Журналистка издания SOTA Ника Самусик стала подозреваемой по уголовному делу о хулиганстве после перформанса акциониста Павла Крисевича на Красной площади в Москве. Несмотря на то что Самусик приехала снимать акцию как журналист – с пресс-картой и редакционным заданием, полицейские ее задержали. По статье о хулиганстве журналистке грозит до семи лет лишения свободы.
11 июня акционист Павел Крисевич, известный перформансом в образе Иисуса Христа у здания ФСБ на Лубянке, провел акцию на Красной площади. Он дважды выстрелил в воздух холостыми патронами, а затем сымитировал выстрел себе в голову. По словам художника, он устроил перформанс в поддержку политзаключённых.
Журналистка SOTA Ника Самусик пришла снимать эту акцию, но в итоге ее задержали вместе с Крисевичем. Теперь она является подозреваемой в уголовном деле о хулиганстве, а 17 июня полицейские провели обыск в ее комнате в общежитии Санкт-Петербургского государственного университета – Самусик учится на биологическом факультете и сейчас находится на практике в Белгороде. Во время обыска полицейские изъяли плакаты с одиночных пикетов, SD-карту журналистки и старый телефон. Радио Свобода поговорило с Никой Самусик о том, как журналистка стала подозреваемой в уголовном деле.
– Как вы вообще узнали про эту акцию?
– Я журналистка SOTA. Они мне выдали редакционное задание и рассказали про место и время этой акции. Я туда и выдвинулась.
– Что успело произойти до того, как полицейские задержали вас?
Меня тоже начали скручивать, запрещали мне снимать
– Я туда опоздала и не сразу увидела, где стоял Павел и где происходил его перформанс. Там четко было обозначено одно место, а я не особо хорошо ориентируюсь в Москве – для меня и Красная площадь довольно большая. Я подбежала к месту, где был перформанс. Павел, по всей видимости, в это время читал манифест и стрелял. Мои первые кадры – когда я уже сконцентрировалась на том, что происходит, – это когда Павла уже задерживают. Потом меня тоже максимально быстро начали скручивать, запрещали мне снимать и все остальное.
– У вас в итоге отобрали камеру?
– В момент, когда меня задерживали, у меня не пытались выхватить камеру, но при этом сотрудник Центра противодействия экстремизму, по всей видимости, выхватил из камеры SD-карту.
Сначала у меня изъяли вещи, еще когда мне говорили о том, что, возможно, мне сейчас оформят 20.2 часть 5 КоАП РФ (Нарушение участником публичного мероприятия установленного порядка проведения собрания. – Прим. РС). Это не арестная статья, там предусмотрен штраф. Я бы легко отделалась, хотя это все равно прессинг на журналистов – это было бы незаконно.
Далее у меня уже изъяли вещи в рамках уголовного дела: изъяли камеру с объективом, все носители, то есть все SD-карты, которые у меня были, и телефон со всеми сим-картами и все остальное.
– У вас с собой была пресс-карта и редакционное задание. Как полицейские реагировали на эти документы?
Они мне говорили, что "не положено". Что не положено?
– Никак не реагировали. Они только говорили что-то вроде: "А если бы он начал в людей стрелять, вы бы тоже это освещали?" Я особо старалась им не отвечать, потому что они явно меня провоцировали на то, чтобы я что-нибудь наговорила, чтобы они потом это записали, как им удобно, и начали меня обвинять в преступном сговоре. Они могли все что угодно придумать. Я предъявляла пресс-карту, видео с Красной площади, где я говорю, что я журналист, – при этом пресс-карта висит у меня на шее, ее видно.
Они мне говорили, что "не положено". По всей видимости, снимать не положено. Я переспрашиваю: "Что не положено?" Они что-то пробубнили в ответ. И на все незаконные действия, которые они совершали, они тоже говорили что-то не очень внятное.
– Что происходило с вами до того, как до вас добрался адвокат?
– В ОВД "Китай-город", куда меня повели сначала, сказав, что я буду свидетелем, а дальше вплоть до допроса было не совсем понятно, в каком я статусе. Адвокат приехал еще в ОВД "Китай-город", то есть его вроде как пустили в сам отдел, но при этом его не допускали на следственные действия, которые со мной проводились. В какой-то момент он попытался ко мне пройти, когда у меня вещи изымали в рамках уголовного дела, его просто вытолкнули. Это есть на записи второго адвоката, который там был в это время в отделе. Только в момент, когда уже был опрос, после которого меня повезли на допрос, пустили адвоката, а раньше не пускали, передачки не принимали. А далее меня отдельно от адвоката повезли в какое-то ОВД в ЦАО и оттуда уже увезли обратно на медосвидетельствование. Мы проехали больниц эдак пять – нас во многих больницах не принимали. Сначала были косяки с тем, что что-то не работало, потом документы были не те. Мы еще возвращались в ОВД "Китай-город". И только после этого меня в какое-то уже позднее время доставили обратно в ЦАО вместе с Павлом, и там уже начался допрос, который закончился где-то в 1:30 ночи, по-моему.
– Что полицейские хотели узнать от вас на допросе?
– Они спрашивали, знала ли я про акции. Про саму акцию я ничего не знала – я знала время, знала про акциониста, и все. Мне этого достаточно для того, чтобы снять репортаж. Я фотокорреспондент, я не пишущий редактор.
– Как вы думаете, каким образом полицейские планируют вас притянуть к этому делу о хулиганстве?
Рассчитываю, что хотя бы на месяц меня оставят в покое
– Я не знаю, как конкретно они хотят меня притянуть. Это уже в рамках их фантазии. Но, судя по тому, что меня отпустили, может быть, я им не так интересна. Вероятно, им достаточно Павла. Когда я выходила из Таганского ОВД, мне кто-то сказал, что благодаря тому, что меня тоже задержали, я создала группу лиц – это вторая часть 213-й статьи. Но по факту в этой статье прописано, что или группа лиц, или с применением оружия. По всей видимости, у Павла – применение оружия.
– Но вы все еще подозреваемая?
– Да, я остаюсь подозреваемой. Как только скажут явиться в Москву, я должна буду сорваться с любого места, в котором я нахожусь, и приехать.
– А сейчас вы проходите практику?
– Да, я сейчас уехала в Белгород. Надеюсь, что мне дадут спокойно пройти практику. Я не знаю, что будет дальше, но я рассчитываю, что хотя бы на месяц меня оставят в покое.
– Эта ситуация как-то повлияла на ваш взгляд на профессию, на желание этим заниматься дальше?
– Я в очередной раз убедилась в том, что журналистика – это опасная профессия. Я понимала, что меня могут убирать с каких-нибудь митингов, задерживать по административным статьям, но чтобы уголовное дело... Насколько я понимаю, это прецедент, чтобы уголовное дело заводили против журналистов. Я продолжу заниматься тем, чем занимаюсь. У меня есть условный отпуск в виде моей практики. И из-за изъятия техники, пока мне не на что и нечего снимать. Пока я буду в тени по объективным причинам, а дальше попробую просто аккуратно… Хотя я и так работаю и действую в рамках закона. Если я работаю на митингах, то я действую по журналистской этике, лозунги не выкрикиваю и ничего не делаю, все сугубо в рамках закона.
