Выставка называется “Каждый день”, потому что каждый день люди искали разные формы протеста против режима Лукашенко. Подзаголовок выставки – “Искусство. Солидарность. Сопротивление”. Проходила она в огромном выставочном зале под названием “Арсенал”, в Киеве, куда вынуждены были перебраться многие активисты белорусского протеста. Здесь девяносто художников и арт-групп, десять разделов. Политический плакат и карикатура, перформенсы и инсталляции, фотографии и рисунки. Кураторы и художники рассматривают механизмы насилия, гендерные проблемы белорусского общества, связанные с политикой, способы городской партизанской войны и солидарности перед лицом государственного произвола. Мы ходили по выставке с Антониной Стебур, одной из шести кураторов выставки, которая была вынуждена покинуть Минск с началом политических репрессий.
Слушайте подкаст Вавилон Москва и подписывайтесь на другие подкасты Радио Свобода.
– Давайте начнем с истории выставки. Как она образовалась, кто инициативная группа?
– Выставку нам предложил делать "Арсенал". Вначале связались с Анной Чистосердовой и Валентиной Киселевой, это директор уже не существующей в Минске легендарной независимой Галерея современного искусства Ў. Потом образовалась кураторская группа из шести человек. Для нас было принципиально, чтобы это было коллективное курирование, оно имеет и практический смысл, и политический. Это огромная выставка, которую крайне сложно курировать в одиночку. У нас есть подзаголовок – "Солидарность, сопротивление, искусство", и говорить об этом, когда у тебя нет дистанции по отношению к протестным событиям, когда еще ничего не завершено, крайне сложно, особенно в одиночку. Мы мыслим протест не просто как сопротивление, протест против режима, но и еще как протест против любой иерархичной, патриархальной, авторитарной структуры.
протест против любой иерархичной, патриархальной, авторитарной структуры
Мы видим, как протестующие создают другие структуры, горизонтальные, инклюзивные, децентрированные, представляя другую модель организации сообщества. Нам было важно и на уровне кураторской практики проиграть этот момент, даже прожить, слово "прожить" здесь будет более четким. Мы прожили момент совместного договаривания, диалога, выстраивания горизонтальных структур и на уровне кураторов, и на уровне взаимоотношений с художниками. Шесть кураторов – это люди разных гендерных, политических, эстетических вкусов, разных поколений, выставка представляет совокупность разных взглядов. Мы работали по принципу ассамблеи. И в прямом смысле мы солидарность практиковали.
– Пространство "Арсенала" огромное. Выставка разворачивается справа налево по целой анфиладе, все начинается с серии плакатов, три стены, огромное количество. Это и карикатуры на Александра Лукашенко, это иронические, обыгрывающие диктатуру сюжеты, это невероятной красоты и визуальной культуры плакаты, которые рассказывают и о бело-красно-белом флаге, и о солидарности, и о забастовке рабочих, и о журналистах. В этом есть и политический драйв, и огромная визуальная культура дизайна в Беларуси. Владимир Цеслер один из ваших главных мастеров плаката, которого в Москве прекрасно знают, он выставлялся не так давно, из солидарности с белорусскими протестами.
– Важно, что, кроме плакатов, которые сделаны профессиональными художниками и художницами, были сделаны работы неизвестными людьми. Неслучайно название нашей выставки – "Каждый день. Искусство. Солидарность. Сопротивление", а не "Солидарность и сопротивление в искусстве", потому что язык искусства во время протестов вышел на улицы, он перестал быть элитарным языком, языком узкого круга профессионалов. Для нас было важно не только на уровне плакатов, но и на уровне всей выставки показать, как самые обычные люди, у которых не было опыта хождения в музеи современного искусства, пользуются языком искусства, и что внутри самого искусства существуют инструменты для солидаризации сопротивления. Рядом с плакатами находится другая работа. Это видеодокументация "Вольного хора", которая для нас и в политическом, и в концептуальном смысле очень важна.
инструмент искусства выходит в массы
"Вольный хор" отражает то, как через язык искусства можно солидаризироваться и сопротивляться. Сам хор – это собрание, где нет ярко выраженного соло, любой человек может подключиться и петь, а петь вместе – это солидаризирующая практика. Петь вместе в публичном пространстве – это не только практика солидаризации, но и практика сопротивления. Когда наши тела поют вместе, они не только находятся вместе, но еще и противостоят, и выражают протест вместе. Так инструмент искусства выходит в массы и становится языком для выработки тактик сопротивления.
– "Вольный хор" выходил как часто и на какие улицы?
– "Вольный хор" выходил и выходит до сих пор в абсолютно разные пространства, от ступеней филармонии до торговых центров столицы, больших площадей. Например, Яма – это монумент, посвященный теме Холокоста. В абсолютно разных городских пространствах, как ключевых, так и наоборот, периферийных, чья политическая составляющая не явно выражена. Как пространство двора: двор – это место, где встречаются приватное и публичное. Это особенность белорусского протеста, что он не занимает пространства, то есть многие традиционные пространства, считающиеся протестными, как Кастрычніцкая плошча, где всегда разворачивались протестные события, где в 2006 году стоял палаточная городок, в этом протесте никак не была задействована. Какие формы принимают протесты? Это шествия, гуляния. Массы людей смещаются из центра в менее очевидные политические места, как дворы, о которых я уже говорила, или знаменитая Площадь перемен, она не в центре, она внутри современной застройки спального района.
– Она на самом деле называется Площадью перемен, или ее так прозвали после двух диджеев, которые с песней "Перемен" выступили?
– Да, это народное название. Вполне естественная история внутри протестов. Ведь переименование места, назвать что-то, определить что-то – это символический знак власти, когда протестующие не просто захватывают пространство символически, но и наделяют его своим смыслом. Площадь перемен – это аккумулировать, присвоить символическое значение месту.
– Давайте про "Вольный хор" еще немного. Это же не официальное название, разные музыканты вышли?
– "Вольный хор" практически с первых недель протеста образовался. Сейчас там участвуют и профессиональные музыканты и исполнители, и непрофессиональные, и в принципе, любой, любая может подключаться к пению, потому что петь – это одна из инклюзивных практик, мы все поем. Первые акции были составлены из профессиональных исполнителей, а сейчас все могут подключиться.
Любые жесты в публичном пространстве оказываются опасными
Эту практику "Вольный хор" воспроизводит снова и снова, несмотря на то, что в Беларуси и до этого публичное пространство было максимально репрессивное. Мы и до 2020 года жили в ситуации, где одиночный пикет приравнен к несогласованным массовым акциям, но сегодня узость проявления в публичном пространстве просто экстремальная. Любые жесты в публичном пространстве оказываются опасными. Поэтому так важны и ценны сегодня любые проявления любой активности в пространстве.
– Раз мы заговорили о пении: есть еще одна выдающаяся видеоработа – это девушка в бело-красно-белом платье, которая сначала молча стоит на какой-то огромной площади, а потом начинает просто орать, как петь, и в этом крике много боли, энергии, ярости.
– Это работа Яны Шостак "Крик за Беларусь". Яна берет форму, всем известную, – минуту молчания, это форма солидаризации в связи с какими-то трагическими событиями, но наполняет ее совершенно другим содержанием. Она фактически ее разрывает своим криком. Крик – это не только символ, сигнал того, что события настолько экстремальны, что молчать нет сил, но крик, если задуматься, это еще и довольно табуированное действие в публичном пространстве.
крик – это то, что не принято
Если кто-то кричит в публичном пространстве, и это не ребенок, то, как правило, таких людей стигматизируют, как сумасшедших, то есть крик – это то, что не принято. Наполняя в публичном пространстве криком эту минуту, она говорит о том, что сегодня нет возможности молчать, с другой стороны, разрывает безмолвное пространство площади своим криком. Она кричит на площади в Варшаве, рядом с парламентом, Яна живет в Варшаве. И это очень важный жест, одна из важных работ: на выставке все работы соприкасаются друг с другом, и как в звуковом, так и в визуальном смысле нет никаких коробок, ограждений, это как с публичным пространством – ты выходишь в публичное пространство, ты не знаешь, кого там встретишь. Голоса могут перекрывать друг друга, и она создают не то что какофонию, но некую полифонию. Крик Яны Шостак слышен с любой точки выставочного пространства.
– Люди вздрагивают и оборачиваются, когда этот крик начинается. Если про визуальные доминанты: две бросающиеся в глаза – это черно-бело-черный огромный флаг, который развевается при помощи вентилятора, и это черная же скульптура диктатора без головы, картонная, напоминает все памятники на площадях советской эпохи. И еще несколько мощных красных пятен – если смотреть на всю анфиладу, это ступеньки красные, и белое полотно, на котором огромные красные круги. Давайте с флага начнем. Это экспрессивная работа, мощная, тут можно прочесть и траур по белорусскому флагу сопротивления, и, если угодно, фашистские хроники, мы знаем символику флага в ХХ веке в кинематографе.
– Это работа Анны Соколовой, и интересно, что она не является прямым политическим жестом. Когда мы видим ее на выставке, естественно, контекстуально мы считываем это как обесцвеченный бело-черно-белый флаг. Есть работа другого художника, которая находится напротив этого флага, Владимира Грамовича, который изобразил БЧБ флаг как бело-черно-белый, лишив его цвета. У Владимира это было политическим жестом, а эта работа не является в строгом смысле политической, она не отсылает напрямую к бело-красно-белому флагу. Это более абстрактная работа, для нее важен элемент движения флага через вентилятор. Стоит камера, которая в прямой трансляции отображает на телевизор движения флага, иногда это движение монотонное нарушается присутствием там людей. Довольно абстрактная работа, где мы видим постоянное, монотонное движение ткани.
А вот работа с пальто, работа "Призрак" Аллы Савашевич, является очень политической. Она перекликается с работой, посвященной архитектуре и истории Владимира Грамовича, "Платформой" Марины Напрушкиной, вот этими кругами Андрея Дурейко и видео за ней Алексея Толстого. Они собираются и эстетически, и концептуально, и политически в один крепкий узел. Эта работа отсылает к монументам, которыми наполнены наши города. Алла лишает этот монумент тела, как будто бы любое тело может быть вместо него подставлено. Но мне кажется еще любопытной в этой истории игра с материалами. Мы помним, что скульптура – это всегда очень твердый материал – гранит, мрамор, а Алла делает это пальто из войлока. Безусловно, войлок отсылает к Бойсу, но также отсылает еще и к невидимому женскому труду. Это интересная оборачиваемость, идеологическая. Оказывается, что это очень мягкая ткань, как и ткань идеологии.
– Выставка во многом про амбивалентность насилия. Тут про то, как насилие может быть невидимым, неосознанным, как им пропитана вся наша жизнь. Насилие силовиков над народом – это верхушка айсберга, одно из проявлений вертикали власти, вертикали насилия, которая пронизывает общество. Я права в этом ощущении?
– Да, это одно из концептуальных полей выставки, их всего десять. Десять полей или терминов, тэгов глоссария, через которые можно посмотреть выставку, концептуальные поля. Одно из них называется "Механизмы насилия", и мы назвали так неслучайно. Мы не можем игнорировать тему насилия: по количеству на сегодняшний день политических заключенных в Беларуси их больше, чем в России, а население в Беларуси – всего 9,5 миллиона. 0,5 процента всего взрослого населения Беларуси за этот период времени были задержаны. Это огромная цифра. Но мы хотели избежать первого, эмоционального, аффективного взгляда на насилие, как насилие “их против нас”, показать, как в течение многих десятилетий происходили процессы нормализации насилия, легитимации насилия, и не только на уровне армии, где существует неприкрытая дедовщина. Большой пласт работ посвящен теме домашнего насилия, мы связываем домашнее насилие и политические репрессии. За два года до протестов в МВД вместе с негосударственными институциями разрабатывали передовой закон о противодействии домашнему насилию, с включением международных и местных экспертов и эксперток.
мы связываем домашнее насилие и политические репрессии
Статистика в Беларуси похожа на российскую, у нас каждая третья женщина подвергается домашнему насилию. Когда закон был разработан, президент был тем человеком, который похоронил этот закон, сказав, что хороший ремень иногда полезен для ребенка. Это момент, как происходит легитимация насилия, и как связано политическое и домашнее насилие. Домашнее насилие является первым опытом насилия, где оно становится нормой. Потом мы можем вспоминать насилие, физическое, моральное или экономическое, в школах, в бюрократических институциях, как, например, здравоохранение, любой контакт с ЖЭСом, он связан с активным или пассивным опытом насилия и агрессии. Это касается всего общества. Как и в работе "Дама, удобная в быту" – активистский проект, который работает с темой гендерной дискриминации. Работа без названия – серия из четырех инструкций, она была разработана активистской инициативой "Дама, удобная в быту" вместе с феминистскими инициативами, чтобы показать эту связь в прямом смысле, через язык цифр, через текст, домашнего и политического насилия. Есть и другие работы, как работа "Манифест" Марины Напрушкиной, или ее ранняя работа, раскраска – "Мой папа – президент, что он делает на работе". Когда через легкий жанр, развлекательный, на нас обрушивается обратная сторона политики, которую мы игнорируем, а именно – сторона полицейского насилия по отношению к любым задержанным, не только по политическим причинам. Или "Манифест" Марины Напрушкиной, он тоже об этом. Она пишет: "Я хочу президентку, которую тошнит от насилия".
– Это лучшая работа в этом блоке, концептуальная, прекрасно сделанная графически.
– Марина отталкивалась от другого очень известной и в политическом, и в художественном контексте работы Зои Леонард 1992 года "I want a president". Когда она отталкивается от этой работы, она включает белорусский протест и проблематику не только в национальный контекст, но в интернациональный контекст, показывая, что проблемы, с которыми сталкиваются протестующие, общество белорусское, очень характеры для обществ в целом. Может быть, драма, конфигурация разворачивается по-разному, но вот этот момент… У нас есть прекрасный лозунг в протестах – "Из черной резины сделана власть", это строчка из песни панк-группы "Contra La Contra", эта фраза отображает неприглядную изнанку власти. Идет нормализация насилия, поскольку власть, государство может быть понято, как аппарат насилия. В Беларуси это хорошо видно. Поэтому так важны строчки Марины Напрушкиной: "Я хочу женщину-президентку, домохозяйку, уборщицу, учительницу, медсестру, повитуху, безработную, пенсионерку, без детей, многодетную мать-одиночку, женщину, которая любит других. Президентку в юбке, в штанах, спортивном костюме, которая не говорит о нации, которая нелегалка, у которой не белая кожа, у которой родные и друзья не говорят о нации. Я хочу президентку, которая не скрывает, что пьет, употребляет наркотики, страдает депрессиями, не скрывает, что они боится остаться одна. Я хочу президентку, которую тошнит от насилия, которая понимает, что наказание не работает, президентку, которая вынуждена была воровать и торговать своим телом, ночевала на улице, которая не пойдет служить в армию, не станет милиционеркой, высмеет стукачество, уволит КГБ.
Я хочу президентку, которую тошнит от насилия
Президентку – художницу, актрису, музыкантку, безденежную поэтку. Президентку, которая слушает. Президентку, которая не говорит на беларусском, которая не говорит на русском, которая немая, которая знает, что язык – это власть, что язык может нести насилие. Президентку, которая не обругивает народ. Президентку, которая не строит себе дворцов, атомных станций, не устраивает парадов. Президентку, которая с рождения…" И там еще есть прекрасная фраза: "Я хочу президентку не экономистку, потому что государство – это не обогащение, а забота, забота прежде всего о слабых". Это ключевой момент – понимание власти не как привилегии, и выстраивание инфраструктур заботы, как политическое действие. У нас есть другое концептуальное важное поле, которое называется – "Живые и уязвимые". Это термин, который мы взяли из тюремных воспоминаний ЛГБТ-активистки Вики Биран, ее тюремных дневников.
именно хрупкость и уязвимость дает начало эмпатии
Мы живые и уязвимые, мы расцениваем нашу уязвимость как баг, как то, что надо обязательно исправить, вернуться к нормальному состоянию, но, с другой стороны, именно хрупкость и уязвимость дает начало эмпатии. То, что мы уязвимы, дает понимание того, что мы должны солидаризироваться, нам нужно выстраивать инфраструктуры заботы, чтобы наши хрупкие тела могли выходить на улицу, участвовать в повседневной и в политической жизни. Если задуматься над протестами, то начало недовольства было связано не с политическими вещами, а с тем, что государство всячески игнорировало пандемию, солидаризация людей началась совершенно не по политическим мотивам. Точнее, это и был политический мотив, но он не был ярко выраженным политически. Люди начали солидаризироваться, когда поняли, что в борьбе с коронавирусом государство не поможет. Начиная с апреля 2020 года, белорусская статистика смертности каждый день выдает цифру – не более 10 смертей, никогда больше.
поняли, что в борьбе с коронавирусом государство не поможет
Люди начали создавать низовые инициативы взаимопомощи, помощи врачам, больным, шитьё костюмов, масок, подвоз еды. Рестораны давали "скорой помощи" возможность бесплатно забирать еду. Люди стали узнавать друг друга. Долгий период времени стабильность – это был главный политический посыл президента, и в этой ситуации он защиту и стабильность не смог гарантировать. Люди столкнулись с тем, что государство, когда первые больные умирали, прямым тестом говорило: "А что он хотел? Что он ходит на работу, если ему 71 год?" – такие уничижительные фразы. Вот это не политическое действие, которое, на самом деле, является политическим, низовые инициативы собираться и помогать друг другу, и были выстраиванием инфраструктуры заботы, стали первыми политическими организациями, которые выросли в протестные акции.
– Есть три необыкновенно красивых видео. Первое – это такое издевательство над миром гламура, который вписан в мир посттоталитарных практик. Это девушка на каблуках-шпильках, которые представляют собой красные звезды, и можно вообразить какую-нибудь гламурную даму, которая в таких туфлях ходит, но эта звезда колет ей пятку, и понятно, что это невыносимая пытка.
– Это Алла Савашевич, художница, чью скульптурную работу "Призрак" мы обсуждали. Простой жест, он понятен без любых интерпретаций. Такие туфли – про власть, про идеологию, но в них жутко неудобно. Не только благодаря пятке, но и железному ободку, находиться в них совершенно невозможно. Мы в прямом смысле видим, как наши тела протыкаются этой метафорой.
– Это род пытки. Всей практикой вертикали власти, которая и мир красоты призывает, и принуждает женщину быть пытаемой.
– На протяжении многих лет президент Республики Беларусь выбирает мисс Беларусь.
– Довольно показательная история. Еще один проект – видео "Этот плакат может стать причиной моего задержания". Девушка, которая разворачивает этот плакат в вагоне метро, с ней коммуницируют окружающие. Сначала ее пытаются дернуть за руку, запретить ей плакат разворачивать, потом люди начинают это обсуждать. Потом выходит какой-то парень и разворачивает бело-красно-белый флаг.
– Это Ульяна Невзорова, молодая художница, которая в дни протестов сделала такую акцию. Изначально это был, гражданский акт, она спустилась в метро и сделала это. И тут сложно провести границу между гражданским высказыванием и художественным. Это мощное гражданское высказывание и очень мощное художественное высказывание. Это тело Ульяны, мы видим тело художницы, которая разворачивает этот плакат, живое, уязвимое тело, которое оказывается очень сильным. Она в вагоне метро, где едут разные люди, которые не готовы к тому, что сейчас будет разворачиваться какое-то политическое действие. И эти люди не могут покинуть это пространство, пока едет вагон до следующей станции, они вынуждены каким-то образом реагировать. Они одергивают плакат. Или абсолютно случайный человек, который развернул флаг. Это не было подстроено, это не постановка. Она создает ситуацию, где происходят реакции людей.
мы видим ее одиночную фигуру, это не героический перформанс. Это не героический акционизм, как мы могли бы сказать про Павленского
Сам плакат "Этот плакат может стать причиной моего задержания" является важным политическим высказыванием, когда любой плакат, без разницы, что на нем написано, даже белый лист бумаги: мы знаем, когда людей арестовывают и дают уголовное наказание за белые листы бумаги, вывешенные на окнах, он может быть причиной задержания. Она сгущает политическое высказывание внутри маленького, закрытого публичного пространства. Это одна из самых сильных акций внутри белорусского протеста и протестного искусства 2020-21 года еще и потому, что при том, что мы видим ее одиночную фигуру, это не героический перформанс. Это не героический акционизм, как мы могли бы сказать про Павленского. Она не противопоставляет себя обществу, она оказывается внутри него, это разные люди, она среди них. Она достает этот плакат, она не заставляет никого, она дидактически не обращается к людям, не добавляет никаких дополнительных декоративных элементов для эстетизации процесса. Она представляет себя и этот плакат, и больше ничего. Поэтому это сильный жест.
– Еще одно видео, маленькое, с планшета транслируется, с формата А4. Это проект, который связан с тюремным опытом художницы Нади Саяпиной, мы просто видим, как женщине моют голову, и это безумно красиво.
– Надя – одна из художниц, которые отсидели 15 суток за работу, ее судили за участие в акции "Искусство режима", которая находится в начале выставки. В первые дни протеста художники и художницы вышли напротив Дворца искусства, это главная выставочная институция, и в этом здании располагается галерея "Арт Беларусь", чьи работы были арестованы. Художники и художницы, работники и работницы культуры выходят и предъявляют искусство режиму. Кто-то раздевается сам, кто-то приносит фотографии избитых тел, в прямом смысле предъявляя, превращая искусство режима не в метафору, а в реальную историю. Надя участвовала в этой акции и была арестована. Возможно, не только за нее, потому что она известна рядом политических перформансов. Она делает инсталляцию "Кукольный домик", где работает со своими сокамерницами, их опытом, и среди них есть это видео о мытье головы. Для Нади Саяпиной опыт тюремный оказывается не только опытом максимальной фрустрации, но и опытом поддержки и сестринства. Как и в случае философа Ольги Шпараги, где Ольга готовит лекции, чтобы поддержать сокамерниц, структуры поддержки. У Нади они тоже вместе рисуют, играют, вместе что-то делают. Они вынуждены решать абсолютно тривиальные бытовые проблемы, как мытье головы. Мытье головы – это максимально интимный жест, каждая из нас кому угодно мыть голову не позволит. Так сложилось в культуре, что это очень интимный жест. Но в тюрьме вы видите этих людей первый и, возможно, последний раз, у вас нет другого выбора, и максимальная забота друг от друге проявляется в мытье головы из бутылки. Надя переводит этот опыт, максимально его не то что театрализируя, но максимально показывая момент заботы, помещая в черное пространство, убирая окружение, она оставляет ведро, свою голову, пластиковую бутылку с водой и руки, и снимает этот процесс, как одна за другой девушки моют ей голову. Мытье головы не только интимный, но и в каком-то смысле сакральный процесс, он действительно завораживает. Еще и тем, что это структура заботы друг о друге, мы можем делать то, о чем я говорила, этот важный термин – живые и уязвимые. Мы настолько нуждаемся в поддержке друг друга.
это важный термин – живые и уязвимые
Долгий период времени белорусское общество описывали прежде всего как максимально атомизированное, разобщенное, один из знаменитых лозунгов: "Мы не знали друг друга до этого лета". Момент знакомства людей друг с другом и солидаризации оказывается крайне важным. Не обязательно исключительно в политическом смысле, но и в очень личных вещах, когда мы видим друг перед другом людей. Это видео очень сильное, эмоционально захватывает. Если ты не знаешь контекста, оно может оказаться даже очень медитативным. Но когда ты понимаешь контекст, между контекстом и медитацией происходит разрыв, который тебя ошеломляет.
– Надо понимать, что это не под душем мытье, это мытье из бутылки, потому что воды нет, там нет элементарных гигиенических вещей.
– Там и горячей воды нет.
– Работа под названием "Бессмертен". Кубики наклонные, каждая буква отделена, фоном буквы является история мучений, это цитаты старой иконописи. Бьющая по нервам работа.
– Это работа Михаила Гулина. Слово "Бессмертен" выбрано неслучайно. "Подвиг народа бессмертен" – это фраза, которая выполнена из этих красных цветных букв на Площади Победы в центре города. Михаил изымает из фразы только "бессмертен", мы оказываемся в подвешенном состоянии – мы не понимаем, кто бессмертен. Мы помним цитату "Подвиг народа бессмертен", но в ситуации неопределенности не можем понять, все-таки кто бессмертен. Михаил связывает это со средневековыми изображениями пыток, Страшного суда или кругов ада, и мы до конца не можем понять, кто же кого пытает. Фраза "бессмертен" отсылает нас к какому-то вневременному, вечному параметру, а с другой стороны, эта череда пыток, которые мы видим, нас разрывает и эмоционально, и концептуально.
– Меня интересует еще довольно нежный проект – это черно-белая инсталляция, которая открывается словами "forse", "false"…
– "Сила, ложь, фарс". Это работы Жанны Гладко. Жанна на протяжении многих лет работает с темой отношений с отцом, в инсталляции отец разбирает ее пианино, и это акт насилия в каком-то смысле, как Жанна проходит, трогая эти струны, струны висят, создают у нас тревожное ощущение, они похожи на прутья для пыток. Жанна использует такой прием по отношению к пианино и к своим отношениям с отцом, который возможен только в искусстве, когда отец – каноническая фигура власти, и вдруг она видит, как отец разбирает пианино. Разбор пианино, уничтожение пианино, манипуляции с пианино были характерны для многих художников – Бойса, Кейджа. Отец был против ее занятий современным искусством, и она в этот момент осуществляла, говорит, такую ментальную операцию: "И тут я понимаю, что он на моей стороне". Она захватывает этот образ, в этот момент он становится не человеком, который разрушает пианино, а перформером, который делает что-то с пианино. Как бы тут власть оказывается на ее стороне. Жанна живет на Партизанском проспекте, в какой-то момент она взяла стекло, нанесла прозрачной клейкой эти три слова – "Сила, ложь, фарс" – и поставила камеру, которая фиксировала, как протестующие ходят, едут автозаки, людей захватывают, арестовывают. Постепенно пыль событий медленно оседала на стекло, на эту клейкую основу, а ветер сбрасывал все, что не было наклеено, и постепенно эти лозунги проявлялись, три слова.
протестующие ходят, едут автозаки, людей захватывают, арестовывают
Как говорит Жанна, есть такой термин – "экзистенциальная пыль", ничто не исчезает. Иногда для того, чтобы что-то проявилось, нужны незначительные усилия, медленные, монотонные. Возвращаясь к названию выставки "Каждый день" – это не только лозунг, который протестующие выкрикивают, давая обещание, что завтра ничего не закончится, одновременно и обещание, и поддержка, это еще и понимание, что твое участие в политическом процессе не может быть закончено, ты никогда не можешь уйти с некой мифической, метафорической площади с чувством хорошо выполненной работы. Ты должен участвовать в политике, в нормальной ситуации не обязательно это сопряжено с экстремальными выходами в публичное пространство, но политический процесс – это то, где ты должен участвовать каждый день. Мы разговаривали с коллегами из Украины, они сказали, что для них Майдан – это тоже не одноактное событие, а процесс, который происходит с 90-х годов по настоящее время, для них Майдан не закончен. И здесь близкая идея. Возвращаясь к работе Жанны, пыль, которая каждый день медленно оседала и проявлялась, почти монотонно, обретает совершенно другой политический смысл.
– Украинские зрители гордятся, что этот огромный и впечатляющий проект стал возможным в Киеве. А он где-то еще возможен?
– Майдан для Украины еще не законченный процесс, процесс становления не закончен, живы воспоминания событий. Эмпатия и сопереживание явились важной частью, почему эта выставка именно здесь стала возможной. Выставок, посвященные белорусскому протесту, много по всему миру, но они зачастую иллюстративны, искусство является иллюстрацией к событиям. Это плохо для искусства, и для политического процесса тоже. Это не цепляет. Страны, в которых могла бы быть такая выставка, это Литва, Польша. Команда "Арсенала" – редкая история, когда большая институция дает тебе полную свободу. Огромное счастье, как бы это ужасно ни звучало, чувствовать такую поддержку.
Я хотела сказать про время. Есть важное концептуальное поле, одно из десяти концептуальных полей выставки, "Будущее непрерывное совершенное" – "Future Perfect Continuous". Это термин, которые мы взяли из текста художницы-исследовательницы Оли Сосновской, она описывала свои ощущения от времени протеста, где прекращается ощущение линейности времени, есть ощущение разрыва, петли времени. Когда кажется, что будущее не очевидно, но новые практики, практики будущего, видны уже сейчас, как альтернативные дворовые экономики. И обратная ситуация, когда кажется, что к прошлому вернуться невозможно, но оно постоянно, призраком, дает о себе знать. Это на уровне личного ощущения, но и на уровне глобальном, когда мы можем связать прошлое и будущее.
к прошлому вернуться невозможно, но оно постоянно, призраком, дает о себе знать
Есть работы, которые были сделаны задолго до событий 2020 года, как знаменитая акция Олеся Пушкина 1999 года: после выборов президента подошел ко входу в его резиденцию и вывалил тачку навоза. Это была акция несогласия. Фотографии Сергея Кожемякина, он с конца 80-х годов до 1996 года снимал протесты в Беларуси, и то, как эти протесты выглядели тогда, важно для понимания, что борьба за свои права не может закончиться, она происходит снова и снова. Или, например, с архитектурой. Много протестных событий разворачивалось на фоне соцмодернистской архитектуры. Это тоже петля времени. Соцмодернистская архитектура была построена в прошлом для людей будущего, начались космические полеты, казалось, что мы колонизируем космос. Момент оборачивания времени, темпоральность протеста – это было для нас крайне важным.
Подкаст Вавилон Москва можно слушать на любой удобной платформездесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram
