Дисциплина счастья. Слава Полунин в фильме «Клоун без маски»

"Я возвел для себя в принцип оставаться счастливым в любых обстоятельствах и сохранять хорошее настроение – этого можно достичь, если относиться к нему как к дисциплине, уклонение от которой недопустимо ни под каким предлогом", – писал философ Марсель Жуандо в книге "Размышления о жизни и счастье".

С этим выводом мог бы согласиться Слава Полунин. В документальном фильме американского режиссера Оскара Дехтяря "Клоун без маски", героем которого Полунин стал, слово "счастье" звучит постоянно. Что нужно сделать, чтобы быть счастливым? Знаменитый клоун предлагает несколько рецептов, и главный из них – отринуть всяческую серьезность. "Первый признак счастья – насвистывать, второй – напевать, третий – подпрыгивать". Президент Всемирной Академии дураков, Полунин несколько лет назад прочитал лекцию на платформе TED о том, как создавать оазисы счастья и гармонии – первоначально скромные, пусть трехметровые, а потом постепенно раздвигать их стены.

Фильм "Клоун без маски" снимался в одном из таких оазисов – на фестивале Burning Man в Неваде. В течение восьми дней тысячи его участников собираются в пустыне, представляют арт-проекты, реализуют свои фантазии, а заодно избавляются от комплексов. Здесь нет запретов, нет цензоров, нет пассивных зрителей – каждый становится актером и художником. Слава Полунин и его друзья раскинули шатер, наполненный воздушными шарами, и тешили временных обитателей пустыни клоунадой и пантомимами.

Второй оазис, где снимался фильм, – творческая лаборатория Славы Полунина "Желтая мельница" недалеко от Парижа. В этом поместье есть разноцветные сады – белый, красный, черный и фиолетовый, а также куриный цирк и желтая поляна с висящими в воздухе стульями. Время от времени на "Мельницу" пускают всех желающих и приглашают публику устраивать пикники и дурачиться: "кофты надевайте на ноги, пуговицы застегивайте не на те дырочки, шнурки можно не завязывать, напяливайте невероятные шляпы, белье носите поверх одежды". Слава Полунин тоже обожает небывалые наряды, взрывающие серость будней, и даже на фестивале Burning Man, где все придумывают фантастические костюмы, а то и просто ходят нагишом, гардероб его артистов произвел впечатление. Длиннющие, похожие на багеты, башмаки, немыслимо растянутые шляпы: заурядные пропорции причудливо изменены, и воображение навсегда одолело сдержанность.

В фильме звучит рассказ о том, как советский мальчик, озадачив родителей, решил стать клоуном, основал театр, а много лет спустя, когда открылись границы, его представления увидел весь мир. В последние годы визитной карточкой Полунина стало "Снежное шоу": маленький человек в желтом (его любимый цвет) оказывается в бесконечном белом поле, и один-единственный луч растапливает айсберги бытия.

Славу Полунина можно назвать сюрреалистом; он, как и его любимый художник Макс Эрнст, видит за унылой обыденностью иной мир, полный чудачеств и нелепостей, и этот талант разглядеть чудесное в повседневном обретают и те, кто окружает великого клоуна, которому в прошлом году исполнилось 70 лет. Дети и внуки, друзья и ученики, члены Академии дураков и те, кто только мечтает в нее вступить, становятся частью огромного театра, для которого сценой может оказаться и цветущий весенний луг, и безжизненная пустыня.

Оскар Дехтярь создал портрет клоуна-философа, гражданина мира, ребячливого и мудрого, изобретательного и наивного, ищущего красоту в невзрачном, преображающего хмурую реальность. Солнечный человек шагает по снежной равнине, и цветы появляются из-подо льда. Театр Полунина постоянно путешествует, и Оскар Дехтярь наблюдал за тем, что происходит на сцене и за кулисами в разных странах. "Клоун без маски" снимался в доковидную эпоху, недавно начал путешествие по кинофестивалям и уже получил награды в Калифорнии на фестивале в Беверли-Хиллз и в Праге на фестивале независимого кино.

Эпоха карантинов завершается и во Франции, "Желтая мельница" начала сезон с праздника цветов. Его участников приглашали собирать первую клубнику, назначить свидание своему отражению в реке, пройти курс изучения языка птиц и полюбоваться лучами солнца, сверкающими в бокале игристого вина.

О фильме "Клоун без маски" и своих рецептах счастья в интервью Радио Свобода рассказывает Слава Полунин.

– Уильям Кляйн, который приезжал в Советский Союз, написал, что лица людей похожи на ворота тюрьмы. Советские люди были хмурыми, встретить улыбку на улице было не очень просто. Иногда это даже воспринималось как оскорбление. Вам не доставалось тогда за то, что вы слишком веселый человек?

– Удивительная профессия у меня, потому что очень мало людей, которые сопротивляются радости. Или у человека какая-то боль сидит, какая-то трагедия, или в нем зависть, или еще какая-то вещь, которая мешает. Но 90% людей встречают клоуна с радостью. В Мексике вообще клоуны считаются святыми. Несут детей, чтобы ты их благословил. В России до этого не доходит, но все равно к клоуну, как к юродивому, пьянице или дураку, относятся с сочувствием. Никогда не бывало сопротивления, кроме как у всяких аппаратчиков, которые боялись, не связана ли с этим какая-то опасность для их карьеры или еще для чего-то.

Когда мы выступали на Фестивале молодежи и студентов, слишком братались со всеми, сразу кто-то написал пасквиль, и мы получили запрет на появление на телевидении, в больших концертных залах, хотя были очень популярны. Мы забрались в маленькую студию на 70 мест и несколько лет с огромным удовольствием творили и развивались. Даже там, где нас немножечко прижимали, все-таки было нам всегда впору и пригождалось. Я при Дворце молодежи одно время работал, специально туда пошел, чтобы быть рядом с комсомолом и делать вид, что я приличный. Нас постоянно ругали, мол, глупые, наивные, не понимают. То концерт Гребенщикова выпустим в нашем зале, то каких-то художников левых. Не считали нас нарушителями, а просто заблудшими овечками.

Я когда выбирал профессию, понимал, что нашел хорошую дорогу, где не так часто будут бить по голове. Она бессловесная, то есть очень трудно уличить в каком-то неправильно сказанном слове, всё многозначно и исчезает от контроля. Во-вторых, это личностное высказывание, то есть ты не пишешь, не изображаешь, не показываешь пьесу какого-то автора, а сам ее сочиняешь. В-третьих, детей все любят, а клоун и ребенок – это практически одно и то же.

– Но есть и другой образ – зловещий клоун-убийца из фильма ужасов.

– Это сочинение американских сценаристов, удачная идея соединить в контрасте ужасное и прекрасное. Высосанная из пальца и насаждаемая шоу-бизнесом тема, ее не существует в природе.

– В фильме очень часто звучит слово "счастье". Можно ли быть постоянно счастливым?

– Нельзя быть постоянно счастливым, но стремиться к этому надо постоянно. Добиваться счастливого состояния иногда приходится годы, а иногда нужно просто вспомнить, как будто ты надел новую рубашку, улыбку нацепил и пошел к друзьям, рот до ушей.

– Марсель Жуандо в книге "Размышления о жизни и счастье" пишет, что главная формула счастья – это оставаться на месте, не пытаться сменить его на другое, продолжать быть счастливым там, где ты счастлив сейчас.

– Я думаю, он одновременно прав и не прав. Он прав с точки зрения, что таким путем можно добиться счастья, но не прав в том, что он всех отправляет в одну яму. Потому что люди разные, и у всех счастье разное: у одного в беспокойстве, у другого в нирване, у третьего в деятельности. Счастье очень разнообразное.

– Жуандо пишет, что нужно оставаться на месте, а вы путешественник. В фильме вы говорите, что раз в месяц меняете страну.

– В разные периоды времени у человека разные желания и разные вещи приносят ему это состояние. Когда ты ребенок, у тебя одно желание, когда ты юноша – другое, потом третье, потом четвертое. Некоторые люди ухитряются всю жизнь одно состояние нести, а некоторые меняют каждый месяц. Я какое-то время был непоседой, 52 страны объехал только мой последний спектакль "Снежное шоу", в десятках из них мы были десятки раз. Но сейчас мы сделали проект "Желтая мельница", года полтора сидим на одном месте и нашли новое удовольствие в этом состоянии.

– Вы говорите в фильме о желтой фигуре в "Снежном шоу". Желтый цвет, цвет солнца – ваш любимый?

– Я еще в 17–20 лет понял, что люблю цветную жизнь. И желтый – один из самых близких мне цветов. Потом я разбирался в цветоведении, у меня есть десятки книг, посвященных цвету как философии. Желтый – это и солнце, и сумасшествие, и глупость, и радость, все в нем очень гармонично сочетается. Не зря буддисты берут гамму от мягко-желтого до ярко-оранжевого, в этом месте находится радость жизни, наверное.

– Вы говорите, что белый – цвет вашего "Снежного шоу" – это цвет страха и смерти. Кого-то это удивит, потому что принято считать, что цвет страха и смерти – черный.

– Белый – чистота, надежда, идеал, снег, платье невесты и чистый лист бумаги у поэта, но одновременно в нем и ужас. Снег на севере может быть твоим другом и в то же время ужасом от потери близких, потому что это же холод.

– Большая часть фильма снималась в Неваде на фестивале Burning Man. Мои знакомые, которые туда ездили, говорят, что это тяжелое испытание, потому что там песчаные бури, тяжело дышать. И вы тоже в респираторе на этих кадрах. В самом деле это опыт только для выносливых?

– Фестиваль сделали бывшие хиппи. Это продолжение философии 60-х годов. В какой-то момент они поняли, что то, что они открыли, это удивительное пространство творчества. Чтобы убрать туристов и не давать возможности превратить это в шоу-бизнес, они нашли очень тяжелое место, куда пойдет только человек, который ради этого согласен что-то преодолеть. Поэтому они специально забрались в такие жуткие условия. Там действительно туристов нет, есть только те, которые хотели бы там жить. Поэтому никто не глазеет, а все участвуют, все как единое целое.

– Вы там появляетесь в костюме, который мне напомнил наряды Сергея Параджанова. Это специальный оммаж или случайное совпадение?

– Это случайно, но Параджанов – мой любимый брат. Я смотрю в зеркало и постоянно вижу там Параджанова. Ко многим вещам я отношусь так же, как он. Но все эти костюмы – это импровизация, случайность. У нас с собой всегда нарядная костюмерная, мы каждое утро преображаемся, ищем свое новое лицо, особенно в такие моменты, как Burning Man, потому что это жизнь-карнавал.

– В вашем гардеробе есть деловой костюм и галстук?

– Я, честно говоря, три раза покупал себе приличные костюмы. Это было ужасно! Был какой-нибудь повод: то получать премию Оливье, то я женюсь на Ленке в 10-й раз, то еще что-нибудь очень важное. Поэтому я к этим дням пытался быть как все. Но ни один из этих костюмов два раза не был одет, только на это событие. Они были очень дорогие, все три висят теперь в шкафу, потому что мне в них неудобно, я чувствую себя в них неорганично, они мне мешают во всех местах.

– А кто изобрел эти вытянутые костюмы, в которых вы выступали на Burning Man?

– Это костюмы для "Снежного шоу". В каждом моем спектакле всегда фантастические костюмы. Французы вообще встречают по костюму. Поэтому "Снежное шоу" во Франции в первую очередь и победило, потому что там эти фантастические костюмы. Я сам их придумываю, и моя жена Лена мне очень много помогает. В карикатуре изменяются формы тела, и Бахтин в своих работах писал, что это преувеличение всех элементов – и живота, и ушей. Поэтому возникли длинные башмаки, раз возникли длинные башмаки, возникли длинные уши у шляпы и так далее. Это постепенная трансформация, которая нужна клоуну для того, чтобы он выглядел не как обычный человек, заинтересовал своим необычным поведением и смыслом жизни.

– Вы недавно поженили на "Желтой мельнице" сразу 800 человек. Как это удалось?

– На "Желтой мельнице" много очень событий, каждый год происходят десяток карнавалов, каждые две-три недели событие на тысячу человек, не меньше. Люди со всего мира прилетают сюда, чтобы в этом участвовать. И была свадьба на два дня, 800 женихов и невест прилетели со всего мира, чтобы мы их венчали. Мэра соседней деревни мы чуть ли не на носилках после этого относили домой. Но мы ему помогали, потому что у нас были не только официальные женитьбы, но и от имени Академии дураков и от других организаций, которые сочувствовали этому проекту.

– Как вступить в вашу Академию дураков? Есть ли какой-нибудь ритуал, нужно ли заполнять анкету, проходить какой-нибудь конкурс?

– Большинство людей попадают в нее путем настойчивости и упорства. Некоторым требуется несколько лет для того, чтобы пройти 10 стадий этой истории, некоторые скачком попадают, написав какую-нибудь диссертацию или произведя какое-то действие, когда вокруг тысячи людей говорят: "Ну дурак!". Нужно, чтобы было или всеобщее подтверждение, или специальная комиссия, где ты представляешь какую-то свою философскую доктрину. Например, замечательный человек Олег Колбаскин, представитель Академии дураков в Париже, написал диссертацию, которая называется "Одиночество непарного носка в истории цивилизации".

– Кого из известных людей вы принимали в Академию?

– Очень многих, уже к сотне приближается. Если взять Францию, Луи де Фюнес, Пьер Ришар, Пьер Этекс, в России просто целый кладезь – Жванецкий, Гребенщиков, Норштейн, Алиса Фрейндлих, весь цвет тех, кто с удовольствием называет себя дураками. А Ролан Быков попросил у меня сделать отделение старых дураков.

– Еще одна героиня фильма – ваша внучка Мия. Она появляется на сцене, несмотря на очень нежный возраст. Вы хотите, чтобы она стала артисткой?

– Не только моя семья, но все мои друзья, все мои соседи и совершенно случайно зашедшие к нам на какое-нибудь событие люди уже не в состоянии оттуда вылезти. Они становятся представителями этого рода-племени, которое жизнь свою делает как искусство. Жизнь-театр, жизнь-искусство, вот чем мы заражаем всех своих друзей, и все с удовольствием в эту сторону отправляются. Поэтому все мои дети и внуки, как только научились ползать, сразу выползли на сцену и участвовали во всех моих спектаклях. Все друзья, кто случайно зашли ко мне вечерком на спектакль, тоже выходили на сцену, гримировались. Все техники театров, где мы начинаем выступать, к концу гастролей уже вместе с нами на сцене.

– Вы говорите в фильме о поэтическом театре. Как его распознать?

– Во всех моих спектаклях это присутствует и во всех проектах на "Мельнице": я стараюсь, чтобы рядом с радостью, юмором, праздником существовала эта нежная тонкая нотка. У меня плавает кровать на речке, из простыни сделан парус или крыша бара сделана как перевернутый корабль, а якорь зацеплен за облака, вверх глядит. Поэзия, метафоризм очень часто помогают, когда в одной вещи ты видишь много смыслов. Я подкладываю образы, которые нас тащат из грязи и обыденности в высоту и помогают летать.