мая 2005 года. Фото: Reuters
Покупка всех
— Про "фабрику троллей" вы можете что-то сказать? Вы к этому не имели никакого отношения?
— Нет.
— Как у вас с ними складываются отношения?
— Ни разу не пересекалась. Знаю, что многие комиссары "Наших" где-то там оседают, так как они никому больше не пригодились и нигде, кроме как "Евросети", не реализовались или у Якеменко на даче. Я с ними дел не имела, не знаю, как они работают.
— Почему они с вами не связывались? Это же некоторым образом похожая деятельность.
— Да фиг знает, может, не нравлюсь я им.
— Какое-то свое отношение к ним скажете?
— Я ничего про них не знаю, только слухи и мифы.
— Был большой текст в "Проекте" про телеграм-каналы. Утверждалось, что практически любой телеграм-канал можно купить. Это правда?
— Полностью выкупить?
— Купить контент.
— Да, конечно.
— Который не будет маркирован, что это выкупленный контент.
— Да.
— Вообще любой?
— Вообще любой.
— То есть все так плохо?
— Почему плохо? Это рынок, это хорошо.
— Не существует неподкупных?
— Нет, почему. В анонимном канале – да, в любом. Но попробуйте купить что-нибудь у Кати Винокуровой. Она устроит такой вой – вы все повеситесь. У Бароновой попробуйте что-нибудь купить.
— То есть речь об анонимных каналах?
— Да, конечно. Авторы, которые не скрывают своих имен-фамилий, – нет, они [не продают].
Деньги и перегоревшие комиссары
— За что вам дали, по-моему, уже не первую медаль "За заслуги перед Отечеством"? Закрытое какое-то было награждение.
— У нас все закрытое становится явным. Я не буду ни подтверждать, ни опровергать информацию про свои предполагаемые награды. Что-то пускай останется.
— Но это, наверное, как-то связано с интернетом? Я могу так предположить.
— Ничем другим, кроме как интернетом, я не занимаюсь.
— Можете как-то объяснить тем, для кого вы представитель этой какой-то темной силы, которая что-то там в интернете страшное делает, чем вы занимаетесь? Юридически это что?
— Ну смотрите. Вот приходит ко мне богатый человек...
— Мы сидим сейчас на какой-то очень приятной веранде. Вообще что это?
— Это наш офис, контент-центр. Приходит богатый человек, у него проблемы, [телеграм-канал] "Футляр от виолончели" написал про то, что он там что-то украл. Один пост раз в месяц вышел, он весь на нервах. Я говорю: "Чего тебя это волнует? Один пост хер знает когда. В чем прикол?" Он говорит: "Нет, ни фига. Мне партнеры задают вопрос, мне старшие товарищи говорят: ну-ка разбирайся с этим, убирай это. Мне из банка звонят, говорят: переподтверди-ка свои доходы еще что-то".
Все это порождает панику, они обязательно хотят донести правдивую информацию (в их понимании), хотят контртезис какой-то интегрировать, как-то прокомментировать свою ситуацию. Вот так вот и работаем.
Много консалтинга по поводу выборов и как вести работу в предвыборный период, как отвечать оппонентам грамотно. У нас ведь могут так ответить, что смех, потом не отмоешься никогда.
Кристина Потупчик
— То есть это консалтинг?
— Ну да, это консалтинг.
— Связанный с продвижением.
— Консалтинг и образовательная какая-то программа, да.
— А много людей?
— Много. Многие на удаленке. После распада движения "Наши" моей задачей, которая мне была интересна, стала дать как можно больше рабочих мест. Потому что я видела трагедию комиссаров движения "Наши" с разрушенными жизнями и расплавленным мозгом. Все это, конечно, трагично.
Интернет позволяет работать удаленно. Мы на фрилансе находим парнишку 16 лет, он сидит в Коврове и уже может считаться там самым богатым парнем буквально за несколько заказов. Такую сеть подрядчиков персональных – кто-то текст напишет, это по запросу, – мы и развили.
Постоянных сотрудников где-то 40. Ну еще где-то, может быть, 70-80, с которыми мы постоянно работаем, которые время от времени на определенные проекты нужны. Что не требует от них присутствия в офисе, это очень удобно для всех.
Отключат интернет – будет очень весело
— А администрация президента здесь как присутствует?
— Да никак. У меня есть портрет Путина только.
— Как один из заказчиков просто?
— Проводим какие-то лекции, консалтинг, да.
— У вас как-то изменилось отношение к "Нашим"?
— Мне только очень жаль и грустно, что все это закончилось ничем, что людей никуда не пристроили и не направили ни в какое русло. Надо было думать о том, прежде чем это создавать: а что дальше, что с ними делать? Социальный лифт был у "Молодой гвардии", многие из них куда-то там продвинулись.
Движение "Наши" – нас готовили жить на площадях, забрасывать учебу, не заводить семьи, как будто к войне. И в такой оборонительной позиции многие ребята живут до сих пор, им всем по 40 лет.
— Вы – молодая девушка, вполне современная, понимающая интернет и его неизбежность в мире будущего. Все-таки мне кажется, что у президента такого понимания интернета нет.
— Если не вступать в диалог с властью, если не коммуницировать и не умолять тебя выслушать, дипломатически как-то не общаться, то это может плохо закончиться. Пока есть возможность что-то донести, я стараюсь донести. Сейчас ситуация достаточно хорошая, потому что очень отзывчивая та сторона и намного больше понимающая.
— Ну конечно, отзывчивая. Весной президент подписал закон Клишаса.
— Зато декриминализовали 282. Слушайте, консультируют президента и его окружение разные люди. Я думаю, их тысячи.
— Поэтому и получается, что одна рука делает одно, а другая – другое.
— Конечно, нет какого-то глобального злодейского плана в голове Путина, что будет вот так. Конечно, это все...
— Как вы думаете, возможна вообще какая-нибудь китайская модель?
— Да нет. Слушайте, я не верю в это. Мы уже видели, как закрыли у нас телеграм один раз. Ну какая китайская модель, ну? А если и возможно, то это будет очень весело. Мы все видели, как общество сплотилось в кейсе за Голунова. А представляете, интернет – это базовая потребность. Мне иногда это важнее, чем поесть или поспать.
— Китайская модель предполагает отключение ютуба.
— Я хотела бы посмотреть, я хотела бы дожить до этого времени. Все это будет очень весело.