«Было очень страшно». Врач из Миннеаполиса — о коронавирусе и протестах

"То, что произошло, не должно было произойти". Врач из Миннеаполиса рассказывает, как борьба с коронавирусом наложилась на массовые протесты после смерти Джорджа Флойда.

В минувшие выходные в США и городах по всему миру состоялись многотысячные акции протеста против полицейского произвола и расизма. В Соединенных Штатах эти протесты не прекращаются с конца мая, когда в Миннеаполисе при задержании белым полицейским был задушен афроамериканец Джордж Флойд.

Эта смерть привела не только к мирным акциям против полицейского насилия и расизма, но и к беспорядкам: в Миннеаполисе после смерти Флойда были разгромлены и сожжены десятки зданий, разграблены магазины, затем волнения перекинулись на другие города США.

Пандемия коронавируса, которая до событий в Миннеаполисе была главной темой всех мировых СМИ, уступила свое место новостям о погромах и шествиях участников движения Black Lives Matter. Но если для большинства обывателей одна из этих историй просто сменила другую на первых полосах газет и в выпусках теленовостей, то для американских врачей случившееся превратилось в настоящий "идеальный шторм": коронавирус никуда не делся, и борьба с болезнью осложнилась последствиями массовых акций протеста. Речь идет не только о тех, кто непосредственно пострадал во время протестов, но и людях, которые могли заразиться COVID-19 на многотысячных манифестациях.

Врач из Миннеаполиса Татьяна Мельник приехала в США из Минска почти 30 лет назад. Сейчас в штате Миннесота, крупнейшим городом которого является Миннеаполис, ежедневно фиксируется от 500 до 700 новых случаев инфицирования коронавирусом – больше, чем в большинстве европейских стран.

"В четверг стало ясно, что быстро ничего не закончится. В четыре часа дня, когда я работала в клинике, пришло указание – как можно быстрее освободить все помещения. Мы старались дать возможность людям уехать до того, как остановился транспорт. Автобусы и трамваи остановились в шесть часов вечера", – говорит Татьяна о событиях 28 мая, когда беспорядки в городе достигли пика, а власти объявили чрезвычайное положение и комендантский час.

Насколько ожидаемыми были эти события в Миннеаполисе? Как в во время них работают врачи, борющиеся с коронавирусом? Что важнее – соблюдение дистанции или массовый протест? Своим взглядом на происходящее Татьяна Мельник поделилась с Радио Свобода.

"Я пошла добровольцем на виртуальный ковидный фронт"

– Я работаю в том же университете, где получила медицинское образование, это Университет Миннесоты. Работаю в клинике при нем, это что-то вроде женской консультации. Клиника находится в Миннеаполисе, а я живу в пригороде. То, что коронавирус – это серьезно, стало ясно уже в феврале. Когда он придет к нам, было вопросом времени. В Миннесоту он был завезен человеком в возрасте около 60 лет, вернувшимся из путешествия. Поначалу вирус набирал обороты не так быстро. Когда у нас очень серьезно заболел молодой человек, которому не было еще 40 лет, он оказался в реанимации, на полном жизнеобеспечении, включая ЭКМО, мы все поняли, что вот он, вирус, он здесь, в Миннесоте, никуда не уходит, и сейчас он может развернуться очень и очень серьезно.

С появлением коронавируса моя работа изменилась. Я работаю в основном в амбулатории, не в больнице. В больнице сразу поняли, что хотя бы всех врачей и постоянно работающий медперсонал нужно как-то обезопасить. Для них были выделены средства индивидуальной защиты. В то же время в клиниках мы поначалу не знали толком, что нам делать. Кто заболевший, кто опасен, кто не опасен? Разобраться поначалу было сложно, поэтому на всякий случаи все клиники просто закрыли и перевели нас на телемедицину, с которой мы до этого работали постольку-поскольку, то есть отвечали на вопросы пациентов, но проводить телефонные или даже видеоконсультации мы не могли. Многих перевели на удаленную работу. Многие врачи сказали, что будут работать из дома, но им просто не хватало мощности интернета для такого объема работы, то есть в первое время поддерживать такой режим работы было очень и очень тяжело.

В середине марта у нас открылась "виртуальная неотложка" – это система помощи, когда пациент звонит врачам, и они проводят с ним видеоприём по каким-то вопросам. В основном они занимались именно пациентами с симптомами ковида. Я тоже участвовала в этой работе, потому что пациентов у меня было мало, а "виртуальной неотложке" нужна была помощь. Можно сказать, что я пошла добровольцем на виртуальный ковидный фронт.

Тем не менее, первое время мне все равно приходилось ездить в центр города, поскольку мы пытались все координировать, была необходима совместная работа врачей, чтобы понять, что мы вообще делаем с этими пациентами, как мы оцениваем их состояние, чтобы всё это делать на дому, банально не хватало интернета. Когда мы наконец-то построили нормальные протоколы нашей работы в новых условиях и определили, что мы делаем, проблемы с интернетом были решены и я стала работать в "виртуальной неотложке" на дому, одновременно все-таки осматривая некоторых пациентов в клинике. Полностью "виртуальных" дней было очень мало, потому что в клинику приходили пациенты, с которыми без осмотра разобраться было просто невозможно.

– Были ли вы обеспечены всем необходимым для офлайновой работы?

– Мы достаточно быстро полностью разобрались с тем, как защищать врачей, которые работают на амбулаторном приеме. Первое время средств защиты было не так много, поэтому врачи перешли на вахтовые смены. В мае CDC (Centers for Disease Control and Prevention, Центры по контролю и профилактике заболеваний при министерстве здравоохранения США. – Прим. РС) объявили, что в дополнение к маске необходимо защищать еще и глаза, и мы все получили щитки. По сути дела, те же средства защиты, которые используются в больницах, сейчас используем и мы в клиниках.

"Было страшно видеть репортажи из Нью-Йорка"

– С какими чувствами все это время вы смотрели на то, что происходит в Нью-Йорке, городе, который больше всего в мире пострадал от COVID-19?

– Было очень страшно видеть репортажи из нью-йоркских больниц и читать все, что пишут врачи в Нью-Йорке. Страшно не за себя, я понимала, что риск заболеть у меня есть, но не такой значительный, как у врачей приемного покоя больницы и у врачей реанимации. Было страшно, что мы просто не справимся с таким потоком. Мы не знали, чем их лечить, чем им помогать. Мы до сих пор не знаем, что надо делать. Мы знаем, что их нужно поддерживать, но тогда мы не знали, хватит ли у нас на всех мощности нашей медицинской системы.

– Можно ли сейчас сказать, что этой мощности хватило?

– В Миннеаполисе – да, конечно, хватило. Мы закрылись на карантин очень рано, то есть волна толком до нас даже не дошла. По Нью-Йорку коронавирус ударил очень сильно, там никто к этому не был готов, и у них изначально были колоссальные объемы пациентов. Когда у нас ввели ограничения для больших организаций, ресторанов, магазинов, в сравнении со статистикой других штатов стало ясно, что эти меры действительно работают. У нас поток пациентов просто не имел шансов достичь того, что произошло в Нью-Йорке. Что будет сейчас – я боюсь даже предполагать.

– Количество пациентов с коронавирусом в Миннесоте идет на спад?

– Сейчас оно достаточно стабильно. Сначала у нас были еще и проблемы с тестами. Поскольку тестов на всех не хватало, мы тестировали в основном тех пациентов, которые поступали в больницы с подозрением на ковид. Мы тестировали медперсонал, чтобы не допустить дальнейшего заражения. Теперь мы тестируем практически всех симптоматических пациентов. Мы тестируем пациентов, которые поступают на плановые операции. Сейчас поступила директива нашего отдела здравоохранения – тестировать еще больше пациентов. Из того, что мы видим, количество госпитализаций остается более-менее стабильным. Это, наверное, самый лучший показатель в плане распространенности вируса, поскольку мы знаем, что количество выявленных положительных случаев всегда пропорционально тестированию: чем больше мы тестируем, тем больше мы их находим. На определенном этапе, конечно, мы упремся в потолок, но пока этого еще не произошло. В штате выявляется примерно 600–800 случаев за день, при этом в госпитализации по-прежнему нуждается не очень большое количество пациентов. У нас два крупных города – Миннеаполис и Сент-Пол, и еще один город на севере штата – Дулут. Миннесота – далеко не самый населенный штат, города у нас не крупные, поэтому большой заболеваемости у нас изначально не предполагалось.

– Насколько хорошо соблюдался карантин в Миннеаполисе?

– Выяснилось, что у нас достаточно законопослушное общество, по крайней мере в том, что касается организаций. Многие компании действительно закрылись, очень многих людей перевели на удалёнку. К сожалению, большое количество людей из-за этого потеряли работу. Даже у нас некоторым медсестрам пришлось уйти в неоплачиваемый отпуск, потому что у клиники не было таких же объемов приема пациентов, как до коронавируса. Что касается индивидуальных нарушений, естественно, они были. Кто-то поехал с друзьями на рыбалку, кто-то поехал проведать любимых родственников в другом городе, из-за этого мы наблюдали рост заболеваемости, но не такой большой, каким он мог бы быть.

"В четверг стало ясно, что быстро ничего не закончится"

– В тот момент вы, наверное, и представить себе не могли, что случится через совсем небольшое время. Расскажите, пожалуйста, что происходило в городе после смерти Джорджа Флойда и как это отразилось на работе врачей?

– Реакция общества была достаточно быстрой. Буквально на следующий день начались протесты и выступления против полиции с требованиями принять какие-то меры против полицейских, которые участвовали в задержании, во время которого погиб Джордж Флойд. Это достаточно быстро переросло в беспорядки и мародерство. Уже в среду, 27 мая, ситуация накалилась до такой степени, что в городе начались пожары и грабежи. В среду еще толком никто не закрывался, была надежда, что все это закончится очень быстро. Но в четверг стало ясно, что быстро ничего не закончится. Примерно в четыре часа дня, когда я работала в клинике, прошло указание – всем как можно быстрее освободить все помещения. Мы старались дать возможность людям уехать до того, как остановился транспорт. Автобусы остановились в шесть часов вечера, движения по городу и связи между городами не было вообще. Перестали ездить трамваи. Поэтому клиника постаралась дать возможность всем уехать до того, как транспорт остановится. В четверг вечером мы поняли, что дело набирает обороты. И вместо того, чтобы отдыхать в пятницу, я приехала на работу. Часть персонала из нашего отделения сделать этого попросту не смогла. На тот случай, если кто-то из работников приехать не может, как правило, есть фрилансеры, стараются задействовать тех, у кого есть машины, стараются найти кого-то, кто приезжает из того же района, другим дают возможность остаться дома. Руководство нашей организации сообщило, что если кто-то не может добраться в клинику в силу каких-либо обстоятельств, необходимо об этом сообщить, чтобы был какой-то план замены или чтобы помочь с транспортом для возможности доехать на работу.

В пятницу клинику закрыли, причем очень быстро. Еще утром у нас были пациенты, но потом нам сказали: "Всё, уезжайте". Мы закрыли больницу, туда могли зайти только пациенты, причем у них должны были быть веские доказательства того, что им необходима медицинская помощь. У нас работала, по сути, только машина неотложки, приезжали женщины, которые начинали рожать, которым деваться было абсолютно некуда. И приезжал наш персонал. Тут были сложности, поскольку перекрыли еще и подъезды к городу, многим пришлось или уехать раньше, или же приехать раньше на работу. Несколько человек остались ночевать в больнице, поскольку они просто-напросто не могли уехать.

– Были среди этих пациентов те, кто пострадал при беспорядках?

– Я знаю, что как минимум две больницы – это большая больница в Сент-Поле и очень большая больница в Миннеаполисе – практически полностью перепрофилировались в тот день на оказание помощи тем, кто пострадал во время них.

– Что было сложнее для медицинской системы и для врачей – приход коронавируса в город или внезапные массовые протесты, пожары, и столкновения демонстрантов с полицией?

– Для медицинской системы сложно было то, что беспорядки и протесты пришли в тот же момент, когда уже существовал ковид. Обычно подобные события долго не продолжаются. Да, несколько дней возможно поступление пациентов с травмами, но дальше все успокаивается. Мы знаем, что нужно делать, у каждой больницы есть план по поступлению массовых жертв, этот план просто открывается, и мы начинаем ему следовать. Такое планирование есть практически во всех больницах Соединенных Штатов. Что касается ковида, мы думали, что, возможно, он закончится быстро, но это оказалось очень долгосрочной осадой. Конца этому мы пока не видим. С точки зрения медицинской системы, учитывая, что нас не накрыло такой волной, как накрыло Нью-Йорк, сравнивать два этих явления – массовое поступление жертв в процессе чего-то и такую долгосрочную осаду ковидом – очень тяжело. Когда все это перехлестывается, это становится громадной катастрофой само по себе.

– Были ли вы лично в ситуации серьезной опасности из-за этого? Пострадал ли кто-то из ваших коллег-врачей, попав в эпицентр беспорядков?

– Я не считаю, что я была в какой-либо опасности, поскольку на тот момент я была достаточно далеко от всего этого. Из моих коллег не пострадал никто, и я очень рада этому факту! Несколько моих коллег живут не так далеко от затронутых беспорядками мест, и они говорили, что ночь, конечно, у них была бессонная, но все обошлось.

– Когда смотришь картинку по телевизору, кажется, что весь Миннеаполис был в огне, все горит, все разгромлено. Как обстояло дело в реальности? Насколько значительная часть города была затронута этими событиями и были ли районы, где все было относительно спокойно?

– Я думаю, что таких мест было очень мало. Напряжение чувствовали практически все, и никто не знал, куда это пойдет дальше. Есть районы, которые пострадали очень сильно. На некоторых улицах не осталось ни одного целого стекла. Одна из центральных улиц города нуждается в колоссальных восстановительных работах. Некоторые здания потеряны полностью. Очень большое здание, которое строилось для жителей с низкими доходами, сгорело дотла и восстановлению не подлежит. Очень многие магазины закрылись, они забиты фанерой. Сгорел не весь город, сгорели определенные его части. Было много мелких пожаров, которые потушить было гораздо проще, поскольку там не было толпы. Там, где выгорало дотла, обычно стояла толпа и даже не позволяла полицейским и пожарным туда подъехать, чтобы это затушить.

"Это смерть, которая не должна была случиться"

– Насколько вас лично задела сама история со смертью Джорджа Флойда? Работая в клинике, вы наверняка сталкивались с самыми разными представителями общества – и белыми, и черными, и богатыми, и бедными. Какую позицию вы заняли в происходящем – отстраненного наблюдателя или ваши симпатии на чьей-то стороне?

– Я так и не смогла до конца просмотреть то видео, где Флойд умирает. Работая в медицине, я, к сожалению, потеряла достаточно большое количество пациентов. Многие из них умирали на моих глазах, мы делали все возможное и просто ничего не могли сделать. Ситуация, когда человек, уже закованный в наручники и лежащий на земле, умирает в процессе задержания, просто не могла оставить меня равнодушной. Это смерть, которая не должна была случиться. Поэтому мне как врачу очень тяжело оставаться наблюдателем в этой ситуации. Каким бы человеком задержанный ни был, он не заслуживал такого отношения, не заслуживал такой смерти, поэтому это очень тяжело. То, что произошло, не должно было произойти. Одна из задач врача – предотвращать смерти, которые не должны случаться. Смотреть на то, как такое происходит, на видео, причем в руках тех людей, которые должны охранять порядок и защищать нас, тяжело.

– Могли ли вы предположить, что что-то подобное произойдет в Миннеаполисе? Были ли какие-то предпосылки к этому? Сталкивались ли вы сами или ваши пациенты с полицейским насилием?

– Для меня лично встречи с полицией не сильно приятны, но не представляют опасности, поскольку я вписываюсь в белое большинство, я белая женщина. Когда меня задерживает полиция, у меня нет мыслей о том, что со мной что-то такое произойдет в руках полицейских. Мне для этого нужно отморозить что-то совсем несусветное – например, вытащить оружие, которого, кстати, у меня нет, и начать им размахивать прямо перед носом полицейского. Что касается моих коллег и пациентов, да: я в основном лечу женщин, и женщины из афроамериканской общины рассказывали мне, что они вынуждены объяснять своим сыновьям, как вести себя с полицией, чтобы с ними не приключилось того же, что с Джорджем Флойдом. В США уже было несколько случаев до смерти Флойда, по которым можно было предположить, что что-то такое рано или поздно случится. Был убит в собственной машине Филандо Кастил, это афроамериканец, который работал в школьной столовой, и ничего примечательного для того, чтобы быть застреленным прямо в собственной машине, он не сделал – кроме того, что предупредил полицейского о том, что в его машине есть оружие, что, в принципе, необходимо делать при встрече с полицией, чтобы для них это не было неожиданностью. Но полицейский, очевидно, очень сильно испугался и посчитал необходимым применение силы. В этом случае полицейского оправдали.

Несколько лет спустя в Миннеаполисе полицейский сомалийского происхождения застрелил белую женщину, при этом полицейский был осужден за убийство и получил срок – 12 лет, а семье этой женщины была выплачена компенсация в 20 миллионов. Сейчас, когда произошла смерть Джорджа Флойда, после двух этих случаев и после нескольких случаев, которые произошли в других штатах, ситуация была просто на волоске от взрыва. Я не могла предположить, что это случится именно в Миннесоте, что это случится в моем штате, но я могла предполагать, учитывая все, что уже и так происходило в стране, что еще одно такое происшествие закончится бунтом.

– Какая сейчас ситуация в Миннеаполисе? Действует ли комендантский час, распространяется ли он на врачей? Введены ли в город войска?

– На данный момент комендантский час сохраняется. Изначально он был с 8 часов вечера до 6 утра. Потом стало немного спокойнее, и комендантский час сделали с 10 вечера до 4 утра. На врачей и на персонал, который необходим для оказания первой помощи, комендантский час не распространяется, но при этом необходимо иметь с собой бейдж, что ты действительно врач, медсестра, санитар и едешь по делам, определенным больницей. В Миннесоте мобилизовали национальную гвардию, и именно они патрулировали вместе с полицией улицы Миннеаполиса и Сент-Пола. Все патрулировать, естественно, невозможно, все равно количество людей в национальной гвардии и в полиции остается достаточно маленьким, поэтому в основном они стараются не допустить скопления больших толп. Я знаю, что многие жители организуют neighborhood watch, это самоорганизация людей на местах, когда они просто следят за ситуацией – и если появляются незнакомые люди, об этом сразу же сообщается в полицию, а с этими людьми стараются поговорить, узнать, кто они и что они делают в том или ином районе. Протесты продолжаются, но таких колоссальных беспорядков, как еще несколько дней назад, сейчас нет.

– На днях было опубликовано открытое письмо американских врачей и медицинских экспертов, которые заявили, что не осуждают участвующих в акциях протеста, и лишь призывали не выходить на демонстрации без маски и в случае плохого самочувствия. Это письмо вызвало противоречивую реакцию: как же так, врачи были за карантин из-за коронавируса, а теперь они фактически не против, чтобы люди собирались тысячами на улицах. Вы, как врач, чувствуете какое-то противоречие между необходимостью соблюдать карантин и желанием людей выходить на многотысячные демонстрации?

– Противоречия, естественно, нет: в Штатах с очень-очень давних времен выступления за гражданские права населения считаются очень серьезным делом. Могу ли я советовать жителям выходить на протесты? Нет. Но в то же время я могу понять их желание высказать свое мнение с помощью таких протестов. Поэтому моя задача как врача здесь – постараться дать какие-то советы, как они могут обезопасить себя, учитывая ситуацию с коронавирусом. Я и сама собираюсь участвовать в протесте, который организуют именно для медицинских работников, потому что мы видим своими глазами, что происходит с нашими пациентами, в том числе с пациентами из черных общин, у которых колоссальные проблемы со здоровьем. При этом, да, всем участникам нашей акции сказали в обязательном порядке быть в масках и находиться друг от друга на расстоянии двух метров.

"Афроамериканская община пострадала сильнее"

– Заметно ли было неравенство по заболеваемости тех или иных групп населения ковидом?

– Да, афроамериканская община пострадала сильнее, и связано это со многими факторами. Многие в ней работают на тех работах, где риск заразиться коронавирусом очень высок. Это предприятия общественного питания, это работа в домах престарелых, которых здесь очень много и которые сильно пострадали от вируса. Это работа по уборке предприятий и офисов. На первых порах мы старались обезопасить врачей и медсестер в больницах, потом мы пытались обезопасить медперсонал, который работает в клиниках. Нам не хватало средств индивидуальной защиты для всех людей, которые работали в зоне высокого риска, а этими людьми оказались не только медики, но и те люди, которые работают каждый день на достаточно низкооплачиваемых работах. Обеспечить всех средствами индивидуальной защиты в таких местах, как тот же "Макдоналдс", оказалось достаточно сложно. В начале эпидемии мы еще не знали, что эти люди будут связаны с повышенным риском, мы даже не думали об этом. Как оказалось потом, мы зря об этом не думали, потому что они болели очень и очень часто. Процент афроамериканского населения среди заболевших гораздо выше, чем их процент среди общего населения даже в нашем штате, примерно в два раза.

– Привели ли массовые протесты, которые начались после смерти Джорджа Флойда, к всплеску новых госпитализаций с COVID-19 или к росту числа выявленных носителей вируса?

– Сейчас еще рано об этом говорить, поскольку все это началось не так давно. Через какое-то время мы можем увидеть всплеск. Инкубационный период коронавируса – около 5–7 дней, то есть скоро мы должны увидеть большее количество зараженных, и мы, естественно, будем наблюдать за статистикой. Еще примерно 7 дней занимает течение болезни до необходимости госпитализации, то есть рост новых поступлений в больницы и, возможно, даже смерти мы увидим примерно через несколько недель. В том, что среди протестующих будут зараженные, я не сомневаюсь. Уже сейчас в "виртуальной неотложке" есть пациенты, которые были на протестах и чувствуют симптомы, избежать заражения в такой толпе достаточно сложно. Кроме этого, к сожалению, у нас были заболевшие и зараженные парамедики и пожарные. Среди этих беспорядков им было очень трудно ориентироваться, диспетчеры старались собрать информацию по вызовам, нет ли там зараженных, но они не всегда могли получить достоверные данные. Люди звонят в панике, им нужна помощь прямо сейчас, и они даже не думают, что могут подвергать опасности тех, кто приедет им эту помощь оказывать. Поэтому многие приезжали без средств индивидуальной защиты в тот дом, где кто-то болел.

"Надо научиться слушать друг друга"

– Думали ли вы о том, чтобы в этой ситуации, когда одно наложилось на другое, просто все бросить и уехать куда-нибудь подальше?

– Хотелось, конечно, сбежать куда-нибудь в Антарктику, где коронавируса пока не нашли, но от жизни бежать до бесконечности тоже невозможно. Сбежать – это, в общем-то, первая реакция, но далеко не самая лучшая. Это одна из классических реакций, которую нам подсказывает наш очень-очень старый участок мозга. На такой реакции, к сожалению, далеко не уехать. Поэтому приходится включать рассудок и думать: окей, похоже, убежать не получится, потому как везде будут свои проблемы. Остается бороться. Как? Силовые приемы против вируса не очень работают. Против беспорядков применять силу тоже тяжело, потому как это может привести к жертвам. Просто замереть и ждать, пока все пройдет мимо меня, тоже не лучший вариант, потому что может и не пройти мимо, а пройти по мне. Приходится думать, что могу в этой ситуации сделать я лично. И чувство, что я действительно могу кому-то помочь в тяжелой ситуации, в которой человек оказался в связи с вирусом или в связи с протестами, это, наверное, лучшая реакция.

– Какие чувства вы испытываете от происходящего как человек, который приехал из другой страны и живет здесь уже давно?

– Это больно. То, что мы потеряли такое количество людей, это очень больно. Я не могу отделить свою личную реакцию от реакции врача, я смотрю на количество смертей – и мне просто очень-очень горько. Я понимаю, что мы могли что-то сделать в этой ситуации, но по каким-то причинам этого не произошло. Если мы не вынесем уроков из этого, если мы встретим следующую пандемию примерно так же… Это вопрос времени, на самом деле, это обычное явление – когда что-то вылезает из каких-то недр, так, что мы потом не можем найти вообще никакого следа, откуда оно пришло, зачем оно пришло, как оно пришло. Пандемия – это одно из достаточно частых явлений, в прошлом веке было их несколько, и мы тоже не были готовы к этому. Очень обидно. Обидно еще и за то, что научный мир, к сожалению, совершенно развалился, качество работ, которые выходили по коронавирусу, оставляло желать лучшего. У нас по-прежнему нет толкового подхода к амбулаторному лечению ковида. Мы примерно знаем, что нужно делать в больницах, но мы не знаем, что работает для пациентов, которые только заболели, как мы можем им помочь, чтобы у них не было необходимости идти в больницу и быть на аппарате искусственного дыхания.

Что касается беспорядков, я честно скажу, что было очень страшно. Было чувство, что все это придет к нам в клинику. Полиция отсутствовала, было вообще непонятно, что происходит и почему. Через какое-то время мне пришлось просто-напросто выключить эмоции. Реагировать в состоянии эмоций – это нормальная реакция, но оставаться в том же эмоциональном накале бесконечно нельзя, надо включать голову и анализировать. Для меня главным был вопрос: почему это вообще происходит? Почему я понимаю, что США вроде как страна равных прав, но в то же время какие-то люди, которых, в принципе, достаточно много, мои пациенты, говорят мне, что права, в принципе, не для всех одинаковы? Вместо того чтобы говорить им: "Вы не правы, все, на самом деле, прекрасно, это вы просто такие вот непонятливые", я пытаюсь их понять, я пытаюсь услышать их историю. Пока мы не научимся слушать друг друга и делать что-то в этой связи, помогать друг другу, Америке будет очень тяжело, – сказала Татьяна Мельник в интервью Радио Свобода.