Белорусские протесты часто называют поющими, и это правда. Поют везде: во двориках, в микрорайонах, на площадях, в автозаках, в стенах университетов. Андрей Хаданович – историк литературы, бывший председатель Белорусского Пен-клуба, преподаватель БГУ – перевел на белорусский язык песню "Муры" ("Стены"), которая стала одним из главных протестных хитов. Он рассказывает о роли музыки в происходящих событиях.
– Многие говорят, что белорусские протесты имеют явный песенный акцент. С чем это, по-вашему, связано?
– Во-первых, песенный акцент – это часть мирного, ненасильственного, творческого, креативного характера протеста. Все активные в плане демонстраций недели и движение, которое началось еще до выборов и фальсификаций, – подчеркнуто мирные против подчеркнуто агрессивного террора со стороны властей и силовиков. Впервые в протесте нет полутонов и промежуточных цветов – есть белое и черное, светлое и темное. Светлые силы поют, рисуют (можно вспомнить граффити, мурали и плакаты), танцуют вечером на площадях. Но песня – прежде всего. И второй аспект проговорил на суде поэт и музыкант Владимир Ленкевич, которому недавно впаяли шесть суток ареста. У него спросили, почему он вместе с другими пел фольклорную песню "Купалинка". Он ответил: "Потому что, когда поешь, становится не так страшно".
– Кстати, да, в мозге есть так называемая "певческая сеть" нейронов, которая убирает чувство тревожности и страха, даже на МРТ видно… А почему улица перепевает в основном старое? Старые песни? "Перемен" Цоя – песня 1986 года. "Три черепахи" записана в 2000-м. И "Купалинка", и "Погоня", и "Магутны Божа", даже "Калыханка".
– Лично я за возвращение старого особой моральной ответственности не несу, но я и не против. Когда музыканты разных хоров и оркестров начали собираться каждый день в 13:00 и петь на ступеньках филармонии, со мной сразу же связалась наша знаменитая музыкантка и композиторка Ольга Подгайская и предложила: "Мы тут уже несколько дней поем, всем немного надоел один и тот же репертуар, давай сделаем что-то новое". Я сел и написал стихотворение "На берегу свободы", его недавно на русский перевел поэт Игорь Белов. На следующий же день Ольга написала музыку. И вот в компании "Купалинки", песни "Мой родны кут" на слова классика Якуба Коласа, "Погони" на слова Максима Боглановича, "Магутны Божа" на слова Натальи Арсеньевой исполнялась музыкальная премьера, и вполне органично смотрелась.
Песня "Перемен" на белорусском
– Если говорить про песенное протестное движение в Беларуси, что вы наблюдаете?
– С одной стороны, поют белорусскую классику, начиная со столетней "Купалинки" (все ее почему-то фольклором считают, а ее написал Михась Чарот) и заканчивая современными классиками, к которым можно отнести Лявона Вольского (N.R.M.). С другой стороны, активно поют переводные песни, и тут мне приятно, что удается приложить к этому руку. Вместе с "Перемен" много поют песню "Муры" ("Стены") – это две главные песни белорусского протеста. "Стены" – переводная песня с польского, на белорусском она появилась 10 лет назад при похожих обстоятельствах – во время выборов, фальсификаций и протеста на площади Независимости в 2010 году. Я перевел песню Яцека Кочмарского. Она имеет яркую историю: сначала в Каталонии в 1968 году ее придумали во время борьбы с диктатурой Франко, потом в 1978-м по-польски ее перепели, а после меня – через несколько лет Кирилл Медведев записал русскую версию во время протестов на Болотной.
Впервые я выкрикнул ее с постамента для протестующих в 2010 году, ее подхватили, подпевали, цитировали, она была просто известна в определенном кругу. И вдруг в 2020-м она стала народной, протестной, в связи с тем, что ее использовал блогер Сергей Тихановский, а после его ареста его жена Светлана. Сейчас ее поют сотни тысяч белорусов. Припев "Разбуры турмы муры" ("Давай разрушим эту тюрьму" – Прим.РС) способны подпеть, наверное, вообще все. Это просто тоже классика, которая в Беларуси очень быстро сделала себе карьеру.
Белорусы поют "Стены" в торговом центре
– А почему вы решили перевести именно эту песню?
– Есть на ней, как и на "Перемен" Цоя, какой-то знак качества: проверено временем, гарантированная энергетика, которая подействует в любой стране и в любой культуре, когда протестный котел закипает, и люди готовы слушать и подпевать. Во-первых, это очень хорошая поэзия, во-вторых, это поэзия, донесенная простым музыкальным способом. Она просто обречена на успех. Единственное, что этой песне может повредить, – это наша победа и свержение диктатуры, чего я искренне этой песне желаю.
– L’Estaca в каталонском "столб" созвучно Estat – "государство", это вы потеряли или облекли в другую форму при переводе? В русском языке это потерялось.
– Нет, я еще перевел это как "слуп" ("столб") и в том моменте, где это слово перемигивается со словом "государство", у меня появляется строчка "І дабро дасць рады злу" ("И добро даст фору злу." – Прим. РС), причем вот это "злу" можно читать вместе, а можно – по отдельности ("з Лу" по-русски "с Лу" – это намек на Александра Лукашенко – Прим.РС ). Поэтому мне кажется, что каламбур Луиса Льяха, автора "Эстаки", я перенес, с задачей этой справился.
– И это еще не все переводные песни, которые сегодня суперпопулярны…
– Совсем недавно в протестном репертуаре белорусов появилась еще одна переводная песня. В начале сентября студенты Лингвистического университета пели в фойе по-английски песню из мюзикла по роману Виктора Гюго "Отверженные" Do you hear the people sing? – "Слышите, как поет народ?". Перед тем, как ворвался ОМОН и начал арестовывать студентов, они успели ее исполнить дважды. Это всех шокировало, в том числе студентов других университетов. И вашего покорного слугу. Я в тот же вечер перевел песню на белорусский "Чуеш, як пяе народ?" и обратил внимание, что уже на следующий день ее начали петь на акциях солидарности со студентами в Минске, Париже и Лондоне. Через два дня панк-группа "Всё crazy" профессионально записала эту песню. В студенческих кругах ее сейчас активно поют.
Группа "Всё crazy" поет песню из мюзикла Les Miserables вслед за студентами МГЛУ
– Но ведь сегодня любая белорусская песня может стать революционной, вы согласны?
– Я согласен! Белорусский язык на улицах – достаточно сильный сигнал. Пока силовики не начали бесчинство на улицах, мы говорили о взаимопонимании, о диалоге, мы пытались совместить разные языки и символы. Люди вместе, а некоторые и на одних плечах несли протестный бело-красно-белый и официальный красно-зеленый флаги. На акциях те же "Муры" пелись в двух версиях – и по-белорусски, и по-русски. Но как только механизм репрессий вжали в пол, вдруг оказалось, даже среди русскоязычного населения, что белорусский язык – это более яркое и сильное средство протеста. Русскоязычные люди пишут слоганы по-белорусски на политических плакатах, поют песни на белорусском. Вдруг на протестах исчезли официальные флаги. Случилось самоубийство официального флага, когда его стали цеплять на автозаки во время подавления демонстраций. Я думаю, само собой это определяет историю у нас на глазах.
– Расскажите еще о вашем личном участии в происходящих событиях…
– Я в последнее время почти каждый день занимаюсь песнями. Я делал свою версию перевода "Перемен". Владимир Пугач с его проектом "Спяваем годна" записал огромный хор с этой песней по случаю 30-летия со дня смерти Виктора Цоя. Ко мне обратилась лидер группы "Серебряная свадьба" Светлана Бень (Бенька, как ее называют фаны), она решила записать для нового своего проекта "Улица мира" знаменитую песню "Жалоба партизана".
Ее по-французски во времена антинацистского сопротивления написала французская поэтесса русского происхождения Анна Марли, а потом ее перевели на английский, и мы ее знаем, как знаменитого "Партизана" Леонарда Коэна. Коэн отдает дань предшественникам, он поет по-английски, но несколько куплетов – на языке оригинала.
Света Бень решила заказать мне перевод одновременно с английского и французского. И "Улица мира" в рамках фестиваля "Справа" пела эту песню на плоту с трубами, на белорусском и французском. Вроде тихо-спокойно, но каждый понимает, что теперь эта песня принадлежит протесту. Вот чем я могу как переводчик еще немножко гордиться.
– В The Guardian появилась статья, в которой говорится о том, что старые белорусские музыканты, которые ушли в подполье и подрабатывали уроками игры на гитаре, сейчас, благодаря массовым протестам, на волне. Вы согласитесь с этим?
– Много музыкантов выходят на улицы и оказываются востребованными. Даже давно распавшийся N.R.M. собрался и заиграл в старом составе. Надо сказать, что гитарист Пит Павлов – сейчас один из фронтменов музыкального протеста. Его выступление напротив строя ОМОНа с "Тремя черепахами" – очень мужественный поступок.
Можно приводить примеры концертов Владимира Пугача с балкона, Андрея Мельникова… Сейчас, когда протесты происходят не просто огромными колоннами по выходным, но и по будням в микрорайонах и во дворах, музыкантов очень ждут. Не просто совестливые люди, а очень знаменитые музыканты играют во дворах, это очень и очень важно.
– Много ли там молодых белорусских музыкантов?
– Ну, у нас на глазах из политически нейтрального в политически ангажированный превратился проект Intelligency, когда его гитариста просто ни за что упаковали в автозак. То есть сама власть этому способствует, провоцирует ответ.
– Что касается белорусской поэзии, как на нее повлиял протест? Получили ли новое рождение какие-то стихи?
– Несколько дней назад новое рождение получило мое старенькое стихотворение "Гари Поттер – лицеист". Я его написал в 2003 году, когда власти запретили наш гуманитарный лицей имени Якуба Коласа. Там целиком – вместе с физруками и трудовиками – преподавание велось на белорусском языке. Лицей запретили, мы вышли на пикеты вместе с учителями и родителями. Все это мне напомнило "Гарри Поттер и Орден Феникса", я написал об этом. Стихотворение было очень популярно, потом лет на десять его забыли, а потом в одночасье вспомнили, когда наш независимый книжный издатель Андрей Янушкевич подготовил очередной перевод на белорусский саги про Гарри Поттера (27 сентября начались продажи этой книги) – "Гарри Поттер и Тайная комната" в белорусском переводе Алены Петрович. Внезапно издатель получил официальное письмо с таможни (книга печаталась в зарубежной типографии). Белорусская таможня не хочет пропускать тираж без официального письма от издателя, в котором должно быть написано, что в книге нет призывов к свержению действующей власти в республике Беларусь. Ситуация совершенно маразматическая. А с другой стороны, наверное, сам дух свободы, который разлит в этих подростковых книжках, можно трактовать как призыв.
Для протестов, конечно, поэзия подходит больше, чем глубокие романы. Они, как и философские исследования, появятся потом, с птичьего полета, с дистанции осмысления, а первой и самой непосредственной реакцией являются именно стихи. Люди откликаются стихами! Учитель Анна Северинец написала стихотворение "Я ни разу не выбрала вас. Я просто работала в школе. И называла вас не иначе как папа Коли" (перевод Марины Куновской. – Прим. ред.). Экскурсовод Никита Монич написал стихи по поводу украденной и арестованной картины "Ева" Хаима Сутина. Это известная история, когда к делу банкира Бабарико приобщили корпоративную коллекцию банка. И в арестованные картины (вместе с Шагалом и другими авторами парижской школы белорусско-еврейского происхождения) попала купленная более чем за миллион евро "Ева". Работник художественного музея отреагировал довольно резкими стихами.
– С картины Хаима Сутина началась женская революция "евалюция"…
– Да, сразу же кто-то обратил внимание в интернете, что "Ева" визуально похожа на Светлану Тихановскую. Эту мысль многие подхватили. Если говорить глубже, картина стала знаком культурного, образованного сопротивления. Тогда как по ту сторону баррикад их оружие – дубинки и водометы. У нас – песни, танцы, картины.
