На волне протестов в США в городе Сиэтл появилось особое место – так называемая Автономная зона Капитолийского холма (Capitol Hill Autonomous Zone; CHAZ). Это несколько кварталов, на территории которых активисты провозгласили автономию, неподконтрольную государственным органам США.
На территории площадью всего в полтора гектара разбит палаточный лагерь, стоят павильоны, в которых можно бесплатно получить еду и медицинскую помощь, есть даже своя вооруженная служба безопасности, а все решения принимаются ежедневным общим собранием. Дональд Трамп потребовал разогнать активистов, но местные власти не торопятся предпринимать активные действия. На одном из въездов в автономную зону можно увидеть рукописный плакат с надписью "Вы покидаете территорию Соединенных Штатов".
Автономная зона была провозглашена 8 июня. Протесты, вызванные смертью афроамериканца Джорджа Флойда, умершего после жесткого задержания полицейскими, к тому моменту продолжались в Сиэтле уже 11 дней. Они сопровождались столкновениями с полицией, которая применяла против активистов слезоточивый газ, светошумовые гранаты и резиновые пули. Капитолийский холм – один из районов в центральной части города – стал главным центром протестов и площадкой самых острых противостояний, полиция окружила район металлическими ограждениями и бетонными блоками. 7 июня в толпу протестующих въехала машина, ее водитель выстрелил в одного из протестующих, после чего сдался полиции. Возмущенная толпа окружила местный полицейский участок, и на следующий день полицейские были вынуждены покинуть его – заколоченное фанерными щитами здание участка в итоге и стало центром самопровозглашенной автономной зоны.
Активистов поддерживают некоторые политики, в первую очередь это член городского совета Кшама Савант. Мэр города Дженни Дуркан согласилась осуществить некоторые реформы в полиции Сиэтла, в частности, запретить использование слезоточивого газа при разгоне протестов, ввести обязательное ношение полицейскими именных бейджей и пересмотреть основания для применения полицией силы. Президент США Дональд Трамп в твиттере потребовал от местных властей разогнать активистов, назвав их "уродливыми анархистами".
Губернатор штата Вашингтон, демократ Джэй Инсли в ответ на это заявил, что "человек, совершенно неспособный управлять государством, не должен вмешиваться в дела штата Вашингтон".
Среди протестующих тоже нет единства по поводу дальнейшей судьбы автономной зоны – и даже по поводу ее названия. Альтернативный вариант, CHOP (Capital Hill Organized/Occupied Protest), из которого исчезло слово "автономная", был предложен частью организаторов протеста как путь к смягчению требований к властям, но такой подход разделяют не все активисты. При этом сейчас автономная зона принципиально не имеет единого лидера.
Жительница Сиэтла, сотрудница IT-компании Софья Касьяненко несколько раз побывала в автономной зоне и по просьбе Радио Свобода рассказала о своих впечатлениях.
– Те несколько кварталов в центре Сиэтла, которые сейчас называются "Автономной зоной Капитолийского холма", выбраны не случайно – это в принципе район, связанный с контркультурой, с активизмом?
– Насколько я понимаю, у этого места достаточно большая история такого рода протестов, хотя подробно я ее не знаю. Сам по себе этот район, с одной стороны, достаточно буржуазный, джентрифицированный, наверное, это стало особенно сильно проявляться в последние годы. Там прекрасные дома, сады и парки. С другой стороны, там действительно расположен ЛГБТ-центр, живут художники, очень много молодежи. Это не богатый и скучный пригород, но и не какая-то клоака, там на самом деле все очень фешенебельно. И это именно жилой район, не офисный даунтаун.
– И теперь он стал фактически государством в государстве, во всяком случае так это представляют активисты. Как это выглядит – есть какая-то "государственная граница"?
– Вокруг здания полиции примерно на один-два квартала во все стороны периметр огорожен дорожными ограждениями, такими здесь стандартно перегораживают дороги, когда идут какие-то работы. Кроме этого, активистами занят парк и бейсбольное поле. Там, где парк подходит к этому пространству, никаких ограждений нет. С другой стороны парка есть метро, там сейчас больше охранников, чем на других станциях. Проход в "автономную зону" при этом совершенно свободный. Я видела только одну какую-то заднюю аллейку, проход между домами, где мусорки стоят, которая почему-то закрыта перегородками, то есть организаторы зоны явно не хотели, чтобы люди туда ходили. А в общем ты просто идешь по улице, в какой-то момент прекращается движение, которого из-за карантина и так не очень много, стоят эти блоки, сидят какие-то люди, явно из организаторов, но никто тебя не останавливает.
– Вы были в зоне и днем и поздним вечером – ощущается ли разница в атмосфере?
– Днем это на первый взгляд больше всего похоже на летний фестиваль – куча народу с собаками, с детьми. Много людей явно приходят просто поглазеть. А ночью там уже, скорее, своя тусовка, более постоянная. Все-таки американцы не очень, в принципе, тусовочные люди, в воскресенье ночью на улицах обычно никого нет, всем же на работу с утра. А там людей достаточно много, некоторые явно здесь же и живут. В целом немножко тревожнее, чем днем, люди начинают неожиданно куда-то бежать, что-то скандировать. Я видела, как на парковке стояли машины какого-то, видимо, дилера, их охраняли люди с оружием (этим человеком мог быть рэпер Рэз Саймон, которого называют одним из организаторов и "военным начальником" автономной зоны. – РС). Там была более нервная атмосфера, но никакой агрессии не было. В палаточном лагере, где у них разбиты огороды, вообще было все то же самое, что и днем. Не знаю, может быть, ночью больше траву курят, выпивают, но нет никаких пьяных тел, нет ощущения какого-то гадюшника. Если не присматриваться, то кажется, что это все такие фестивальные гуляния, но потом начинаешь замечать, как все вокруг поразительно хорошо организовано.
– Как выглядит палаточный лагерь?
– В одной из зон местного парка просто поставили палатки и разбивают там же огороды. Это, в принципе, не редкость, американцы любят засадить все клочки земли какими-нибудь овощами. Много пустырей, которые превращаются в сады, за которыми ухаживает весь квартал, и здесь то же самое. Конечно, с огородов никто не собирается кормиться, это скорее развлечение. Я не знаю, что за люди живут в этом лагере, что они там делают, но выглядит все мирно, сидят, едят, болтают, играют на гитарах, проводят "открытые микрофоны". Правда, в палаточном лагере стоят плакаты – просят не фотографировать активистов.
– Видимо, снять урожай с огородов активисты все-таки рассчитывают, то есть это надолго?
– С одной стороны, я, честно говоря, не ожидаю, что существование этой зоны приведет к каким-то серьезным подвижкам, с другой стороны, я думаю, что все это просуществует несколько месяцев. Чем дольше люди там сидят, тем меньше у мэрии возможностей мирно прикрыть это мероприятие. Наверное, до конца лета, как минимум, автономная зона просуществует, если не случится чего-то из ряда вон выходящего.
– Там продолжают работать местные бизнесы – магазины, кафе?
– Да, там работают рестораны, кафе и магазины, не все, но большая часть. Те, что закрылись, могли закрыться еще и из-за карантина. Прямо напротив заброшенного здания полиции работает кафешка, в ней открыты все окна, она продает кофе. С другой стороны открыта, кстати, русская пельменная под названием "Царь". То есть там бизнесы чувствуют себя очень спокойно. Но мне кажется, там покупают что-то как раз, скорее, зеваки, а не активисты, хотя наверняка я не знаю. А так они внутри зоны разбили много "коопов", где раздают бесплатно еду, и любой может сам принести свою еду и ее раздавать, многие так и делают. Вот стоит палатка с бесплатным супом, а рядом продают хот-доги по 6 долларов.
– Полиции в районе нет, пишут, что она приезжает разве что на вызовы, работает ли остальная обычная городская инфраструктура?
– Да, полиция действительно приезжает на вызовы местных жителей, но в принципе полицейских в зоне я не встретила. Когда я пришла туда ночью, в какой-то момент люди побежали с криками: "Полиция! Полиция!" – и долго что-то скандировали, но никакой полиции я не увидела. Мусор внутри этой зоны активисты собирают сами, там очень чисто. Там есть свои собственные медики, и достаточно много, и как-то там очень организована медицинская часть, но при этом я видела какого-то мужчину, то ли у него был наркотический передоз, то ли еще что-то, и на границе зоны с ним разбирались медики-волонтеры, а потом приехала совершенно обычная скорая помощь и его забрала.
– Кого больше в зоне – белых или афроамериканцев?
– Днем там в основном белые люди, Сиэтл в принципе в основном белый город. Ночью афроамериканцев становится больше, но все равно их примерно половина. Это не какая-то исключительно афроамериканская история.
– Знаете ли вы людей, жителей Сиэтла, которые недовольны, возмущены существованием этой автономной зоны?
– Те люди, с которыми я общаюсь, либо поддерживают все это, либо просто ничего не говорят. Кто-то из моих коллег говорил, что за меня беспокоится, спрашивал, в безопасности ли я, но это в основном потому, что я сидела в даунтауне, а первые протесты, которые закончились мародерством, были как раз в даунтауне, а не на Капитолийском холме. Но я не встречала ни одного человека, который говорил бы, что это анархия, что это плохо, что их надо разогнать. Но отношение очень сильно зависит от прослойки, в которой человек вертится, то, что я таких людей не знаю, не значит, что их вообще нет.
– Понятны ли требования активистов, организовавших автономную зону?
– Их главные требования написаны прямо на том самом здании полиции: первое – сократить бюджет полиции на 50%, второе – потратить эти деньги на образование, на здравоохранение (а вопрос здравоохранения встал более остро на фоне пандемии), третье – освободить всех незаконно задержанных протестующих. Ну и, естественно, в отношении полиции снижение финансирования – не единственное требование, обсуждается, что нужно сократить ее полномочия, лишить права на проявление жестокости.
– Пандемия еще не закончилась, а автономная зона, похожая, как вы сказали, на летний фестиваль, – большое скопление людей. Пытаются ли активисты защитить себя и других, носят ли маски?
– Да, там все в масках. В принципе, многие сейчас уже расслабились по поводу масок, но в автономной зоне к этому относятся очень серьезно. Я однажды туда попала с подругой, которая забыла маску, и к ней буквально минут через пять подошла какая-то девушка и предложила бесплатно одноразовую маску.
– Как вы считаете, почему смерть Джорджа Флойда привела к настолько масштабным протестам?
– Если ты живешь в американском обществе, то сложно не видеть, что системный расизм существует на самых разных уровнях, что к чернокожему человеку докапываются все люди, имеющие какую-то, хотя бы самую незначительную власть. Неоправданных убийств афроамериканцев полицией было достаточно много, и это не первые протесты, связанные с ними. Первый протест, на который я сама попала в США, достаточно случайно, тоже был связан с движением Black Lives Matter, и это было уже 7 лет назад. Сейчас на это наложился карантин, пандемия, 40 миллионов человек без работы, Трамп, который очень сильно раздражает демократически настроенную часть общества своими высказываниями, своей агрессивной риторикой, своей, как многие считают, поддержкой расизма. Все стало триггером к тому, что эти беспорядки и этот протест масштабнее, чем шесть лет назад.
– Протесты активно поддерживают люди с левыми взглядами, а их, кажется, в США все больше, особенно среди молодежи, об этом можно судить хотя бы по довольно большой поддержке, которую получил на праймериз Берни Сандерс.
– В последние годы, я думаю, молодежное левое движение в Америке увеличилось из-за того, что в Белом доме сидит республиканец, причем такой республиканец, как Трамп. Кроме того, много говорят о том, что современные молодые американцы лишены такого экономического благополучия, которое было у их родителей. Молодые люди разочарованы, им нужно выплачивать кредиты за образование, которое становится все дороже, у них никогда не будет того, сего, пятого, десятого, что было у их родителей. На это накладываются какие-то системные кризисы в здравоохранении, школьном образовании, которые продолжают углубляться. Я думаю, все эти факторы делают нынешний протест еще более левым, но, в принципе, это движение было левым всегда.
– Вы использовали два слова – "протесты" и "беспорядки". Для многих сторонних наблюдателей, например в России, именно случаи мародерства, поджогов, оказались на первом плане. Что вы думаете об этой стороне?
– Для себя я разделяю мирный протест, такие ситуации, когда люди, например, сжигают полицейскую машину, и беспорядки, когда люди грабят большие магазины или какие-то маленькие бизнесы, что еще хуже, наверное. Я про себя знаю, что я не пойду жечь машины, что я не пойду мародерствовать. И я знаю, что большинство моих знакомых, которые гораздо активнее меня ходят на эти демонстрации, тоже не будут этого делать. С другой стороны, я думаю, что магазины грабят не только какие-то маргиналы, есть люди, которые видят в этом выражение протеста, у них действительно ничего нет, они не представляют себе, что когда-нибудь в жизни смогли бы попасть в эти магазины как обычные покупатели, для них эти магазины тоже являются отражением несправедливости. Я не пойду заниматься мародерством, но я в общем благополучный человек, сочувствующий протесту, но не жертва расизма и системного угнетения.
– Судя по социальным сетям, многие эмигранты из СССР, России, других стран бывшего СНГ не поддерживают протестующих.
– Может быть, они еще помнят, как тяжело им все это давалось – состояться в Америке, поэтому у них возникает внутренний протест: почему, когда нам было тяжело, нам никто не помогал, а им все должны помогать? Эмигрантская доля изначально сложная. Но вообще нужно учитывать, что точка зрения на протесты, о которой я вам рассказывала, присуща, скорее, демократически настроенным жителям больших городов. Американское общество разделено, люди живут в совершенно разных мирах, в совершенно разных информационных пузырях, с разными системами представлений о том, как все работает. Я смотрю один набор новостей, слушаю рассказы людей из своего круга, кто-то смотрит другой набор новостей, и друзья у него другие.
– И скорее всего, немало людей разделяют призывы Дональда Трампа разогнать протестующих в Сиэтле.
– Ну да. Здесь еще нужно понимать, что роль президента в Америке особенная, это символическая фигура, от которой ждут не только политических решений, но и заявлений, риторики. Для кого-то заявления Трампа – это просто какой-то бред неграмотного пятиклассника, а для кого-то это "дядька наконец сказал все как есть". То же самое было с Обамой: для кого-то его витиеватые речи, к которым тоже возникала масса вопросов, были просто усладой для ушей, а кому-то он казался лжецом.
– Насколько, на ваш взгляд, велика проблема социального расслоения в США, о которой сейчас достаточно много говорят?
– Ниже среднего класса есть очень много социальных групп, которые по-разному себя ведут, но я бы сказала, что в большинстве случаев нужны какие-то нечеловеческие усилия, чтобы перейти из низшего социального класса в средний. В Америке не самое лучшее школьное образование, и если ты родился в не очень благополучном месте, практически невозможно получить хорошее школьное образование, соответственно, невозможно поступить в какой-то приличный колледж и получить там стипендию. А университетское образование в Америке дорогое, – рассказала Радио Свобода жительница Сиэтла Софья Касьяненко.