Рисовое зерно для Сталина. Трагедия семьи, разлученной НКВД

В цикле публикаций, посвященных 80-летию со дня подписания пакта Молотова – Риббентропа и началу Второй мировой войны, Радио Свобода рассказывало об одной из тайн советской истории – сотрудничестве НКВД и Гестапо. СССР выслал в нацистскую Германию несколько сот политзаключенных – преимущественно евреев и коммунистов, – которые надеялись спастись от Гитлера в царстве Сталина. На границе их уже поджидали сотрудники гестапо. Неполный список с краткими биографиями депортированных политэмигрантов имеется в открытом доступе. Недавно в украинских архивах, открытых после революции 2014 года, были найдены документы, свидетельствующие о том, как в НКВД составлялись депортационные списки.

Профессор Принстонского университета Ирена Грудзинская-Гросс, работающая над биографией арестованного в СССР и депортированного в Германию в январе 1940 года выдающегося физика Александра Вайсберга, рассказывала в интервью РС, что такие депортации происходили и до начала великой дружбы между Гитлером и Сталиным.

Откликнувшийся на эту публикацию генеральный директор петербургского Информационно-издательского агентства ЛИК Владимир Левтов рассказал Радио Свобода историю своих родственников. Первая жена его дяди, австро-венгерского политэмигранта Гезы Шпирка (1896–1979), и его сын были депортированы в 1938 году из Москвы в только что захваченную Гитлером Австрию, а сам Геза Шпирк был арестован и отправлен в ГУЛАГ.

На сайте "Открытый список", где собираются данные о жертвах политических репрессий в СССР, имеется короткая справка: Шпирк Гезе Аврилович (1896), место рождения: Будапешт; место работы: инженер-конструктор, завод им. Куйбышева; место проживания: ул. Разина, 7, кв. 57.

Владимир Левтов рассказывает о судьбе Гезы Шпирка, с которым познакомился в 1951 году, через несколько лет после его освобождения из лагеря:

– Моя тетя, Софья Яковлевна, и дядя Геза, ее муж, жили на улице Горького, напротив Моссовета, в доме, где находится ресторан "Арагви". У них были две комнаты в большой коммунальной квартире. А наша семья жила в Ленинграде на Невском, напротив Казанского собора. Но мое раннее послевоенное детство прошло в Кубинке Московской области, где был дислоцирован гвардейский истребительный авиационный полк, в котором командиром эскадрильи до своей смерти в 1951 году служил мой отец, гвардии подполковник.

Впервые я увидел дядю Гезу, когда мы с мамой летом 1951-го приехали из Кубинки в Москву навестить отца, лежавшего в госпитале ВВС в Сокольниках. Мы на пару дней остановились у тети Сони с дядей Гезой. Мне было тогда семь лет, я перешел во второй класс.

Удивило меня прежде всего то, что дядя Геза плохо говорил по-русски. Иногда он вставлял слова на непонятном мне тогда языке. Сразу я запомнил тогда только одно слово – он его говорил всякий раз, когда выходил из дома: "висонтлаташра", до свидания, это было понятно сразу.

После смерти отца мы с мамой и братом вернулись в квартиру на Невском. И вскоре дядя Геза стал приезжать в командировки в Ленинград. Останавливался у нас. Работал он, кажется, на одной из московских швейных фабрик в должности заместителя главного инженера, отвечал за оборудование. Со мной и с малолетним братом он довольно живо общался. Обогатился мой запас слов, я уже знал – это венгерский язык: киваанок – добрый день, кёсенем – спасибо, с десяток других.

Мне было тогда 12–15 лет, и наше общение касалось бытовых тем, интересовался он и моими школьными успехами... Приезд дяди Гезы в октябре 1956-го мне запомнился навсегда. Только что советские войска вошли в бурлящую Венгрию. В нашей семье это известие переживали остро. Дядя Геза по утрам ходил к гостинице "Европейская" покупать в киоске газету "Сабад неп" ("Свободный народ"). При Имре Наде, с ноября она сменила название на "Непсабадшаг" и стала явно неподцензурной. А я там же покупал совсем не просоветские югославские "Борбу" и "Политику", пытался найти информацию о венгерских событиях, рассматривал ужасные фотографии Будапешта, где творился настоящий террор. Тогда-то дядя Геза, а следом и мы все узнали, что был казнен его двоюродный брат, работник одного из республиканских министерств. Он нашел его имя и фамилию в списке погибших, опубликованном в "Сабад неп". Узнал я и то, что в Венгрии живут первая жена дяди Гезы и его сын. И только совсем недавно мне стало известно, что его жену Цецилию и сына Еугена советские органы депортировали из СССР буквально за день до ареста Гезы Шпирка в марте 1938 года. Как он с семьей попал в СССР в 1934 году и что произошло с ним после ареста – это длинная история.

– Почему вы решили эту историю изучить?

– Ведь он был довольно близкий для нашей семьи человек. Меня заинтересовали перипетии его судьбы, прежде всего, до приезда в СССР. Я же об этом вообще ничего не знал. Ну и, конечно, как он связал судьбу с моей тетей, Софьей Яковлевной Левиной, ставшей Шпирк, было загадкой.

В 1950-е мы еще не особенно интересовались подробностями, связанными с репрессиями, не спрашивали у своих родственников, через что они прошли на войне. Казалось, ну что их спрашивать, они же здесь, рядом. Только в зрелом возрасте понимаешь, сколько потерял для своей памяти, для своей души, не узнав всей правды, не поняв, какой физический и моральный урон понесли твои родные, близкие, прошедшие через годы репрессий, войны…

Но уже тогда я слышал от дяди Гезы: "Сталин – сволочь, злодей! Хохер! (Палач, мучитель по-венгерски.) Мне выбили все зубы! Мучили! За что?!"

В 1960-м им с тетей Соней разрешили съездить в Венгрию. Впервые через почти 30 лет дядя Геза увидел родину, встретился со своим сыном Еугеном и первой женой Цецилией.

Интерес к его судьбе связан, в частности, и с тем, что мы с моим младшим братом Леонидом (он давно живет в США) занимаемся нашей родословной, историей родных, входящих в наш широкий семейный круг. Брат на сайте geni.com "выращивает" наше генеалогическое древо. Да и в издательстве, которому пошел уже 31-й год, для меня главным направлением всегда была история – нашего города, России и мира. И прежде всего в документах, дневниках, воспоминаниях свидетелей времени. А о своем дяде я многие годы вспоминаю особенно остро в октябре – в годовщину Венгерского восстания 1956 года, ввода советских войск в эту страну, подавления сопротивления повстанцев, реализации плана "Вихрь" под руководством маршала Георгия Жукова. Врезалось в память, как мучительно дядя Геза переживал эти события…

– Чем он занимался до приезда в СССР и как оказался в Советском Союзе?

– История жизни Гезы Шпирка делится на несколько периодов. Первые два: с рождения в 1896-м до 1921-го – Венгрия; 1921–1934 – Австрия, Чехословакия.

Геза Шпирк родился в Будапеште, около четырех лет проработал слесарем. 21 марта 1919 года на части территории Венгрии была создана Венгерская советская республика, фактическим руководителем которой стал хорошо известный нам Бела Кун, возглавлявший и созданную в Москве Венгерскую компартию. Дядя Геза вступил в нее и тогда же, в марте записался рядовым в штурмовой батальон Венгерской Красной армии, только что сформированной на основе Красной гвардии. Интересно, что Красной гвардией руководил Матиас Ракоши, будущий ставленник Сталина на посту главы Венгерской Народной Республики, смещенный в 1956 году, вывезенный тогда же в СССР и скончавшийся в Горьком в восьмидесятилетнем возрасте.

Геза Шпирк служил в Красной армии вплоть до падения Венгерской советской республики. За "коммунистическую деятельность" вскоре был арестован и первоначально приговорен к тюремному заключению, но в июне 1920 года был отправлен на поселение в Будафок, в пригороде Будапешта. В том же году эмигрировал в Австрию.

Вскоре женился, его жена Цецилия (Цециль) – родом из австрийского городка Гриндльзее в Штирии. В конце 1921-го в семье Шпирк родился сын Еуген. Дядя Геза окончил Высшую техническую школу в Вене и открыл в 1929 году мастерскую по ремонту электроприборов в Айзенштадте. Вступил в Социал-демократическую партию Австрии, которая вскоре создала вооруженное формирование Шуцбунд (Союз обороны) для самообороны и в противовес праворадикальному Хеймверу (Союзу защиты Родины). Геза Шпирк становится членом Шуцбунда. В феврале 1934 года после подавления спонтанного восстания с участием Шуцбунда пришедшее к власти правительство во главе с профашистским лидером Э. Дольфусом запрещает Шуцбунд. Начинается преследование членов этой организации.

Стоит отметить, что СССР не поддержал восстание. Геза Шпирк, уже член Компартии Австрии, вместе с другими шуцбундовцами вынужден эмигрировать. Однако его вместе с семьей интернируют в Чехословакию, в город Зноймо. По просьбе секретаря исполкома Коминтерна Георгия Димитрова, который позже заявил, что "несмотря на поражение, Шуцбунд расшатал фашистскую диктатуру в Австрии", Политбюро ВКП(б) принимает решение двумя эшелонами вывезти членов Шуцбунда в СССР и принять их. Геза Шпирк с семьей в числе трехсот соратников 3 июня 1934 года вторым эшелоном прибывает в Москву. Всего вместе с семьями в СССР прибыло около 1400 человек.​

– И как его встретили в СССР и почему депортировали жену и сына?

– Геза Шпирк был в числе 300 приехавших шуцбундовцев, всего с семьями их было около 1400 человек. По приезде в Москву семья Шпирк, как и некоторые соратники, поселились в гостинице "Советская". Власти трудоустроили их. Дядю Гезу приняли на работу на Московский электромеханический завод им. Куйбышева в должности инженера-конструктора. Трудно представить, как он объяснялся, по существу, не зная русского языка. Он и спустя 20 лет, как я уже говорил, – когда мы стали родственниками – неважно владел русским языком, не избавился, да, по-моему, и не хотел избавляться от специфического акцента.

Через некоторое время семье предоставили жилье в доме на улице Разина (ныне Варварка). Сегодня в этом доме офисы серьезных организаций СНГ.

Сын Еуген, как и 116 его сверстников – детей шуцбундовцев, пошел учиться в немецкую школу им. Карла Либкнехта, с 1935 года она занимала новое здание на Кропоткинской улице. В ней учились и дети немецких коммунистов. Среди них – на класс младше Еугена – Маркус Вольф, легендарный "человек без лица", будущий шеф внешней разведки ГДР (Штази), и его брат, будущий писатель Конрад Вольф, в одном классе с ним училась ставшая популярной актрисой Ольга Аросева.

В январе 1938-го по решению Политбюро ВКП(б) школу закрыли, и за ней закрепилось название репрессированной. Понятно почему. А чуть позже, я уже упоминал об этом, 20 марта 1938 года в квартиру, где жила семья Шпирк, явились сотрудники НКВД, приказали не имевшим, в отличие от дяди Гезы, советского гражданства, Цецилии и Еугену, немедленно собрать свои вещи... Так дядя Геза, по сути, навсегда расстался со своей семьей – женой и сыном, их интернировали, и они вернулись в Австрию. За неделю до их интернирования Гитлер вошел в Вену. Аншлюс прекратил существование государства Австрия... Они смогут встретиться почти через четверть века. К сожалению, я не знаю, что выпало на их долю после возвращения в страну, ставшую частью Германского рейха.

На следующий день Геза Шпирк был арестован, обвинен в шпионаже и после шести дней допросов, сопровождавшихся избиениями, "признался", что был завербован неким Фрицем Ганко, воевавшим в Испании интербригадовцем, и является австрийским шпионом.

На суде 8 декабря того же года он отказался от своих показаний. Особое совещание сняло обвинение в шпионаже и 23 декабря 1938 года приняло решение за "антисоветскую пропаганду" приговорить к пяти годам исправительно-трудовых работ. Он был отправлен в Вятский исправительно-трудовой лагерь (Вятлаг) ГУЛАГа К-231, расположенный в непроходимых болотах на севере Кировской области.

Приходилось валить лес, стоя по пояс в воде, в снегу. Большинство здоровых людей превращалось в "доходяг", инвалидов.

Когда я впервые увидел дядю Гезу, в начале 1950-х, он хромал, опираясь на палку-трость. Так и проходил с ней всю жизнь. Вместе с дядей Гезой в Вятлаге сидел тоже с 1938 года талантливый венгерский поэт, прозаик, мемуарист Антал Гидаш, как и Геза Шпирк, эмигрировавший в СССР в начале 1930-х. Они, практически одногодки, поддерживали друг друга в этих тяжелейших условиях. Вообще в Вятлаге в те годы находилось около 80 венгров.

Срок Гезы Шпирка заканчивался в 1942 году, но он не был выпущен, потому что во время войны не выпускали иностранцев, хотя у него было советское гражданство.

Антал Гидаш был освобожден в 1944 году. Вероятно, благодаря настойчивым действиям и связям его совсем молодой жены Агнеш Кун – дочери того самого, легендарного Белы Куна. В 1959 году Гидаши вернулись в Венгрию. В Вятлаге сидели десятки тысяч репрессированных более 80 национальностей. 18 тысяч погибли.

Геза Шпирк вышел из лагеря, вероятно, в 1947 году. Точно известно, что годом раньше, в марте 1946-го он пытался связаться с женой и сыном, писал им. Но письма были перехвачены НКВД. Никаких сведений о нем семья не имела десять лет. Не знал он и о том, что письма его они не получали.

К сожалению, для меня осталось неизвестным, как встретились дядя Геза и моя тетя Соня, как они решили связать свою судьбы. Кажется, они работали на одном предприятии. Но я знаю, я видел, когда они были вместе, что они были счастливы... Насколько это тогда было возможным. И я помню, как они были рады, что смогли после его реабилитации в марте 1958 года через столько лет съездить в Венгрию и что он увидел приехавших из Австрии, где они жили, своего сына и первую жену, с которой и он, и тетя Соня до конца их дней сохраняли добрые отношения.

– Среди книг, которые выпустило ваше издательство, есть сборник "Будни Большого террора в воспоминаниях и документах". Он вышел с вашим предисловием. Расскажите, пожалуйста, об этой книге.

– Это правдивые, пронзительные описания трагических событий, выпавших на долю столь разных по положению, возрасту, профессии, уровню образования мужчин и женщин – все они страшны в своей повседневности и чрезвычайно впечатляющи, притом что все мы читали Александра Солженицына, Варлама Шаламова, Евгению Гинзбург, Георгия Жженова. Добавлю, что, разрабатывая концепцию книги, я решил дополнить воспоминания документами режима – постановлениями, директивами, шифровками, записками Сталина и его окружения. Как писал А. Солженицын, так явственней "открывается нагота насилия". И что, на мой взгляд, очень ценно, я решил опубликовать в книге копии фрагментов следственных дел, заведенных на авторов воспоминаний. Я читал эти следственные дела, с которыми по моей просьбе меня ознакомили в архиве УФСБ. Страшное впечатление производят эти сфабрикованные протоколы допросов, постановления "об избрании меры пресечения" и др. Среди публикуемых я бы выделил воспоминания инженера-кораблестроителя Б.П. Соколова, дважды прошедшего через аресты, ИТЛ, ссылку, подневольную работу в "шарашке". А там бок о бок с ним – и в бараке, и в тюремном КБ – знаменитые конструкторы, ученые, кораблестроители, авиационщики, артиллеристы Петляков, Туполев, Черданцев, Бжезинский, Роберто Бартини... Мне пришлось общаться с несколькими выдающимися личностями из когорты репрессированных ученых, специалистов, издавать их труды в 1970–1980-х годах. Упомяну главного инженера одного из крупнейших ленинградских судпромовских НИИ доктора технических наук, профессора Георгия Ивановича Китаенко, репрессированного в 1933 году и освобожденного в 1940-м, пережившего блокаду. Сталинскую премию он получил, еще находясь в "шарашке". Широко эрудированный, интеллигентнейший человек, крупный ученый, отец знаменитого дирижера Дмитрия Китаенко.

Миллионы людей, знаменитых и безвестных, попали в эти страшные жернова террора, раскрученные Сталиным и его подручными.

– Могли вы представить в 2008 году, когда вышла книга "Будни Большого террора", что в 2019-м Сталину будут симпатизировать 70% россиян? Почему, на ваш взгляд, это произошло?

– Десять с лишним лет назад у меня не было сомнений, что наше общество не излечивается от болезни, которую можно назвать сталинщиной. Напротив, она всё глубже продолжает проникать в его организм. Я это видел даже на простом примере – по плодам деятельности некоторых моих коллег. Участвуя в ежегодной Московской международной книжной ярмарке, я поражался обилию названий книг на стендах нескольких крупных столичных издательств с яркими обложками, с которых смотрел усатый вождь в различных ракурсах. Названия говорили сами за себя: "200 мифов о Сталине", "Сталиниана", "Эпоха Сталина" – причем это серийные издания, а рядом – "Сто мифов о Берии", "Мифы о ГУЛАГе"... Всё это переиздается и продается и сегодня. По данным только одного из этих издательств, ежегодно оно выпускает в свет до 800 названий общим тиражом до 5 миллионов экземпляров. На клепании этих книг набили руку несколько одиозных авторов, к примеру, родившийся в том самом страшном, 1937-м литератор, с 18 лет связавший свою судьбу с органами КГБ, другой же – доцент МГИМО.

Так что деформирование сознания с первых дней советской власти и до нынешних времен продолжается.

По данным Левада-центра, в 2008 году уважение и симпатию к тирану и палачу выразили 30% россиян. Мне тогда эта статистика не была известна, но тенденция уже в те годы не вызывала сомнений.

В чем в чем, а в росте этого показателя состояния нашего общества власть преуспела. Даже некоторые из той части россиян, что не сомневаются в кровавой сущности сталинского режима, мне кажется, уже готовы вернуть тирана с его крепкой рукой в сегодняшний день, чтобы навести "порядок", посадить и расстрелять зарвавшихся коррупционеров-чиновников, жуликов и воров. В то же время и рабское сознание народа никуда не исчезло.

...Небольшое воспоминание. Летом 1950 года мама привезла меня, семилетнего, в Москву из Кубинки, где, как я уже упоминал, мы жили по месту службы отца в истребительном авиационном полку. И мы пошли в Музей подарков Сталину к его 70-летию. (Потом я узнал, что это было здание Музея изобразительных искусств им. Пушкина.)

Среди множества бюстов, портретов, изображений вождя на огромных коврах, вазах и прочих предметах больше всего мне запомнился один-единственный подарок ему – это была рисинка, зернышко риса – подарок китайского народа. Глядя на это зернышко в установленный микроскоп, я разглядел выгравированный на нем сталинский портрет в обрамлении иероглифов – здравицы в его честь. Я подумал, наверное, и Сталин тоже смотрел в этот микроскоп, разглядывая зернышко.

Для Сталина и его подручных человеческая жизнь, судьба была так же важна и интересна, как это зернышко риса.

...По оценке известного экономиста Сергея Гуриева, компенсация смерти одной человеческой жизни в России должна составлять полтора миллиона долларов. Россия – преемница СССР, следовательно, наше государство должно выплатить эту сумму каждому из потомков миллионов жертв сталинского террора, безвинно уничтоженных, загубленных в лагерях.

Умножьте полтора миллиона долларов на то ужасное число, которое фигурирует хотя бы в официальных данных. Если бы за такое преступление против человечности, не имеющее срока давности, Россия выплатила компенсацию, причем потомкам миллионов жертв граждан не только нашей страны, но и других стран, российское государство стало бы банкротом...

В Вятской области, где работал на лесоповале Геза Шпирк, 26 мая 2019 года собираются установить бюст Сталина.