Мария Колесникова, координатор предвыборного штаба Виктора Бабарико, член Координационного совета оппозиции Беларуси, стала лауреатом правозащитной премии Парламентской ассамблеи Совета Европы имени Вацлава Гавела. На родине Мария осуждена на 11 лет лишения свободы по обвинению в заговоре с целью захвата власти, с 7 сентября 2020 года находится за решеткой. Правозащитники признали ее политзаключенной.
На сессии в Страсбурге выступила сестра Колесниковой – Татьяна Хомич.
В Праге 29 сентября прошла конференция, посвященная премии имени Вацлава Гавела. Одной из гостей мероприятия была Татьяна Хомич. После конференции в интервью Настоящему Времени Татьяна рассказала о том, как ее сестра живет в тюрьме.
Your browser doesn’t support HTML5
Сестра Марии Колесниковой — о ее жизни в тюрьме и премии Гавела
Возможность еще раз говорить о ситуации в Беларуси
— Как вы восприняли новость о премии? Сразу ли вы согласились поехать на вручение и принять ее за Марию Колесникову?
— Новость о том, что Маша стала лауреатом, стала известна только в понедельник на сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы. Оглашение было непосредственно там. Кто стал лауреатом – держали в секрете до самого последнего момента.
Несколько недель назад со мной связались из Совета Европы и сказали, что есть возможность представлять Марию, потому что она попала в шорт-лист премии вместе с другими номинантами. Я, конечно же, согласилась присутствовать, потому что это очень хорошая возможность еще раз говорить о ситуации в Беларуси.
— Что для вас значило стоять на сцене и получать эту награду?
— Для меня это действительно возможность еще раз рассказать, что сейчас происходит в Беларуси, какая ужасающая ситуация сейчас с правами человека. О том, что в Беларуси сотни политзаключенных, а, скорее всего, их тысячи – мы даже не знаем точное количество людей, которые преследуются по политическим мотивам. Больше четырех с половиной тысяч уголовных дел заведено после протестов 2020 года. Мы не знаем имен этих людей.
И в целом ситуация продолжает ухудшаться, репрессии направлены на все слои общества, на абсолютно разных активистов: и на медиа, и на гражданских активистов, социальных активистов, которые помогают детям и инвалидам, которые занимаются экологическими проблемами.
Действительно, это еще раз возможность стать голосом в этом мире и рассказать о том, что происходит в Беларуси.
— А сама Мария уже знает о премии?
— Да, Мария уже знает о премии.
— Как она отреагировала?
— Вчера с ней встречался адвокат. Конечно, я постаралась, чтобы она сразу же узнала об этом. Она под большим впечатлением, очень сильно удивлена. И, конечно, она очень восхищена и благодарна за такое внимание. Попросила побольше узнать и побольше рассказать. К сожалению, встречи с адвокатом довольно короткие. Я буду стараться, чтобы она как можно больше узнала о том, что происходило, потому что внимание оказывается на самом высоком уровне и к ситуации с Марией, и к ситуации в Беларуси.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, в каких условиях сейчас находится Мария. Насколько часто ей удается видеться с адвокатами либо с родными, насколько ей это позволяют? Получает ли она что-то от вас? Может быть, она пишет письма?
— Сейчас Мария находится в Минске в СИЗО №1 на Володарского, потому что идет апелляция по ее делу – апелляция подана в Верховный суд. И до момента рассмотрения она должна находиться в СИЗО. Только после окончания рассмотрения, после окончательного вступления в силу приговора она должна быть направлена в колонию.
Сейчас она находится одна в камере уже несколько месяцев. Ей передают очень мало писем. После приговора она получила буквально три письма. Мы также получаем очень мало писем от нее. Я не получала уже три месяца от нее ни одного письма. Последнее письмо было в июне – поздравление с днем рождения.
Папа тоже получает очень мало писем, к сожалению. Ему разрешили одну встречу – седьмого сентября, сразу после приговора. Они виделись только час, после этого он еще несколько раз обращался с просьбой о встрече, но ему отказали. Конечно, он будет добиваться встречи с Марией дальше, чтобы еще иметь возможность ее увидеть, но это была единственная встреча за год. Целый год ему отказывали во встречах в СИЗО.
Громко смеется, давая понять, что не будет молчать
— Что известно из последних новостей либо из писем, либо из встреч? Мария продолжает держаться бодро?
— Да, она все так же в хорошем настроении. Адвокаты всегда говорят, что они не видели ее в каком-то негативном расположении духа либо расстроенной за весь этот год. Она очень хорошо держится, она старается смотреть даже те новости, которые есть возможность смотреть, – это государственные телеканалы. Она по возможности читает книги, насколько это возможно: в СИЗО есть какая-то небольшая библиотека либо книги от политзаключенных, которые раньше содержались. Старается быть в курсе событий. Конечно, я стараюсь ее поддерживать в этом, чтобы она понимала, что происходит дальше и в Беларуси, и в целом в мире.
Сейчас, к сожалению, такая ситуация, и в целом это продолжается целый год, – Марию стараются максимально изолировать от других заключенных, содержащихся под стражей в СИЗО. То есть каждый раз, когда ее вывозят, например, на встречу с адвокатом или со следователями, делают так, чтобы в коридорах ее никто не мог увидеть, чтобы не могли рассказать, что-то передать. Но адвокаты всегда передают.
Маша писала в письмах, что она очень громко смеется, она очень громко разговаривает, она общается с конвоирами, которые ее сопровождают на встречи, она всегда старается им рассказывать о том, что с ней было, как ее похищали, таким образом давая им понять, что она не будет молчать, таким образом защищая свои права и требуя справедливости.
— Она не рассказывала, есть ли от них какая-то обратная реакция, когда она им это рассказывает? Или они сохраняют каменные лица?
— Нет, не рассказывала. Но мы можем себе представить, что, видя человека, который год находится под стражей, которого уже приговорили к 11 годам, а он находится в очень сильном позитивном психологическом состоянии. Я думаю, что для них это тоже такое определенное давление и показатель, кто на самом деле в этой ситуации прав, на чьей стороне должен быть закон. И, конечно, это определенное давление на людей, которые там работают.
Не считает правильным просить о помиловании
— Сейчас в Беларуси идет своего рода волна помилований. Как вы думаете, Мария пойдет на этот шаг? Может ли такое случиться, что она попросит помилования у Лукашенко?
— Как и сотни других политзаключенных, она получила письмо с предложением обратиться к президенту о помиловании. Насколько я знаю, она даже ответила на него. Но, конечно, она не согласна, она не считает себя виновной в чем-либо, поэтому не считает в этой ситуации правильным просить о помиловании.
Я хотела бы сказать по поводу волны помилований. Несколько месяцев до этого в СМИ шла такая волна о том, что могут быть сотни помилованных. Звучали какие-то цифры – то 100, то 200 человек. Как мы видели, перед Днем народного единства были помилованы 13 человек. И еще в августе были помилованы трое сотрудников "Пресс-клуба". Трудно назвать это "волной помилования".
Очевидно, что сейчас белорусские власти не готовы отпускать политзаключенных, не готовы на такой шаг. Но будем надеяться, что все-таки ситуация изменится, и людей начнут выпускать, потому что это сотни и тысячи людей, которые находятся в тюрьмах только потому, что они говорили то, что они думают, они поддерживали мирные протесты или участвовали в них.
— Как вы считаете, у белорусского народа остались силы выходить на новые протесты? Анонсируют голосование по Конституции или парламентские выборы. Как думаете, возможны ли новые протесты? Или репрессии настолько сильны, что люди по понятным причинам боятся, и, возможно, только санкции со стороны Запада или какие-то глобальные действия могут пошатнуть режим Лукашенко?
— Конечно, сейчас ситуация такая, как я уже говорила и мы все видим, что репрессии продолжаются, давление на людей продолжается. И на тех, кто участвовал в массовых мероприятиях, сейчас оно продолжается, и на тех, кто в целом работает в негосударственных некоммерческих организациях. Сейчас оно идет на самом деле по всем направлениям на людей, которые просто активны, известны или популярны в своей сфере.
Я думаю, что массовые протесты сыграли очень большую роль в прошлом году, потому что люди увидели, что нас большинство – тех, кто против, тех, кто хочет перемен, кто против существующей власти, кто хочет изменений, хочет видеть новые лица новых политиков – тех, кто будет руководить и управлять страной.
Наверное, сейчас наступило то время, когда должны быть использованы и другие механизмы. Протесты показали свою эффективность, но при этом есть же и другие способы. Люди боятся. Да, люди могут продолжать быть активными, но онлайн, может быть, не так публично. И многие, как мы видим, продолжают это делать. При этом введен уже ряд санкций и рассматривается следующий пакет санкций. В данной ситуации санкции – это в целом тоже механизм привлечения внимания и [инструмент] давления со стороны мирового сообщества на Беларусь.
Я думаю, рано или поздно эта ситуация сдвинется, начнет меняться. И трудно сейчас предсказать, что станет этим триггером изменений в будущем – это какая-то активность людей, либо события внутри Беларуси, либо события снаружи. Мы видим, что даже сейчас события снаружи происходят даже чаще, и белорусские власти сами провоцируют эти события. Они и сами виноваты были в санкциях против Беларуси, но они также делали такие ошибки и шаги, как посадка самолета в Минске, как ситуация на границе с мигрантами. Они продолжают сами привлекать внимание к ситуации.
Публичность помогает
— Мария, как вы сказали, даже в СИЗО продолжает свою борьбу, рассказывая, например, про себя конвоирам и так далее. Вы тоже продолжаете борьбу?
— Да, конечно. Я считаю, что очень важно – как раз представлять Марию. И уже долгие месяцы это не только то, что я рассказываю о ней, – я говорю и о других политзаключенных. С недавних пор я являюсь представителем Координационного совета по политзаключенным. Имея возможность представлять Марию, я также постоянно говорю о других случаях и призываю помогать политзаключенным, поддерживать их семьи и становиться голосом белорусских политзаключенных в этом мире, чтобы о них не забывали, чтобы их поддерживали и рассказывали по всему миру о той несправедливости нарушения прав человека.
Я считаю, что именно сейчас из-за того, что в Беларуси, к сожалению, такая активность невозможна, это важно делать снаружи – говорить об этом.
— Вы хотели бы что-то от себя добавить, донести до зрителя?
— Я бы хотела обратиться к родным других политзаключенных. Я знаю, я прекрасно понимаю, насколько сложно рассказывать о своих родных, которые находятся в тюрьмах, но это очень важно. Очень важно не молчать об этом. Я понимаю, почему это происходит – это инстинктивное желание: ты боишься навредить, ты боишься сказать лишнего, из-за чего может стать еще хуже.
Но действительно, общаясь с правозащитниками и политиками весь этот год, я постоянно слышу о том, что именно публичность помогает, она защищает, необходимо постоянно говорить. Инстинктивно ты этого боишься, но о них нужно говорить – о тех нарушениях, которые происходят в тюрьмах.
Очень много случаев, когда политзаключенные болеют и им не оказывают медицинскую помощь, заболевших COVID-19 содержат в камерах со здоровыми, оставляют на карантин на 10-15 дней, им не предоставляют врача, не предоставляют какие-то минимальные медикаменты для лечения. Об этом тоже нужно говорить. Именно такая публичность помогает и защищает.