Полторы комнаты в коммунальной квартире. О музее Бродского к его 80-летию

В музее-квартире Иосифа Бродского

24 мая исполнилось бы 80 лет Иосифу Бродскому. В музее-квартире поэта в этот день пройдет онлайн-концерт его памяти, для посетителей музей откроется после снятия карантинных ограничений.

Your browser doesn’t support HTML5

О музее Бродского в программе "Культурный дневник"


В знаменитых "полутора комнатах" в доме Мурузи на Литейном проспекте, где Иосиф Бродский жил со своими родителями до отъезда из СССР, идет реставрация. Это была коммунальная квартира, родителям принадлежала целая комната, а будущему нобелевскому лауреату – половина комнаты за перегородкой. Здесь поэт прожил 17 лет, с 1955 по 1972 год, сюда к нему приходили его друзья, здесь после его отъезда продолжали жить его родители – друзья поэта продолжали их навещать.

Фонд создания музея Бродского много лет пытался открыть в "полутора комнатах" музей, но все попытки заходили в тупик, поскольку расселить коммунальную квартиру до конца оказалось невозможно: бывшая соседка семьи Бродских Нина Федорова не хочет продавать свою комнату и уезжать, все переговоры с ней закончились провалом. Ее можно понять – она прожила тут всю жизнь, это место ей дорого, и она имеет полное право здесь оставаться. Конечно, если бы городские власти не пожалели денег на ее переселение, все, возможно, могло бы получиться, но музей Бродского явно у них не в приоритете.

Помощь музею пришла со стороны бизнесмена Максима Левченко, который выкупил соседнюю квартиру, и только тогда дело сдвинулось с мертвой точки. Нина Федорова останется жить в своей комнате, но ее часть коммунальной квартиры будет отделена от музея, в ней обустроят новую кухню и санузел. Главной ценностью и ядром музея были и остаются "полторы комнаты" – в этой мемориальной части сейчас идет реставрация. А соседняя квартира, приобретенная Максимом Левченко, должна стать местом общения, проведения вечеров и концертов. То есть она бы уже им стала – конечно, музей еще в процессе создания, но формально он открылся в январе, тогда же здесь были проведены первые экскурсии. Когда ограничения, связанные с коронавирусом, будут сняты, сюда смогут приходить люди не только на экскурсии, но и для живого общения.

Один из кураторов пространства "полторы комнаты" Павел Котляр поясняет, что те, кто сюда придут, увидят небольшую библиотеку, бар и пространство для выступлений – поскольку это место будет посвящено поэзии, а не только Бродскому. Сейчас, из-за эпидемии коронавируса, посетить это место невозможно, но можно посмотреть концерт, в котором прозвучат стихи Бродского:

– 24 мая мы проводим в музее интернет-трансляцию, этим занимается компания "Триколор-ТВ", они сами предложили сделать удаленный концерт – будет "Сплин", будет Noize MC, будет Арбенина – все они исполнят произведения на стихи Бродского, в самой квартире будет играть Billys band, одновременно будет демонстрироваться небольшой фильм – как друзья и близкие Бродского читают его стихи, в том числе и вдова Мария Соццани, такого еще не было нигде, будет читать дочка Бродского, Барышников – все это в записи, естественно. И, кроме того, будет показан фильм, который делает непосредственно наш фонд, фильм, посвященный друзьям Бродского, – это встречи с ними в его квартире, воспоминания. Первую серию мы сделали про председателя нашего Фонда и основателя музея, реставратора Михаила Мильчика, ее мы и будем представлять и частично покажем.

Музей Бродского ждали в городе очень давно, и уже в конце 2000-х годов в СМИ стали появляться заголовки – что музей откроется в этом году, потом в следующем, и так далее. Но мы впервые можем сказать, что музей существует – не в виде плана, не в виде неразрешенной проблемы, а в виде пространства. Причем создание музея Бродского сейчас находится совсем в другом контексте, чем раньше.

– Пространство очень обаятельное, "атмосферное", как теперь любят говорить, – и какова же его идея?

– Когда мы начинали работать с Фондом создания музея Бродского, его директор Михаил Мильчик дал нам концепцию музея, с которой они начинали работать 20 лет назад, и я сильно расстроился, что она не была реализована тогда: для того времени это была очень смелая концепция. Еще тогда там было прописано, что это не просто музей, а место изучения ленинградской культуры, поэзии, место притяжения современных поэтов, где есть библиотека, где можно почитать книгу о Бродском. Фактически здесь мы видим вариант реализации этой концепции: человек не только увидит мемориальное пространство, "полторы комнаты", но и сможет полистать его книги или книги, подобные тем, которые были в его библиотеке. Сможет побывать на лекции в специально построенном для этого амфитеатре или посидеть вот тут, в этих креслах. В так называемой новой квартире 4 помещения, и здесь может быть, в зависимости от конкретной задачи, и выставочное, и лекционное пространство, то есть тут все очень динамично. Как раз динамичность – то, что здесь нет навсегда привинченных к полу витрин, – это одна из черт этого музея: мы вольны пересобирать эту квартиру, исходя из задач, которые будем ставить.

– А есть уже какие-то наметки – что именно здесь будет происходить?

– Да, есть уже черновики программ и даже предварительные договоренности, это еще требует нашей совместной с Фондом проработки. Главное, в чем мы единодушны – что разговор здесь должен идти не только о Бродском. То есть мы должны отталкиваться от Бродского, вдохновляться им, но здесь должна твориться современная культура. Может, это пафосно звучит, но если у этого пространства появятся постоянные гости, которые будут тут зависать с томиком стихов в руках, и если мы сможем проводить поэтические чтения, подберем библиотеку современной поэзии, если здесь будут не только лекции, но и дискуссии, то тогда задача будет в значительной степени выполнена.

– То есть вы хотите сделать такой же теплый центр притяжения в городе, как музей Ахматовой, музей Достоевского?

– Да, конечно, это для нас и ориентиры, и добрые друзья. Без постоянной поддержки музея Ахматовой в Фонтанном доме, и Нины Ивановны Поповой, и всего ее коллектива у нас бы ничего не получалось. Помимо того, что мы вместе изучаем коллекцию вещей Бродского, хранящуюся в музее Ахматовой, мы еще и регулярно обсуждаем, каким должен быть наш музей. За все годы попыток создания музея Бродского и Фондом, и музеем Ахматовой был наработан большой опыт, и он сейчас учитывается.

– А кто занимается реставрацией?

– Проект разработали петербургские архитекторы, реставраторы, которые имеют большой опыт работы с петербургскими памятниками. Здесь же очень важен контекст квартиры, мы находимся в доме-памятнике конца XIX столетия, здесь есть нюансы реставрации лепнины, дерева, паркета, ну а научное руководство, конечно, осуществляет Михаил Мильчик, на счету которого очень много реставрационных объектов.

– Периодически градозащитники бьют тревогу по поводу неких незаконных работ, которые проводятся в доме Мурузи на чердаке, опасных даже для фасада, – вас они не тревожат?

– Да, мы о них читали, это 33-я квартира, и наша исследовательская группа установила, что в ней почти до войны жил Даниил Гранин, мы об этом раньше не знали. То есть известно, что до войны он жил в доме Мурузи, но теперь стало понятно, что он прожил там 20 лет, фактически вырос в этом доме, в одной парадной с Бродским – понятное дело, что в разное время. Это последний этаж той парадной, где расположена квартира 28, где жил Бродский. А ремонт, который там шел, на наши работы прямого влияния не оказал.

– Я вижу, что в этой новой квартире, где вы планируете создать культурный центр, стены почему-то остались кирпичными, как в каком-нибудь баре. Почему – это ведь прекрасная петербургская квартира.

– Эта квартира в начале 2000-х претерпела очень значительную реконструкцию и утратила свою аутентичность, за исключением лепнины и печей. Все остальное – от окон и дверей до штукатурки и пола было заменено. Паркет, например, заменили на ламинат. А поскольку нам важна именно подлинность, было решено оставить стены, то есть кирпич, потолки с лепниной и печи. Как будет дальше, посмотрим, но тут родилась неожиданная параллель – у Бродского в квартире на Мортон-стрит в Нью-Йорке были стены из неоштукатуренного кирпича.

Исполнительный директор Фонда создания музея Бродского Антон Алексеевский тоже ратует за подлинность. По его словам, главное сейчас – это завершить реставрацию самих "полутора комнат", и тут есть радостные новости.

– В мемориальный блок входят не только эти "полторы комнаты", но еще и угловая комната соседей, и маленькая техническая комнатка. Там были вскрыты полы, и мы к своему удивлению и радости обнаружили, что под позднейшей "елочкой" 80-х годов скрывалась "шашечка" – дубовый паркет шашечкой, который сохранился со времени постройки дома – с 1877 года. И во времена Бродских был этот пол, это видно на фотографиях. И он в очень хорошей сохранности, сейчас проведена серьезная реставрация – это огромная удача. То же самое получилось и со стенами: мы стали их вскрывать, снимать наслоения краски и обоев, не зная, что там окажется, – и к нашему восторгу оказалось, что очень много уцелело и там. Как выяснилось, цвет гипсовых панелей и арок сохранился очень хорошо – тот же, что был при Бродском. Обои в его полукомнате, к сожалению, не сохранились, зато сохранились дореволюционные газеты времени постройки дома. Это интересный артефакт – пока неизвестно, как это будет использовано. Во всяком случае, их фрагмент, возможно, будет показан. А в комнате родителей сохранились и обои, те, что были при Бродских, и цвет панелей раскрыт. Сейчас вопрос только в том, как это будет подновляться и фиксироваться. Все эти коммунальные наслоения были расчищены реставраторами, и мы получили настоящий подарок от судьбы. По счастью, это была коммунальная квартира – если бы она досталась новым русским, конечно, многое было бы утрачено, а так у нас даже фурнитура оконная сохранилась, все, как было.

– Значит, мы увидим полноценный музей плюс общественное пространство в соседней квартире?

– С помощью покупки соседней квартиры Максимом Левченко наши сложности решены только частично – потому что в нежилой фонд эти квартиры все равно не перевести, так что тут возможен только частный музей. И вход у нас в жилой парадной, так что мы должны учитывать мнение соседей, не сердить их, поэтому даже экскурсии у нас пока будут только по записи. Мы обдумываем вариант – в этом доме есть отдельные нежилые помещения, и если их выкупить, то получится сделать отдельный вход, но пока этого нет. Несколько лет назад был принят закон о том, что квартиру нельзя перевести в нежилой фонд, если внизу есть жилые помещения. Музеи-квартиры Зощенко, Шаляпина, Блока, Римского-Корсакова были сделаны до этого закона, теперь такое невозможно. У нас есть музей Шостаковича, который в свое время сделали Ростропович с Вишневской, он находится на 5-м этаже жилого дома, и по этой причине не может существовать официально. А это великолепный готовый музей, о котором мало кто знает. Когда мы поняли, что полноценный музей в квартире Бродского не сделать, у многих опустились руки, особенно у волонтеров. Но мы решили, что это пространство все равно должно жить на культурной карте города и страны, поэтому мы все эти годы проводили там разные проекты. Был у нас, например, проект "Трамвай Бродского" – с помощью нашего друга, энтузиаста трамвайного дела Виктора Туралина мы арендовали в Музее городского транспорта старый трамвай, люди садились и ехали по городу, внутри звучали записи Бродского – в соответствии с теми местами, где мы проезжали, звучала музыка, которую он любил, – джаз, классика. Возникало ощущение машины времени – что едешь в 60-е годы и видишь современный город. Потом все выходили, и все это продолжалось в виде пешеходной экскурсии по городу Бродского и по его квартире.

– Когда же вы планируете закончить реставрацию в квартире?

– Знаете, мы не торопимся – лучше сделать хорошо, чем к 1 мая или 7 ноября. Но, в принципе, музей может функционировать и сейчас – неспешную реставрационную работу можно успешно совмещать с экскурсионной деятельностью, просто в условиях карантина это невозможно.

Реставратор Михаил Мильчик тоже воодушевлен изменениями, происходящими в музее.

– Движение, безусловно, есть, хотя процесс реставрации не быстрый, все открывается послойно – обои, покраска на стенах, лепные панели, очень большая и кропотливая работа была и предстоит с полом. Открывшаяся "шашечка" в плохом состоянии, но это нормально, это меня не смущает, так и должно быть. Максим Левченко нашел очень хорошего паркетчика, который не торопясь восстанавливает все по-реставрационному добросовестно, сохраняет все, даже треснутые шашечки, промачивает их немножко, укрепляет, и в результате мы имеем укрепленный старый паркет. Но это – в угловой комнате, где жили соседи Бродских, а в самих "полутора комнатах" еще предстоит поднять щиты с этим паркетом и проверить состояние межэтажных балок – все-таки сюда будут ходить люди, и надо решить, менять эти балки или нет. В ходе работы по стенам и панелям у нас возникли разногласия, вполне нормальные. На стенах мы увидели первоначальную обклейку – газету "Голос" 1875 года, и раздались голоса – вот же, это подлинное, давайте так и оставим. Я согласен, это очень интересно, но при Бродских, конечно, никто этих газет не видел – были более новые слои. Значит, надо найти золотую середину – с одной стороны, показать то, что открылось, с другой – сохранить порядок, приблизиться к облику квартиры, в которой жил поэт. Пока мы пришли к выводу, что надо панели тонировать так, чтобы посетители видели – вот это реставрационное, а это подлинное. И главное, чтобы не пахло евроремонтом, который убьет эти комнаты совершенно. Перед нами стоит еще один важный вопрос: надо ли восстанавливать обстановку, утраченную на 90%. Ведь сохранились только книжные полки, сами книги, письменный стол, кресло, небольшой книжный шкаф и некоторые вещи, стоявшие на столе. Все это сейчас в музеях на государственном хранении, нам это если и дадут, то на время. Можно взять фотографии, которые я сделал в этой квартире сразу после отъезда Бродского в 1972 году, а потом после смерти его отца, и искать в антикварных магазинах похожую старую мебель, которая все же не станет подлинной. Эти поиски займут несколько лет. А есть другой, более короткий и более современный путь – проецировать эти фотографии на стены. Люди приходят в свободное от мебели пространство, видят подлинные стены, пол и потолок, и тут экскурсовод нажимает кнопку – посмотрите, а вот так было. Я сторонник второго пути, он по крайней мере правдивый: ну, не сохранилось что-то – значит не сохранилось, но зато есть подлинные фотографии, которые дают представление о том, как это выглядело. В общем, это еще обсуждается, и окончательное решение еще не принято.

– Михаил Исаевич, Фонд создания музея Бродского снимает серию фильмов о друзьях поэта, и первый фильм – о вас. Наверняка вы рассказали там, как познакомились с Иосифом.

– Мы познакомились банально – на дне рождения одной нашей общей знакомой. Она была приятельницей моей очень хорошей знакомой Беллы Улановской, а у нее была подруга, я не помню ее фамилии, помню только прозвище – Большая Берта: звали ее Берта, и она действительно была высокого роста. У нее на дне рождения мы и познакомились с Бродским, очень поверхностно, а потом выяснилось, где он живет, а я работал в реставрационных мастерских на улице Маяковского, 37, ездил на работу на трамвае и проходил два раза в день мимо дома Иосифа. А потом мы встретились на Литейном – я собирался на один из вечеров, какие были тогда приняты, где болтали на разные темы, политические и не только, рассказывали анекдоты, читали стихи. Я его пригласил, и он легко согласился. Он тогда был очень заинтересован в аудитории: стихи его не печатали, ему нужно было донести их до потенциальных слушателей, а заодно проверить на них – какое они производят впечатление, насколько захватывают людей или оставляют равнодушными. Он пришел…

А дальше идет рассказ о том, что было дальше – история общения с Иосифом Бродским, преломленная в памяти Михаила Мильчика. Реставратора, фотографа, давнего друга поэта. Беседа с ним снята, конечно, в тех самых "полутора комнатах", которые сейчас реставрируются под его руководством.

А пока музей-квартиру, ее новую часть, обживает архитектор Анастасия Демидова-Рындина.

– На этой площадке я воплощаю идеи других архитекторов, но чувствую себя хозяйкой. Как это происходит: давайте сделаем демонтаж; сделали – красиво. А давайте сделаем временный макет того, что будет; сделали – красиво. Идем дальше – и так шаг за шагом. Это теперь часть моей жизни.

– А что это за рама, над которой вы работаете?

– Мы покупали разные вещи, как образцы, – на "Авито", на барахолках, везде. С их помощью мы создаем атмосферу Бродского, но в таком формате, который ни к чему нас не обязывает. Вот это зеркало было куплено и повешено в туалет, просто чтобы было зеркало, я посмотрела, что оно какое-то слишком советское, и решила покрыть его позолотой. Мы купили лампы тех времен, создали уютные уголки – стол со стульями, где можно посидеть, почитать, поговорить, где-то просто лампа, под ней старые пластинки. Мы пытаемся почувствовать это пространство, и оно само растет: мы сбили штукатурку, увидели проемы. Решили, что с другой стороны нужно задекорировать, поставили шкаф, потом поняли, что ведь и Бродский ходил в свою комнату через шкаф – такие связи неожиданные образуются, и в этом магия этого проекта, этого пространства.

– Наверное, это показывает, что вы двигаетесь в правильном направлении.

– Да, ведь здесь было много всяких концепций, но они как-то не хотели воплощаться, а этот проект как будто вырастает сам по себе. Все приходят и говорят: у вас домашняя атмосфера – ну да, потому что и вся наша команда очень любит этот музей.

– А есть какая-то мечта, связанная с этим пространством?

– Да, конечно, есть. Это ведь жилой дом, соседям не нравится, что мы ходим через парадную, и чтобы никого не смущать, чтобы все были счастливы, нам просто нужен отдельный вход.

Но даже если он будет, по мнению Анастасии, в этом пространстве могут чувствовать себя комфортно максимум человек 30 одновременно, поэтому предполагается, что здесь будут собираться маленькие группы. Но и сейчас видно – тому, кто сюда попадет, уйти будет непросто: уже в небольшой прихожей сразу подпадаешь под обаяние этого места, хотя, казалось бы, ну, что – ну, квартира, да еще стены какие-то ободранные. Но даже голый кирпич не может затмить органического уюта, который странным образом присущ этой небольшой анфиладе комнат, с одной стороны, торжественной, с другой – то и дело уводящей в какие-то интимные уголки, то у печки, то за шкафом, то возле маленькой лампы на подоконнике. Может быть, так происходит оттого, что эта анфилада все же существует не сама по себе – а как прелюдия к главной теме, к "полутора комнатам" Бродского.