Александр Генис: Как и следовало ожидать, юбилей лунной эпопеи встречается в Америке взрывом интереса к этой экспедиции. Как и следовало ожидать, воспоминание об этом достижении сумело пусть и ненадолго объединить резко разделенную страну в порыве энтузиазма. Как и следовало ожидать, взгляд с Луны дает иную перспективу нашим домашним - земным - распрям, помогая посмотреть на них свысока.
Казалось, что иначе и быть не может, но на самом деле - и могло, и было. В вышедшей к годовщине книги “Наследие “Аполлона”, ее написал историк НАСА Роджер Лауниус, ярко описано массовое недовольство американцев лунной программой. Согласно подсчетам экономистов, она стоила налогоплательщикам около 25 миллиардов долларов, по нашим деньгам это 180 миллиардов. В то время это была самая большая государственная трата после войны во Вьетнаме. Не удивительно, что в бурные 60-е многие борцы за гражданские права считали расходы неоправданными и предпочли бы потрать эти средства на борьбу с бедностью.
Однако успех в одночасье и навсегда изменил общественное мнение. Высадка космического корабля на Луне, американский флаг на нашем спутнике, след астронавта на поверхности чужого мира - все это произвело радостный шок - и не только в Америке. Хотя вся космическая программа США задумывалась как аргумент в Холодной войне (без нее, говорили, в Сенате “мы дождемся, что русские будут сбрасывать на нас бомбы из космоса”), фантастическая картинка на экране каждого телевизора говорила о триумфе духа и воли человека как такового, и это придавало исторической лунной эпопее еще и иное - метафизическое - измерение.
Интересно, что оглядываясь назад, историк Дуглас Бринкли пришел к выводу, что казалось бы непомерные затраты федерального правительства многократно окупились за счет связанных с полетом исследований в области биомедицинского оборудования, легких материалов, компьютерных разработок и всего того, что потребовалось ученым, чтобы доставить людей на Луну и вернуть их на Землю. Но конечно не прагматическое, а символическое значение этой миссии придало ей статус эпохального события, меняющего наши представления о человеке и его возможностях.
Ярче всего это ощущение передает немедленно признанный шедевром фильм с деловым названием и психоделическим содержанием “Аполлон 11”. Откликнувшись на его весеннюю премьеру, мы подробно обсудили эту картину с Андреем Загданским. Сегодня - в дни юбилейных торжеств - имеет смысл вернуться к этому разговору.
Андрей Загданский: Новый документальный фильм режиссера Тодда Дугласа Миллера называется "Аполлон-11". Название очень непримечательное: именно так называлась миссия программы “Аполло”, та самая, которая увенчалась успехом и высадкой первых астронавтов на Луне. Это было в 1969 году, 20 июля, и весь мир завороженно смотрел, как это происходило. И вот спустя 50 лет фильм об этой миссии вышел на экраны. Я побежал сразу смотреть, потому что слышал от друзей, работающих в документальном кино, что это замечательная, уникальная, неповторимая картина.
Александр Генис: Критика сходит с ума и говорит, что это опыт, который не имеет ничего общего со всем, что было сделано в кино до сих пор.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Причем, в этом есть определенная загадка: вроде бы многое я уже видел на экране, но все в целом складывается в удивительную волнующую картину, близкую к языческому переживанию.
Александр Генис: Не зря, Аполлон – языческий бог.
Андрей Загданский: Все сходится, правильно. Начинается фильм с кадров, снятых НАСА в 1969 году на 65-миллиметровой пленке, я подчеркиваю этот факт. Это важно, потому что пленка в два раза шире, чем обычная 35-миллиметровая. Они собирались сделать документальный фильм об этой миссии и снимали на самых больших бюджетных возможностях того времени. Пленка 65 миллиметров – это предел качества. Этот предел качества сегодня сканирован и перенесен на экран.
Александр Генис: Самое главное, что до сих пор никто не видел этого фильма 1969 года. Он впервые оказался доступным зрителям.
Андрей Загданский: Да, и первые кадры магические. Я никогда в жизни не понимал, какая это громада – космический корабль, когда его везут на специальном траке на гусеничном ходу.
Александр Генис: Со страшными гусеницами нечеловеческого размера, пирамиды какие-то двигаются.
Андрей Загданский: Верно, египетская пирамида – самое точное сравнение. Ракета медленно движется на пусковую площадку. Никакого текста в фильме нет, есть только музыка и переговоры людей, вовлеченных в операцию. Ожидание. Люди ночуют на парковке во Флориде, на крышах автомобилей, играют с собаками, с детьми, женщины причесываются, утро, все ждут пуска, ждут этого магического, невероятного мгновения. Я рассказываю вам и как бы вижу экран, меня он по-прежнему волнует. В кульминационные минуты включается музыка Мэтта Мортона, сделанная, между прочим, как подчеркивается в титрах, на Moog-синтезаторах, эти синтезаторы появились как раз в конце 60-х годов.
Александр Генис: То есть идея заключается в том, что саундтрек сделан именно на инструментах того времени, а не современных.
Андрей Загданский: Совершенно верно. Вообще, Moog-синтезаторы в те времена – было что-то особенное, казалось, что они заменят все музыкальные инструменты вместе взятые.
Александр Генис: То есть это электронный оркестр.
Андрей Загданский: И вот включается музыка, которая наполняет вашу кровь, ваше сердце языческим биением. Это немножко похоже на новозеландскую музыку, такой же бит, такое же волнение. Клянусь вам, когда я увидел, как взлетает снятая на эти 65 миллиметров ракета, как поднимается первая ступень, у меня потекли слезы. Это невероятно волнует, ты понимаешь, что это сделал человек, это сделали такие же, как и я, к этому как песчинка человеческого рода я тоже причастен.
Александр Генис: Я читал экстатические критические отзывы по поводу этого фильма, где говорили о том, что главная заслуга режиссера заключается в том, что он отказался от идеи снимать исторический фильм. Действительно происходит сейчас, все в настоящем времени. И мы смотрим на экран для того, чтобы погрузиться в психоделическое кино, не документальное, не историческое, не политическое, не космическое – а психоделическое, как, скажем, было в Вудстоке, который тоже состоялся в 1969 году.
Андрей Загданский: Спустя ровно месяц после запуска.
Александр Генис: И неслучайно: и одно, и другое, как вы подчеркиваете, связано с языческими корнями нашей души, которая ищет экстаза.
Андрей Загданский: Этот фильм документальный и не документальный сразу. Потому что мы действительно погружаемся в языческий опыт, который нас в каком-то смысле меняет. Когда я вышел из зала, то весь вечер испытывал возбуждение от этого фильма, чувство очень интересное.
Почему меня это так взволновало? Помните, конечно, фильм Стэнли Кубрика "Одиссея 2001 года". Фильм вышел в 1968 году, на год раньше, чем была осуществлена программа "Аполлон-11". Кубрик переносил нас в воображаемый космический полет, в путешествие в другие времена, в другие пространства, в другие измерения. Это беспокоило воображение, наполняло наше сознание каким-то новым смыслом, новым содержанием. И вот потрясающая рокировка: то, что делал игровой фильм с нашим воображением, теперь делает документальный фильм, который базируется строго на документальном материале. Это скачок воображения, перенос зрителя в другое состояние, в другой мир – мир космического полета.
(Музыка)
Александр Генис: Причем, разница, как мне кажется, в пользу этого кино. Фильм Кубрика, который мне лично всегда казался чрезвычайно скучным, может быть, именно потому, что я недооценивал его психоделическую составляющую, а она там несомненно есть. Как ни странно, у меня об этом фильме, о Кубрике был разговор с Алексеем Германом, он сказал, что он с интересом посмотрел эту картину, но удивился бедности ее содержания. Сравнить нельзя, говорил он, с нашим "Солярисом" Тарковского: нет ни одной большой мысли.
Я, с одной стороны, понимаю, что говорил Герман, с другой стороны – понимаю, что это чисто визуальный опыт. Танцы в космосе – вот что такое этот фильм. Он может показаться вам скучным, но это хореография, космический балет, а “Аполлон-11” – космическая опера.
Андрей, я хочу вам задать сугубо профессиональный вопрос. Фильм “Аполлон-11” снимался на специальной пленке – два к одному, этот формат употреблялся в 1960-е годы только для особых фильмов – либо научно-фантастических, тот же Кубрик, либо для библейского эпоса. Что это значит для зрителя?
Андрей Загданский: То, что я вам сказал, – это 65-миллиметровая пленка. Обычная пленка, на которой подавляющее большинство фильмов было снято в то время, была 35 миллиметров, а эта в два раза шире.
Александр Генис: То есть широкоформатное кино.
Андрей Загданский: Да, широкоформатное. На профессиональном языке мы точно определяем формат – 65 миллиметров. Именно это позволило сохранить невероятное качество изображения, не всюду это так, потому что, понятно, в космосе, где находятся космонавты, не снимали на 65 миллиметров, просто не было места для этих камер. Но кадры на Земле сняты именно так. Кроме того, они пользовались полиэкраном. На экране вы одновременно видите несколько событий: космонавтов, центр управления полетом, невероятное количество людей, которые сидят перед экранами, наверное, компьютеров, я не знаю, что тогда было, каждый отвечает за какой-то свой датчик. И вся эта машина работает только на то, чтобы эти три человека поднялись вверх.
Что еще очень интересно: авторы сделали в фильме элементарную, буквально детскую анимацию. Вот это Земля, вот это Луна, вот так они пролетают, вот тут они включат двигатель и оторвутся от притяжения Земли. Вот они летят в свободном космосе. Вот они входят в зону притяжения Луны, вновь включают двигатель и превращаются в спутник Луны. Для нас миссия, которую выполняют космонавты, совершенно ясна и понятна, мы включены в процесс, как люди, которые смотрят футбол: мы всегда знаем, что происходит.
(Музыка)
Александр Генис: Меня потрясла реакция зрителей, которые собрались, чтобы следить за взлетом, вы хорошо их описали. Там прекрасно видны лица – это лица, наполненные гордостью за человечество. А вы помните этот день?
Андрей Загданский: Я удивительным образом помню. Многие ставят под сомнение, была ли трансляция высадки в Советском Союзе. Но я это сам видел. Более того, я четко помню детское ощущение восторга моей мамы. Приклеенная к телевизору, она смотрела, как все это происходило. На меня это тоже, наверное, произвело впечатление, но я больше помню восторг мамы и разговоры взрослых по этому поводу. Казалось, что это было чем-то сверхъестественным. И холод советской прессы – это ко мне стало приходить чуть позже – по поводу миссии "Аполло-13", которая завершилась провалом и счастливым спасением астронавтов, возвращение их на Землю. Мы фильм этот игровой и документальный хорошо знаем. Этот советский холод был уже тогда. А вы смотрели высадку на Луну?
Александр Генис: Нет, я не смотрел высадку и не помню, чтобы ее показывали по телевизору. Дело в том, что в ту ночь мы с родителями жили в палатке на берегу реки Гауя возле Рижского залива, там замечательные грибы были и рыбалка тоже, кстати. Но мы слушали репортаж по радио. Мой отец никогда не расставался со "Спидолой", всегда слушал Би-би-си. Я до сих пор помню голос Анатолия Максимовича Гольдберга, знаменитого обозревателя Би-би-си, он говорил почти со слезой: “Вы вообще можете себе представить, что люди с Луны смотрят на Землю? Это же гораздо интереснее, чем смотреть на Луну. И с Луны мы видим, какая Земля маленькая. Как же мы можем воевать, когда все живем на такой маленькой планете?” Эта фраза со мной осталась навсегда. Я до сих пор считаю, что, может быть, это самый главный смысл всей этой эпопеи заключался в том, чтобы увидеть Землю с нашего спутника, с Луны.
Андрей Загданский: Вы абсолютно правы. В фильме есть особое мгновение, когда они впервые увидели Землю с Луны. И это совершенно меняет перспективу. Да, только три человека, но они представляли все человечество, и они смогли увидеть Землю по-другому – это смена ракурса, как в искусстве, все становится совершенно по-другому. Но мы остались, к сожалению, такими же, как были.
Помимо чисто эмоционального переживания фильма, восторга и волнения, ты начинаешь невольно думать о совершенно изменившейся перспективе, как космической перспективе, так и политической. Почему возникла идея миссии? Потому что была холодная война, как мы с вами прекрасно помним; была необходимость доказать всему миру, американцам в первую очередь, что Америка превосходит Советский Союз в вооружениях.
Александр Генис: Более того, это был ответ на советский спутник, который произвел грандиозное впечатление на Америку. Чего Америка точно не ждала, так это спутника. Россия, отсталая страна, которая смогла запустить спутник, – он бибикает и летает. В ответ на это Америка устроила реформу образования, возникли специальные программы для школьников по точным наукам. Результатом этих реформ и оказалась высадка на Луну.
Андрей Загданский: Спутник в космосе – демонстрация принципиального военного доминирования. Если вы запустили спутник, вы можете запустить и ракету с ядерным оружием.
Александр Генис: Отсюда и высадка на Луне. Не было бы атомной бомбы – не было бы и Луны.
Андрей Загданский: Происходят сложные вещи, потому что иногда осуществление задачи превосходит свою цель. Спустя какое-то время люди не будут, вероятно, помнить, что это был результат холодной войны, люди будут помнить и помнят уже запуск "Аполло-11" как выдающееся достижение всего человечества. Будут помнить, что это была другая Америка, та Америка, где была высокая мечта, где был рациональный и идеалистический президент, который сформулировал в 1961 году эту невероятную задачу, сказав, что до конца десятилетия мы должны высадить человека на Луну и вернуть его на Землю. Вот эта та Америка, на которую весь мир смотрел, Америка была образцом свободы, технологических достижений, науки. Америка была несколько другой, не та, что сейчас. Вы согласны?
Александр Генис: Не знаю, сложный это вопрос. Шла война во Вьетнаме, самые сложные политические проблемы стояли перед Америкой. Но все это меркло по сравнению с американской культурой. Америка была не столько политическая сила, сколько культурная. Страна джаза, страна кино, страна Хемингуэя и страна космонавтов, которые высадились на Луну. Это было культурное достижение, то есть – символическое.
На самом деле никому Луна была не нужна, если бы не гонка вооружений, то ничего бы этого не было. Совершенно справедливо вы сказали. Но проблема заключается в том, что символы для человека чрезвычайно важны. Вспоминали мы тут пирамиды, они ведь тоже никому не нужны, но стоят до сих пор. И высадка на Луну является этакой пирамидой человечества, именно для всего человечества – это тоже верно. Потому что Америка, конечно, не забывает, что высадились именно американцы, а не луноход советский. Это действительно был громадный шаг для всего человечества. И этот шаг был в никуда, потому что ни к чему он не привел. Мне очень нравится одна простая и обидная мысль: высадка американцев на Луну больше всего напоминает подвиг викингов, которые открыли Америку слишком рано. Они открыли Америку за 500 лет до Колумба – это точно, это сейчас совершенно бесспорно. День Колумба в Миннесоте уже празднуется вместе с Днем Лейфа Эрикссона, потому что у них там очень много людей северного происхождения. Но ничего из этого не вышло, потому что викинги открыли Америку слишком рано, они не смогли воспользоваться этим открытием. Вот и Луна тоже 50 лет стоит без дела. Это как покорение Южного и Северного полюса. События, которые необычайно важны для героического представления человека о себе, но практического значения они не имеют. Когда Хиллари спросили: почему вы забрались на Эверест, он сказал: "Потому что он есть".
Андрей Загданский: Пожалуй, подавляющее большинство самых значимых событий в истории человечества имеют именно символический характер и не имеют никакого прагматического применения. Скажу вам как киевлянин: после Майдана, событий 2014 года, когда я вышел в центр города и еще один раз в своей жизни прошел по улице Институтской, где происходили эти страшные события, я задумался о том, почему нужно было удерживать эту маленькую площадку киевской земли от "Беркута"? Почему нужно было защищать этот кусочек киевской улицы и не дать прогнать киевских демонстрантов? Рационального объяснения никто никогда не найдет, никто меня не убедит, что это стратегически было необходимо. Это было необходимо только психологически для тех людей, которые его удерживали. И эта психологическая символическая победа изменила историю страны.
Александр Генис: Как Наполеон на Аркольском мосту или Ельцин на танке.
Андрей Загданский: Эти минуты остаются с нами навсегда, как остается после фильма со мной навсегда сцена, как они входят в зону притяжения Земли и в плотные слои атмосферы. Это самое волнующее мгновение фильма, хотя я знал, что сейчас будет происходить. Капсула начинает гореть, покрывается огнем, мы видим огонь в окно их иллюминатора, и наступает блэкаут, тишина, это просто то время, когда нет радиосигнала из капсулы и нужно ждать. Я не знаю, сколько нужно ждать, пока не случится визуальный контакт с капсулой, когда раскроется парашют. Это сумасшедшее мгновение фильма.
Александр Генис: Критики пишут о том, что этот фильм производит очень странное впечатление: он проникает в мозг костей. Это опыт, который становится телесным, как на американских горках вы катаетесь и не можете этого забыть, что-то происходит не с головой, а со всем телом. Так про кино обычно не пишут, тем более про документальное кино. Но здесь речь идет именно о телесной памяти, о телесном опыте. Когда этот фильм вышел на экраны, он произвел огромное впечатление, думаю, что не зря он появился сегодня. Ведь космическая гонка опять начинается, только на этот раз конкуренты уже не русские, а китайцы, которые обещали в 2020 году высадить человека на Луне. И это новый вызов для Америки. Этот фильм открывает новую гонку.
Андрей Загданский: Я не знаю, до какой степени режиссер и автор фильма связывали свои действия с государственными программами, с новым финансированием, которое получает НАСА.
Александр Генис: Но это витает в воздухе.
Андрей Загданский: Но витает в воздухе не только это, витает в воздухе и прежний символизм. Вы сказали о том, что в 1969 году в Америке было множество проблем, но множество проблем есть и сейчас. Была вьетнамская война, сейчас другие войны, всегда что-то ужасное происходит. Но мне кажется, что сегодня в Америке и в мире не хватает того идеалистического вектора, желания подняться вверх, я имею в данном случае, конечно, символический путь ввысь.
Александр Генис: Космический миф умер. Выяснилось, что в космос можно запускать автоматические устройства – это дешевле, безопаснее, толку больше. Телескопы, которые летают в космосе, дают в миллион раз больше информации, чем то, что может привезти человек. Для того чтобы летать в космос, нужно что-то конкретное там искать. Понятно, что искали люди в 1969 году – они искали возможности доказать, что это можно сделать, и это стоит того, чтобы вложить туда безумные деньги. Сейчас есть другая задача: Луна может стать транзитной остановкой на пути к Марсу. А вот это уже звучит иначе. НАСА собирается построить маленькую орбитальную станцию вокруг Луны, откуда будут космонавты летать на Луну и возвращаться, испытывая все, что необходимо для космической операции другого масштаба, – полета на Марс. И вот Марс способен возродить космический миф.
Андрей Загданский: Это новая мечта. Но та мечта, о которой мы говорим с вами сегодня, началась в 1961 году в знаменитом выступлении Джона Кеннеди. Автор фильма сделал замечательный очень простой трюк: он поставил выступление Кеннеди в самом конце фильма. Кеннеди в своем выступлении перечисляет этапы космического путешествия – нужно поднять ракету, вывести ее на орбиту, с орбиты уходят на другую орбиту, высадить астронавтов на Луну, потом люди будут возвращаться, и так далее. Шаг за шагом он это все перечисляет. То есть он твердо знал, о чем он говорит. И в конце выступления Кеннеди смеется, кажется, что он сам поражен, как он заговорился, как он складно говорит о том, что никто еще себе толком представить не может, кроме узкой группы ученых. Он стоит на улице, дует ветер, у него шевелятся волосы, он молод, он очень красив, он полон энергии, и эта энергия заряжает нацию, она их меняет. Мы говорим с вами об идеалистическом векторе, как появляется эта высокая идея высадки человека на Луну, как рождается новый символ. Когда смотришь на Кеннеди, думаешь: елы-палы, была другая страна, был бы другой президент, все выглядело совершенно по-другому. Может быть, это ностальгические воспоминания о мире, которого я не знал, но тем не менее, эти мгновенья прекрасны на экране. Это, если угодно, и была осуществленная американская мечта.
