В Чувашии местный митрополит запретил проводить службы 31-летнему Роману Степанову, священнику храма блаженной Ксении Петербургской в Новочебоксарске. Это произошло после того, как молодой священник опубликовал видео: в нем он заявил, что РПЦ не должна быть "закрытой организацией, в которой затемняется, замалчивается и забалтывается беззаконие, злоупотребление", и призвал патриарха Кирилла и других высокопоставленных служителей РПЦ задекларировать доходы.
Священник рассказал о причинах публикации видео: прихожане много раз задавали ему вопросы о том, почему тот или иной служитель церкви "ездит на дорогом автомобиле, имеет свою яхту, дорогие часы". Он подчеркнул, что раскрытие доходов "позволит вернуть доверие людей" к РПЦ и "победить коррупцию".
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ Службы, иконы и реставрации. Как устроена экономика РПЦРуководство РПЦ при этом утверждает, что священник отстранен от службы не из-за вопросов о доходах патриарха, а потому, что допустил "тяжелые нравственные падения": от него ушла жена, он употреблял тяжелые наркотики и вступил "в блудное сожительство с другой женщиной".
В интервью Настоящему Времени отец Роман сказал, что готов к тому, что его лишат сана. Но подчеркнул, что для него "очень важно быть честным и искренним", по этой причине он не может себе позволить "лгать, забалтывать какие-то нелицеприятные моменты жизни церкви".
— Из вашего видео я поняла, что долгое время ваше отношение к проблеме коррупции в церкви было более терпимым. Расскажите, в какой момент произошел этот перелом?
— Это моя личная мировоззренческая проблема, которая меня уже очень долгое время беспокоит. Я с ней сталкивался начиная с самого начала моей жизни в православной церкви. В этом была угроза моей вере и тому экзистенциальному порыву, который со мной случился, когда я пришел в церковь. И придумывал сам себе какие-то объяснения, потому что это меня тревожило.
Но сейчас я в своем уме растождествил ту церковь, которая есть на Земле, которой является церковная иерархия, от того, что есть на самом деле. Для меня церковь – это в первую очередь люди, это мои прихожанки, каждая бабушка с ее историей жизни, каждый человек, который приходит ко мне со своей болью и со своей радостью. Я стараюсь посочувствовать ему, разделить с ним это.
И я понимаю, что они чувствуют, когда они видят патриарха с дорогими часами, яхту или монашку на мерседесе и всех прочих людей. Потому что это как-то очень слабо вяжется с тем, что делал Иисус и что делали люди, которых мы называем святыми и которые прославили Иисуса своей высокодуховной жизнью.
— И вы решили пойти в одиночку против всей церковной системы? Вы предполагали, что вас запретят в служении, что реакция будет такой быстрой и жесткой?
— Я не думал, что будет жесткий ответ. До этого я встречался с владыкой, он меня заверил, что никаких репрессий с их стороны не будет, что он не запрещает мне заниматься этой деятельностью. Он мне сказал: "Давай сотрудничать". Потом сказал, что я делаю правильное дело, но единственное, он попросил сгладить острые углы.
И я об этом сказал, упомянул, поблагодарил даже владыку. И вообще написал, что наша Чебоксарско-Чувашская епархия может быть примером, эталоном рациональности, прозрачности, открытости и откровенности церкви со своими прихожанами. Но оказалось, что нет.
— А вы пытались потом поговорить с владыкой (митрополитом)? Наверное, у вас возник вопрос: почему?
— Да, у меня возник, конечно же, вопрос. Я все понимаю, что ответы будут стандартные, клишированные и стереотипные. Это "подрыв авторитета церкви", "посеял раскол", "внес какую-то трещину", "спровоцировал людей", "могу соблазнить людей". Всегда одно и то же говорится: ради целостности церкви, ради того, чтобы прихожане были на приходах, необходимо скрыть какую-то правду, факт какого-то преступления или еще чего-то.
Поэтому я выбрал альтернативную позицию. Я сам начал раскрывать подробности своей биографии – то, что было для меня травматично, то, что было для меня нелицеприятно, делиться своим опытом и поддерживать тех людей, которые переживают те же самые трудные ситуации и обстоятельства.
— Если возвращаться к вашему видео: я не увидела, чтобы вы в нем кого-то конкретно в чем-то обвинили.
— Я бы не сказал, что я кого-то обвинил. Единственное, что я предложил сделать, – это что-то изменить. Но, видимо, об этом даже говорить нельзя.
Я поставил свою собственную безопасность, свою собственную духовную жизнь, свою свободу во главу угла – для меня это важнее всего. И я считаю, что этим должен руководствоваться каждый человек в современном мире. Для меня очень важно быть честным и искренним. И я не могу себе позволить лгать, забалтывать какие-то нелицеприятные моменты жизни церкви. Поэтому я решил поехать в Нижегородскую область для того, чтобы поддержать там женщину, помочь ей написать заявление в полицию на священника, который пытался ее изнасиловать. И я считаю, что церковь не должна это замалчивать.
Недавно была новость, что священника осудили за педофилию, за множество разных случаев. Неужели этого никто не знал? Церковь это знала – я в этом убежден, потому что в церкви слухи разносятся очень быстро. Просто на это закрывали глаза, и всякие попытки это пресечь пресекались епархиальным руководством, я с этим сталкивался очень много раз.
И в Казанской духовной семинарии, когда был скандал, связанный с игуменом Кириллом Илюхиным, который применял действия сексуального характера к студентам, – общецерковного суда над ним так и не состоялось. Он служит где-то тайно то ли в Твери, то ли где-то еще. А я вот не служу. Но ничего страшного. Я готов к тому, что меня лишат сана.
– Что вы будете делать, если вас лишат сана?
– Вообще я долгое время жил один, поскольку я разведен и отношения, которые у меня были, закончились. И я хочу завести семью. Хочу простых русских радостей, хочу ипотеки, хочу перебраться в Казань. Хочу найти работу, поэтому, пользуясь случаем, я хочу сказать, что я религиовед, магистр социальных философий, магистр юриспруденции, скоро буду защищать кандидатскую работу по философии. И я очень нуждаюсь в заработке.
– Вы говорите, что рассматриваете для себя возможность мирской жизни. Как вам кажется, может быть, ваши убеждения действительно не подходят сложившейся церковной системе?
— Я к этому сейчас и склоняюсь, потому что это очень показательно. Ты нужен, пока ты везешь. Я одно время служил в трех приходах, [в том числе] в храме святителя Николая. Служил еще в колонии строгого режима, окормлял заключенных. Множество у меня было разных послушаний в разных сферах.
Пока ты везешь, пока ты в форме, пока ты работаешь – ты нужен. Но как только у тебя случаются какие-то проблемы (а, как правило, у многих они случаются психологического или психического характера), начинается выгорание, депрессия тяжелая, разочарование в вере. И в этот момент многие священники охладевают. И горение, подлинность твоего служения теряется.
Сейчас, в ситуации, когда жернова системы, репрессивной машины меня перемалывают, я чувствую себя вполне спокойно. Дело даже не во владыке, не в личной какой-то неприязни – просто так работает система. Церковную систему очень тяжело переделать. Это еще партийный Советский Союз, в котором есть репрессии для инакомыслящих.
Мы с вами все знаем, что этих ситуаций очень много – это отец Павел Адельгейм, отец Александр Мень, протодиакон Андрей Кураев... Он замечательный человек, он вообще меня вдохновляет, всегда говорит правду, он замечательный и удивительный человек, хоть он критиковал меня у себя в блоге, но это ничего, я все равно его очень люблю.
— В своих интервью вы говорили, что когда человек попадает в систему РПЦ, его чуть ли не учат тому, как отвечать на неудобные вопросы и отбивать нападки. Как это буквально происходит?
— В церкви есть предмет апологетика – защита церкви перед внешними вызовами. У нас есть учебник по концепции современного естествознания, в котором те или иные научные факты, скажем, факты нерелятивистской квантовой механики, начинают регистрироваться на корпусе сочинений святых отцов. Это очень странно. Это вообще оскорбляет мои религиозные чувства.
Я считаю, что религия не должна отвечать на все вопросы, в том числе, естественно, научные и политические. У религии есть своя сфера. И это состояние неискренности, интерпретации или, грубо говоря, "воцерковление" той или иной информации – какого-то фильма, того или иного культурного факта или события – производится повсеместно, как будто религиозному человеку нужно иметь завершенный круг ответов на все вопросы, и который в себя включает совершенно все: физику, право. Это не так. Есть области, на которые у нас нет ответов. Мы можем признать, что у нас нет ответов, и нет ответов в Священном писании – это правильно.
Your browser doesn’t support HTML5
Православные тиктокеры. О чем священнослужители рассказывают в соцсетях