«Он мужик теперь, он убил сестру!» Средневековье внутри России

В Петербурге прошел показ документального спектакля-читки "Голоса" на основе рассказов женщин из ЛГБТ-сообщества, которым удалось бежать из Чечни.

“Брат зашел ко мне в комнату, сел передо мной и отдал мне пистолет… Он говорил: я дал слово отцу тебя не убивать, умоляю тебя, застрели себя… если ты застрелишься, все это закончится, мы скажем людям, что это как-то случайно произошло…”

“…Полиция в его руках. И всё. Буквально, возьмём: типичный натурал, настоящий мужик. У него походка просто немножко… как у девушки – они скажут, что он гей – его заберут. Я лично знаю человека... он закопал 52 парня заживо в мешке. Землёй закопал”.

Один рассказ сменяет другой, звучит восточная музыка, время от времени – отрывки из Корана, на экране всплывают фотографии кавказских женщин в старинных нарядах, но сами героини документальной пьесы остаются невидимыми. "Голоса" – очень точное название: зрители слышат их подлинные слова, отрывки из интервью, записанных после того, как им удалось вырваться из дома, где их жизнь и свобода постоянно находились в опасности. Отрывки текстов на черных карточках читают актеры, на первом плане – небольшая сцена кукольного театра. Мелом на черной стене написано: “мама”, “папа”, “бабушка”, по ходу спектакля эти слова заклеиваются черными полосками. В спектакле участвует несколько кукол, самую большую одна из актрис постепенно одевает в черный платок, закутывает в длинную черную одежду, на других наклеивает черные бумажные ярлыки. Одна кукла лежит вниз лицом – она убита.

Актеры – из коллектива "Филомела", режиссер и художественный руководитель спектакля "Голоса" – студентка 3-го курса Российского государственного института сценических искусств Женя Муха. Она участвовала в проекте помощи ЛГБТ-женщинам, эвакуированным с Северного Кавказа, которые хотели, чтобы их истории были услышаны.

– Я решила сделать документальный спектакль на основе их рассказов. Они рассказывали про все, что волнует их, нас, обычных людей – про детство, про первую любовь, про мечты, про то страшное, что с ними случалось. После многочасовых интервью появилась документальная пьеса. Это очень важно, ведь эти женщины практически совсем невидимы. Они невидимы как женщины в силу специфики своего региона, и они невидимы даже в ЛГБТ-активизме: про мужчин, про геев говорят часто, а вот про них – почти ничего. Потому что у них почти нет шансов оттуда выбраться и кому-то рассказать о том, что они есть. Да и не каждый возьмется работать с этой опасной темой. Одна из наших героинь – девушка, которая была убита, это так называемое убийство чести. Все говорят, что она умерла от какой-то болезни, но ничего не проверяется, никакого расследования не ведется, и общество все это покрывает, потому что оно одобряет решение семьи – и даже подталкивает семью к такому решению. Там же клановое общество, все между собой родственники, и даже если кто-то станет что-то расследовать со стороны, он придет к врачам больницы, а они тоже связаны родственными отношениями и тоже не станут ничего рассказывать. Это такая структура, которую невозможно поколебать ни снаружи, ни изнутри.

– А что в этих женских интервью произвело на вас самое сильное впечатление?

– Не только истории насилия – когда их много, глаз замыливается. А вот искренние, открытые рассказы о детстве, о каких-то смешных случаях запоминаются. О том, как мама или папа в детстве что-то подарили, куда-то поехали, о влюбленности, о чем-то смешном – хотя часто оно перемешано со страшным. Есть, например, история о том, как за девушкой пришли ее родственники, чтобы ее увезти, а она им сказала: подождите, я пойду носки надену – и выпрыгнула со второго этажа, а тогда снег был глубокий, и он ее полностью скрыл, и так она спаслась. И еще запомнилось, что для этих женщин очень важна родина, семья, а мать – это почти святая. Они все очень любят семью, это внутренняя болезненная связь: семья причиняет боль, насилие, вплоть до убийства, а они все говорят, что они не хотели бы уезжать от такой прекрасной природы, таких прекрасных людей, такой прекрасной национальной кухни, хотели бы жить там – но это невозможно.

Этот мотив действительно звучит в спектакле: “У меня мама просто золото. Хоть она бы меня ругала, что бы она мне не делала, она золото. Потому что мать самое святое. Я-то маму всегда любила, несмотря ни на что. И буду любить всегда. Это делает меня той, которой я являюсь, я благодарна своей семье, я благодарна всем, кто был в моей жизни... И я не держу ни обиды, ни зла, ничего такого. Потому что я не хочу, чтобы моя семья у меня ассоциировалась с негативом. Вот. Поэтому я об этом просто не думаю”, – такие голоса звучат в спектакле уверенно и настойчиво. Но этими же голосами произносятся и другие слова, вполне трагические: “Для себя, может, каждый из них и принимает меня такой, какая я есть. Но для других они никогда об этом не скажут. Потому что тогда им придется отказаться от своих семей, от своих родителей, от всего, что им дорого, всю жизнь дорого”. А дальше невидимая героиня спектакля говорит совсем уже страшное – она понимает, что семья не может выбрать ее, одну свою дочь, перед лицом всех родственников – и тем самым отказаться от них: “Я против убийств. Но насилие стало частью моей жизни и является частью ее. Поэтому я отношусь к этому как к норме”, – заключает девушка.

Документальный спектакль-читка "Голоса"

Но не все голоса так покорны – есть и те, которые пытаются разобраться, почему так “популярны” убийства чести, и оказывается, что тут многое замешано на банальном самолюбии, на желании покрасоваться перед товарищами, покичиться “молодечеством”: “Смотри, ты мой сосед, я убиваю свою сестру, ты знаешь, зачем я ее убиваю, но я перед тобой это говорю типа, не унизиться, она умерла сама, но ты понимаешь и ты уважаешь его из-за этого. Он мужик уже, он убил сестру..! Самое удивительное, они выпускают сестров в коротких юбках, некоторые выпускают без платков, дают накраситься как царевна будуаровна, телефон отдают, разрешают в инстаграме сидеть, интернет... Она идет с кем-то целуется и все, ее надо убить. Да, сначала свою сестру научи, что ей нельзя это все делать! Она же этого не сделает! Самое главное убить и быть выше всех. Мрази конченые” (орфография оригинала сохранена. – Т. В.).

Актриса Екатерина Петрова в этом спектакле еще и консультант – она родилась и выросла на Северном Кавказе, представляет, как там устроена жизнь:

"Я сама жила в Кабардино-Балкарии, по кавказским меркам, это средний по строгости нравов регион, все-таки это не Чечня – там смешанный состав населения, люди учатся быть более гибкими, уживаться друг с другом. С другой стороны, я уехала оттуда в университет лет 16 назад, и сейчас там многое изменилось. Появилось очень много браков с несколькими женами – чуть ли не 30% женщин так живут, а когда я там жила, я вообще не помню, чтобы такое было".

Екатерина тоже участвовала в проекте по эвакуации женщин, ставших героинями спектакля.

– А еще раньше я работала с женщинами, пострадавшими от насилия – получилось, что это для меня пересечение нескольких плоскостей. Я вижу, что эти женщины уязвимы во многих отношениях: во-первых, как кавказские женщины они лишены многого – у них нет свободы передвижения, нет своих денег, как у остальных граждан России, они вообще не могут распоряжаться ни своим временем, ни своим телом, ни своей жизнью. Во-вторых, это лесбиянки, бисексуалки, трансгендерные женщины, а значит, их положение на Северном Кавказе связано с насилием вплоть до убийств чести. Сбежать могут не все, а если кому-то удается – это еще не гарантия, что их не найдут и не убьют. История убитой девушки – совершенно рядовая, просто приходят к брату и говорят: мы слышали, что твоя сестра с кем-то гуляет. И этого достаточно, чтобы брат пошел и убил. Доказательств нет, с сестрой он не разговаривал, но это принцип устрашения: чеченские мужчины считают, что женщина должна жить в страхе. Доказательств не надо, хватит и слуха – человека могут убить, чтобы не считалось, что семья опозорена. Понятно, семьи разные, есть и с более либеральными взглядами, но в целом это выглядит так. Да, Чечня – мусульманский регион, но все-таки он в составе Российской Федерации, так что там должны действовать российские законы, Конституция, гарантирующая всем равные права.

– Одну из героинь спектакля тоже убил брат?

– Нет, ей был всего 21 год, родители узнали, что она лесбиянка, она пыталась спастись, даже вышла фиктивно замуж, уехала в другой город и хотела уехать из страны, но не успела – в итоге этот муж вернул ее родителям. Они посадили ее под домашний арест, а через некоторое время якобы она заболела и умерла. Эти истории всегда такие – все понимают, что произошло, но доказать ничего невозможно.

– Вы много знаете о жизни на Северном Кавказе, у вас были какие-то открытия благодаря этой пьесе?

– Да, истории про изгнания джиннов. В Чечне, Ингушетии и других регионах очень многие верят в джиннов – что они могу захватить человека. Если речь о лесбиянке, то могут сказать, что в нее просто вселился джинн-мужчина. И человека ведут в мечеть и изгоняют джинна, я даже нашла эту процедуру на YouTube, она не очень приятная: человека укладывают на пол, накрывают простыней – процедуру проводят мужчины, а они не могут касаться женщины. Они держат ее за руки, за ноги, разговаривают с этим джинном, спрашивают, где он находится, допустим, если в животе – жмут, выдавливают его оттуда, читают суры из Корана. Странное зрелище. Судя по видео, я подозреваю, что это может применяться и к людям с психическими особенностями.

Действительно, в спектакле есть эпизод, связанный с изгнанием джинна: “Меня водили в мечеть… процедуру изгнания бесов проводить. И она длилась… около трех часов! Потом этот мулла позвал еще пару людей, и они, короче, меня все держали, все мои конечности дергались... И… я не своим голосом должна говорить, а делать вид, что якобы я говорю голосом джинна. Если бы они поняли, что я притворяюсь и что у меня нет джиннов, тогда мне пустили бы пулю в лоб”.​

Еще один актер, Григорий, решил участвовать в спектакле ради общечеловеческих ценностей, которые для него важны:

– Я считаю, что надо помогать женщинам из ЛГБТ-сообщества. Во мне самом явно есть женское начало, мне кажется, оно есть в любом из нас, поэтому мне хочется поддержать этот спектакль, этих женщин, внести свой вклад, чтобы люди узнали об их историях. Я знаком и с историями чеченских геев, и с менее известными историями чеченских ЛГБТ-женщин. Меня всегда очень трогает и волнует, как люди находят в себе силы вырываться их тех страшных обстоятельств, в которых они находятся. Ведь даже уехать оттуда и заявить о дискриминации, угрозе жизни – это огромный шаг. А следующий шаг – это найти в себе силы жить дальше вне своей культуры. Все это очень вдохновляет, заставляет и в себе искать силы для каких-то решений. Мне запала в душу история одной героини, которая, несмотря на весь тот ужас, о котором она рассказывает, умудряется сохранять позитивный настрой, смотрит в будущее, говорит о мечте написать книгу, улыбается.

Один из рассказов, звучащих в спектакле "Голоса", такой: “Меня вообще хотели убить изначально и мама, и все братья. Просто отец позвонил, говорит, не дай Бог хоть кто-то ее пальцем тронет, заденет, я приеду и лично вас всех перебью. Но папа мне сказал… послушай меня, дорогая, если ты еще раз из дома уйдешь… я не смогу тебе помочь, я не смогу тебя спасти. Поэтому сделай все, чтобы я тебя никогда не нашел. Вот. Чтобы они тебя никогда не нашли. Вот”. Заканчивается спектакль обсуждением – и видно, что многие зрители потрясены. Они говорят, что в принципе знали: такая проблема есть, но хотелось от нее отгородиться, думали, что Чечня – это где-то далеко. А теперь отгородиться не хочется, потому что стало ясно: Чечня – это очень близко.

ЛГБТ-активист Алексей Назаров считает, что посмотреть этот спектакль стоит именно мужчине, который живет обычной жизнью и не представляет, что у женщин могут быть такие серьезный проблемы:

– Ты живешь, совершаешь простые действия, идешь в магазин, выходишь на улицу погулять, а оказывается, кому-то нельзя выйти погулять, кого-то всегда должен сопровождать мужчина, кто-то должен всегда спрашивать разрешения – на все что угодно. Ты об этом просто не задумываешься, и главное, ведь эти регионы, где женщины в таком положении, совсем недалеко от нас, 3 часа на самолете! То, что мы увидели, заставляет задумываться о тех, кто живет рядом с тобой. Хотелось бы, чтобы такие спектакли влияли еще и на жизнь женщин Северного Кавказа. По сравнению со мной у них вообще нет прав, они борются за то, чтобы быть равными со мной, как будто у меня от рождения есть какие-то привилегии. Но на самом деле мы же и так равны. Меня поразила вот эта сцена из спектакля, когда женщина хотела принять душ днем, когда никого нет дома, а ей говорят: нет, нельзя, вечером примешь, – ну, как это, я не понимаю. Как получилось, что сегодня в XXI веке, в России есть регионы, где мужчина и женщина не равны? А как же наш гарант, который гарантирует нам наше равенство, а как же наша Конституция, которая не действует? И главное, что все это – не выдумка, не фантастика, а реальные истории реальных женщин. Мне бы не хотелось оказаться на их месте. Мне бы не хотелось, чтобы вообще кто-то на их месте оказывался, хотелось бы, чтобы такого не было.

ЛГБТ-активисты Юрий Гавриков и Алексей Назаров

ЛГБТ-активист Юрий Гавриков тоже обращает внимание на то, что регион, из которого приехали героини спектакля, – это часть России, что он гораздо ближе, чем кажется. И что там процветает средневековье. По его мнению, что-то изменить в положении этих женщин можно, только постоянно говоря об этой проблеме – говоря настойчиво и громко, не давая обществу успокоиться, пока эта проблема не решена.

Другой зритель Даниил, говорит, что он глубоко впечатлен спектаклем, который заставил его серьезно задуматься и многое переосмыслить – но он пришел к совсем иным выводам:

– Я как-то заново посмотрел на свой активизм, подумал, что, может быть, я тоже кого-то подставляю. Я и раньше знал об этой проблеме, но здесь ее представили так эмоционально, так ясно показали всю эту гнетущую обстановку, в которой находятся эти женщины. И я смотрю и начинаю понимать, что от моих действий могут пострадать другие люди, и это меня печалит. Я же выступал с какими-то акциями, а теперь думаю: а может, и не надо было этого делать, может, сейчас лучше молчать.

Максима в спектакле больше всего впечатлило явление, которое он определяет как “ужас в обыденности”:

– Это были истории обычных людей, это их переживания, для них это, с одной стороны, ненормально, а с другой – привычно. Когда погружаешься в этот мир, смотришь на него глазами других людей, смотришь иначе и на свою жизнь, и на людей вокруг, и на прохожих – думаешь: а вдруг и с ними происходит что-то такое, о чем ты и не подозреваешь. Но самое главное, что проходит здесь красной нитью, – это, конечно, то, как на нас влияет общество, как оно нас выстраивает – всю нашу жизнь, вплоть до смерти.

Максим считает, что об этой проблеме нужно говорить, что у общества есть возможность изменить ситуацию. Возможно, он так думает, потому что один из голосов спектакля звучит так: "У нас вот нация выражена, знаешь в чем? Если мы чего-то хотим, мы не боимся ни смерти, ничего. Упали, ползком, добивают, все равно! Если сильно хотят свободу, по-настоящему хотят, люди всегда вырываются. Ну, это даже не зависит от ориентации. Я очень много своих родственников гетеро знаю, которые вообще просто не могут там жить! Если ты как-то стремишься быть таким, каким ты себе представляешь, ты никогда там не сможешь жить".

Наверное, многим во время спектакля приходит одна и та же мысль – молчать об этом нельзя. Она возникает естественным путем, как простое человеческое желание помочь тем, кто оказался в беде. И еще один голос, время от времени возникающий в спектакле, голос известной российской правозащитницы Светланы Ганнушкиной, как будто произносит эту мысль вслух: “Я обещала молчать и молчала о девушках, похищенных в жены и наложницы, несовершеннолетних дочках, отнятых у матерей, которые не могут добиться помощи официальных лиц... Больше молчать не могу... Мне стало страшно за судьбу тех, кого за последние годы я успела полюбить и кому хочу счастья и свободы. Свободы личности, независимо от пола, вероисповедания, расы и национальности. Как того требует Конституция России, о приверженности которой так часто говорит президент Чечни”.

Голосу правозащитницы отвечает голос чеченской женщины, имени которой мы не знаем. Она говорит не о правах человека, а об отношениях с Богом – и вдруг становится понятно, что, в конце концов, это одно и то же: “Он мне все даёт. Я всегда боюсь, что я должна стать перед Ним. Всё в руках у Него, и если б все мы могли друг друга убивать, мы, мне кажется, все друг друга закинули бы в ад. Я не на том пути, который мне Всевышний дал, а я на том пути, который я сама выбрала. Он даёт два пути. Он даёт путь в рай и даёт путь – ад. Я выбрала путь в ад. Но все в руках Всевышнего, и я надеюсь, что я попаду в рай”.