Нариман Османов – бывший заключенный колонии в Покрове, где он отбывал наказание вместе с российским политиком Алексеем Навальным. Именно Османов был одним из тех, кто первым для репортажа телеканала "Дождь" рассказал о том, что в колонии для Навального создали специальный отряд, а заключенных заставляли издеваться над ним – жарить рядом еду во время голодовки, игнорировать.
Нариман сейчас на свободе и интервью давал после освобождения. Он уехал из России и сейчас приехал в Киев: он говорил, что уже чувствовал "хвост" за собой. В Киеве он пришел в студию Настоящего Времени и подробно рассказал, почему решил дружить с Навальным в колонии, как к политзаключенному там относились, как сам Навальный терпел все издевательства.
Полную версию интервью можно посмотреть в видео:
Your browser doesn’t support HTML5
Интервью заключенного, который рассказал об издевательствах над Навальным
* * *
— Первый вопрос, который я хотел бы вам задать, – как так вышло, что мы с вами говорим в Киеве? Как вы здесь оказались, что вы тут делаете?
— В Грузии уже на пятки наступали. Мне звонили из Москвы, сказали: "Они знают твой телефон, ты очень сильно им нужен", – службе из трех букв.
— В Украине в этом смысле безопаснее, чем в Грузии?
— На сегодняшний день пока да.
— Расскажите про специальный отряд. Вы были в колонии до того, как туда привезли Навального. Как вы узнали о том, что они формируют этот отряд?
— Приехал начальник управления оперативного отдела – я забыл его фамилию, – и 50 с чем-то человек отвели во второй отряд. За сутки проверили камеры, прослушки. Какое количество народу должно быть, чтобы можно было все контролировать? Я так думаю, из этих соображений.
— Привели Алексея. Можете рассказать, почему вы с ним решили разговаривать?
— Я почувствовал, что его будут прессовать. Я ему говорю: "Смотри, будь осторожен. Здесь нет нормальных людей вообще. Здесь только одни "опущенные", "козлы" и стукачи. Если что-то нужно будет у меня спросить, я тебе тоже не смогу ответить правильно – тогда ты меня спалишь. Одно лишнее слово, и ты окажешься в восьмом отряде". Там за любую мелочь могут избить. Там можешь сидеть, допустим, 10 часов, по 14 часов на табуретках. Если глаз закроешь больше чем на секунду – все, тебя отводят вечером и избивают.
— Что были за факты пыток в душевой?
— Допустим, человек не хочет подписывать 106-ю статью, чтобы раз в неделю бесплатно работать, или адвокаты что-то [говорят], в общем, неугодный человек. Заходишь, стоят три амбала взрослых – полностью голые, лицо завязано полотенцем – и говорят: "Выбирай, какого хочешь. Или будешь делать все, что и как мы говорим, или…"
— А если нет, то что?
— Если нет, то могут "опустить".
— Насколько я понимаю, это все не касалось Навального. Это то, что вообще происходит в этой колонии. Когда вы оказались с Навальным, вы понимали, будут его бить или нет?
— С первых дней я думал, что нет, потому что [в его адрес] даже не говорили чего-то нехорошего. На третий и четвертый день собрали бесхребетных пластилиновых людей и сказали им: "Можете даже нассать на него, когда он спит. Вам же ничего не будет".
— Расскажите, что Алексей делает целыми днями в колонии? Читает ли он книги, пишет ли он что-то?
— Пишет, почту тоже приносят, правда, после того как десять раз проверят, прочитают. Там же какая система. Ты пишешь письмо. Сперва это письмо читает завхоз – "козел". Если до цензора дойдет что-то, что там неправильно написано, то этого "козла" самого забьют.
— Было такое, что за Навальным ходили?
— Пока я не уехал, они ходили за ним. Ты встал – а куда ты пойдешь? Там казарма.
— В туалет, например, надо пойти.
— В туалете есть постоянный человек. Он живет там – "угловой". Не может быть, чтобы он туда зашел и там не было "углового".
Так же и в умывальнике. Допустим, зашел он чай пить – один рядом уже есть, а второй возле открытой двери подставит ухо и стоит.
— Цель – не только раздражать, но чтобы он ни с кем не мог поговорить?
— Да. Чтобы полностью изолировать, чтобы он ничего не знал, чтобы чувствовал себя неуютно.
— Что он им говорил в эти моменты? Вы помните какие-то обрывки фраз?
— Он мог сказать: "Отойди". Нецензурно он не выражался, но мог сказать: "Иди отойди от меня подальше, чего ты ходишь, блин, за мной". Ну он стойкий мужик, нормальный. Дай бог ему здоровья и скорейшего освобождения.
— Вы как с ним прощались, когда выходили?
— Когда я с ним прощался, мы забыли про всю конспирацию. Я просто подумал, что мне уже ничего не сделаешь, уже все. Я подошел к нему, обнялись мы по-мужски, чтобы все видели, что он нормальный и порядочный мужик. Обнялись, попрощались, я вышел. И там было видно открытое окно, и он мне вот так вот показал – знак V, победы.
— Что вы ему пообещали?
— Я сказал: "Выйдем и разберемся с этими нелюдями. Сколько людей они здесь уничтожили и морально поломали".