Партия, набирающая на парламентских выборах около или более половины голосов, сразу вызывает смутные подозрения и неприятные ассоциации у любого, кому знакомы понятия «Единая Россия», «Государственная Дума» и «волшебник Чуров». Даже если дело происходит не в России. А, например, в Румынии, где на выборах в этом месяце победу одержал Социал-либеральный союз во главе с премьер-министром Виктором Понтой. Социал-либералов поддержали, по официальным данным, 60% румын, пришедших к урнам для голосования. Надо заметить, что тенденция к сокрушительным победам одной политической силы проявилась в последнее время не только в Румынии, но и еще в нескольких странах Восточной Европы. Что скрывается за этим явлением – стремление к радикальной смене политической элиты, реакция на экономический кризис или появление в регионе новых харизматических лидеров, способных увлечь своими взглядами подавляющее большинство избирателей? Попробуем разобраться.
Для начала вернемся к уже упомянутой Румынии. Мой коллега Владимир Ведрашко, много лет проработавший в этой стране и внимательно следящий за событиями там, считает, что с точки зрения честности к румынским выборам особых претензий нет:
- Думаю, что выборы были в целом честными и, на мой взгляд, ответ на вопрос о том, что происходит в румынской политике, нужно искать все же исходя из европейского контекста. И хотя в случае с Румынией нельзя говорить о каких-то больших демократических традициях, фактом является открытая политическая конкуренция во все 20 посткоммунистических лет. В Румынии мы видим полный спектр действующих политических сил, они все на сцене, все – игроки.
- С чем же все-таки связано столь значительное преимущество победившего Социал-либерального союза, этой странной «лево-правой» коалиции?
- Румыны очень устали от бесконечных перепалок в верхних эшелонах власти. Надо заметить, что типичный румын обладает психологией частника. Это люди, умеющие вести частный бизнес, свое хозяйство. Они хотели бы четких законов, ясных правил игры. Они устали от постоянного выяснения отношений между политиками. Но здесь кроется и опасность: в выборах участвовало менее половины избирателей. Мы не знаем настроений другой половины. Замечу также, что для румын были очень важны и те выгоды, которые обещал им Социал-либеральный союз – повышение зарплат, снижение налогового бремени… И надо сказать, что этот союз провел повышение зарплат. Хотя, скажем, налог на добавленную стоимость в Румынии по-прежнему самый высокий в Европе – 24 процента.
- Вы сказали, что граждане Румынии хотели бы окончания политических конфликтов. Но не ждет ли их разочарование? Ведь, с одной стороны, Социал-либеральный союз весьма разнороден, в него входят левые – социал-демократы и правые – национал-либералы, и политологи не исключают в будущем возможности раскола. С другой стороны, сохраняется острый конфликт между этой коалицией и президентом Траяном Бэсеску. Ему еще два года оставаться у власти, и хотя он сейчас очень политически ослаблен, тем не менее полномочия главы государства у него остаются. Не приведут ли эти два фактора к продолжению «сериала» взаимных политических обвинений?
- Собственно, главным политическим итогом уходящего года в Румынии и стала эта неблагоприятная ситуация, сложившаяся в результате нескольких правительственных кризисов и продолженная нынешними выборами. Победители уже пообещали устроить президенту Бэсеску еще одну попытку импичмента (третью за пять лет). В свою очередь, Бэсеску может не дать добро на то, чтобы Понта, его главный политический оппонент, вновь сформировал правительство. В таком случае придется иметь дело с парламентом. Для Бэсеску это невыгодно, у него в парламенте недостаточно сил. Однако если он представит на пост премьера кандидатуру какого-то своего человека, которого парламент не утвердит, то президент может парламент распустить. Тогда опять выборы, и всё начинается снова. То есть в политической жизни Румынии заложены такие пружины, которые не сулят никакой стабильности. Чтобы понять, какие риски таит эта ситуация для будущего страны, нужно учесть, что в румынской политике активно представлен олигархический капитал. По оценкам румынских независимых наблюдателей, нынешнее поколение политиков составляют люди наименее образованные и наиболее властолюбивые за последние десятилетия, корыстные, любящие то, что на русском жаргоне называют «разборками». Они любят создавать скандальные ситуации и решать их – вместо того, чтобы заниматься серьезным государственным, экономическим, административным строительством. Они не смотрят дальше своего сегодняшнего, сиюминутного корыстного интереса. Интересно, что многие румынские наблюдатели оценивают нынешний политический год как год ускорившегося движения в сторону востока, в сторону России… Сейчас румынская политическая система, ее дух начинает напоминать российскую. И это модель, которая нравится многим румынским олигархам и политикам.
Итак, румыны обладают психологией частников, но при этом голосуют за политическую силу, сулящую им бóльшие социальные гарантии со стороны государства. Стремление заручиться такими гарантиями в Центральной и Восточной Европе заметно усилилось в годы нынешнего экономического кризиса. Недаром во многих странах региона растет популярность левых партий. По меньшей мере одна из них, словацкая социал-демократическая партия «Смер» нынешнего премьера Роберта Фицо, одержала в этом году убедительную победу на парламентских выборах. Эта победа, правда, была не столь сокрушительной, как у румынских социал-либералов. Тем не менее «Смер» набрал 44% голосов и получил возможность сформировать однопартийное правительство – впервые за более чем 13 лет.
«Смер» наиболее популярен в провинции, в деревне и небольших, сильно пострадавших от кризиса словацких городках. Столица – Братислава с ее более зажиточным и образованным населением настроена к партии Фицо более критично. Однако правые партии, за которые склонны голосовать жители столицы и крупных городов, во-первых, раздроблены, а во-вторых, настолько скомпрометировали себя за годы своего коалиционного правления, что поколебать позиции «Смера» им, очевидно, удастся нескоро. Даже несмотря на то, что и правящая партия не без греха. Об этом говорит хотя бы запущенное братиславскими шутниками «альтернативное» название Словакии – Фицилия. Оно обыгрывает фамилию словацкого премьера и название итальянского острова, ставшего колыбелью мафии.
Кстати, дискредитация прежних правителей – одна из важных причин того, что избиратели начинают видеть в недавней оппозиции «спасителей» и дружными рядами сбегаются под их знамена. Это произошло и в Венгрии, где в 2010 году к власти вернулась правая партия Фидес, также победив с разгромным счетом. Нынешнего премьера Виктора Орбана и его соратников тогда поддержали 53% избирателей. С учетом особенностей венгерского избирательного законодательства это принесло Фидес две трети мест в парламенте и возможность менять конституцию по своему усмотрению, чем правые немедленно и воспользовались. В популистских обещаниях и в этом случае недостатка не было: к примеру, Орбан обещал создать миллион новых рабочих мест, что уже во время предвыборной кампании оценивалось независимыми экономистами как явный «воздушный замок».
Экономические эксперименты правительства Фидес – национализация пенсионных фондов, попытки ограничить автономию Национального банка, резкое сокращение зарплат в госсекторе – стали, по мнению венгерских политологов, главной причиной быстрого падения популярности правящей партии. Этой осенью, по данным опросов общественного мнения, Фидес поддерживали уже не более 20% избирателей. Но оппозиции это особых дивидендов пока не принесло. Рейтинг социалистов, основного противника правых, все равно на 5-7% ниже, чем у партии Орбана, а более половины электората просто не знает, за кого голосовать. Венгерские левые, похоже, все еще расплачиваются по счетам бывшего премьера Ференца Дюрчаня. Этот мультимиллионер с комсомольским прошлым находился «у руля» с 2004 по 2009 годы. Его правление было наполнено коррупционными скандалами и откровенным мошенничеством с экономической статистикой, в результате чего Фидес триумфально вернулся к власти, а социалисты оказались на грани политической катастрофы.
При этом сегодняшнее венгерское общество, подобно румынскому и словацкому, глубоко разделено. За два с половиной года у власти Виктор Орбан успел несколько раз поругаться с руководством Евросоюза, мобилизовать националистическую часть электората и оттолкнуть левую и либеральную. Политик, претендовавший на роль объединителя нации, привел Венгрию к самой глубокой конфронтации за все посткоммунистические годы. В уходящем году Будапешт успел привыкнуть к многотысячным «парным» демонстрациям – когда в один и тот же день на одной из центральных площадей собираются сторонники Орбана и правых, а на другой – их противники. Этим двум Венгриям всё труднее найти общий язык.
То же самое можно сказать и о двух Польшах. Там, правда, пока не появились «спасители», способные хотя бы ненадолго заручиться поддержкой подавляющего большинства граждан. С середины прошлого десятилетия на политической арене остаются два основных игрока – правящая либеральная «Гражданская платформа» и консервативная партия «Право и справедливость» – крупнейшая оппозиционная сила. Впрочем, эти идеологические ярлыки весьма обманчивы, считает Александр Лемешевский.
Александр Лемешевский: Правящая уже второй срок в Польше «Гражданская платформа» считает себя партией либеральной. Однако ее критики говорят, что партию премьер-министра Дональда Туска так называть нельзя – хотя бы потому, что в стране до сих пор не введена «плоская» шкала подоходного налога. Это был один из основных предвыборных лозунгов партии еще в 2007 году. Так либеральна ли «Гражданская платформа»? На этот вопрос отвечает политолог Ольгерд Аннусевич:
«Использование терминов «либеральная» или «консервативная» в данном случае может содержать целый ряд ошибок и обобщений. «Гражданскую платформу» можно назвать либеральной в том, что касается экономики, но уж если говорить об идеологической, общественной составляющей, то это партия довольно консервативная. Если принимать во внимание некоторые последние решения, принятые правящей партией в экономической сфере, то она становится более похожей, например, на британских консерваторов, чем на британских или немецких либералов».
В свою очередь «Право и справедливость» - партия консервативная. Но и здесь слышны замечания, что это не совсем так. Например, как консервативная партия может вступать в союз с профсоюзами? А лидеры профсоюза «Солидарность» официально заявили, что поддерживают «Право и справедливость», организуют с ней совместные демонстрации. Как можно точнее обозначить место этой партии на политической арене? Продолжает Ольгерд Аннусевич:
«Использовать в отношении партии «Право и справедливость» понятие «консервативная партия» означает подмену понятий. Это типичные христианские демократы. То есть в том, что касается мировоззрения, это правая и консервативная партия. Но если речь идет об экономике, то она, наоборот, чрезвычайно левая. В 2005-06 годах, будучи у власти, они снижали налоги, а теперь говорят о социальном и медицинском обеспечении, что неизбежно означало бы увеличение налогового бремени. Это типичный стиль христианских демократов, например, немецких».
Примечательно, что и правящая партия, и крупнейшая оппозиционная имеют одни и те же корни. Их создали и ими руководят бывшие участники антикоммунистического сопротивления в Польше.
В последнее время все чаще говорится о создании мощного блока левых, который мог бы серьезно побороться с двумя вышеописанными партиями на следующих парламентских выборах. Ведь у нынешних левых – посткоммунистов из Союза левых демократов – таких шансов практически нет. Возможно ли создание в Польше сильной партии левого толка, например, под руководством до сих пор популярного бывшего президента Александра Квасьневского?
«Говорить о том, будет ли создана такая сила, крайне трудно – слишком много факторов влияет на это. Но если подойти к этому вопросу с точки зрения политологии, то можно с уверенностью сказать, что место на политической сцене для партии, которая, например, предложила бы новый подход к решению проблемы государственного регулирования экономики, несомненно, есть. А удастся ли создать такую партию, зависит от личных факторов, от того, какова будет политическая ситуация, насколько жестким будет противостояние «Гражданской платформы» и «Права и справедливости». Так что место, потенциал – есть, а будет ли он использован, другой вопрос», - считает политолог Ольгерд Аннусевич.
О политической ситуации в Польше рассказывал Александр Лемешевский.
Хотя для этой страны пока не характерен феномен «спасителей», сметающих соперников с политической сцены, уровень популизма в польской политике в последние годы ощутимо растет. Это ставит Польшу в один ряд с другими странами региона. Вот как определяет особенности популистских партий сербский политолог Игор Новакович: «Популистские партии формируют свою политику на основе противостояния по линии «мы – они». При этом под «мы» подразумевается весь народ, считающийся обделенным и униженным, чьи интересы якобы представляет партия и ее лидер. «Они» – это, как правило, политическая «мишень»: лидер соперничающей партии, вся политическая элита, определенная этническая группа и так далее». Иными словами, принцип «кто не с нами, тот против нас» – столь же неотъемлемая часть популизма, как и склонность раздавать заведомо невыполнимые обещания.
При этом восточноевропейские популисты, можно сказать, размножаются делением. С одной стороны, к популизму все сильнее склоняется часть «системных» партий – это венгерский Фидес, румынские социал-либералы, польская «Право и справедливость», болгарский ГЕРБ («Граждане за европейское будущее Болгарии»), отчасти и чешские социал-демократы. С другой, тех избирателей, кто особенно падок на громкие обещания и обманчиво простые решения, привлекают более радикальные и уже чисто популистские партии, собирающие на выборах по 10-15% голосов. В Венгрии это партия «Йоббик» («Движение за лучшую Венгрию») – ультранационалисты, которых их противники даже называют неофашистами. В Чехии, напротив, это Коммунистическая партия, в рядах которой до сих пор попадаются поклонники Сталина. В Болгарии – радикальная партия «Атака», известная своей антитурецкой и антиевропейской риторикой. На этом фоне выделяется польское Движение Януша Паликота, крупного бизнесмена, который сделал состояние на производстве водки, после чего, как когда-то Владимир Брынцалов, решил пойти в политику. Движение Паликота приспособило под нужды популизма либеральную идеологию, резко критикуя католическую церковь и выступая, в частности, за легализацию в Польше абортов и марихуаны и вывод польских войск из Афганистана. В общем, на грядке восточноевропейского популизма в последние годы воистину «расцветают сто цветов».
Угрожает ли это стабильности демократического строя? Поскольку современной демократии на востоке Европы лишь немногим больше 20 лет, политическая структура там еще не устоялась и напоминает кипящий суп: пузыри на его поверхности возникают, лопаются и надуваются снова. Одни партии сменяют другие, народ проникается верой в «спасителей», чтобы через пару лет, разочаровавшись в прежних любимцах, найти себе новых. Можно говорить о незрелости политической культуры восточноевропейских стран, а можно – о ее становлении методом проб и ошибок. В этом отношении бывшие сателлиты Советского Союза далеко ушли от большей части былой метрополии.
Для начала вернемся к уже упомянутой Румынии. Мой коллега Владимир Ведрашко, много лет проработавший в этой стране и внимательно следящий за событиями там, считает, что с точки зрения честности к румынским выборам особых претензий нет:
- Думаю, что выборы были в целом честными и, на мой взгляд, ответ на вопрос о том, что происходит в румынской политике, нужно искать все же исходя из европейского контекста. И хотя в случае с Румынией нельзя говорить о каких-то больших демократических традициях, фактом является открытая политическая конкуренция во все 20 посткоммунистических лет. В Румынии мы видим полный спектр действующих политических сил, они все на сцене, все – игроки.
- С чем же все-таки связано столь значительное преимущество победившего Социал-либерального союза, этой странной «лево-правой» коалиции?
- Румыны очень устали от бесконечных перепалок в верхних эшелонах власти. Надо заметить, что типичный румын обладает психологией частника. Это люди, умеющие вести частный бизнес, свое хозяйство. Они хотели бы четких законов, ясных правил игры. Они устали от постоянного выяснения отношений между политиками. Но здесь кроется и опасность: в выборах участвовало менее половины избирателей. Мы не знаем настроений другой половины. Замечу также, что для румын были очень важны и те выгоды, которые обещал им Социал-либеральный союз – повышение зарплат, снижение налогового бремени… И надо сказать, что этот союз провел повышение зарплат. Хотя, скажем, налог на добавленную стоимость в Румынии по-прежнему самый высокий в Европе – 24 процента.
- Вы сказали, что граждане Румынии хотели бы окончания политических конфликтов. Но не ждет ли их разочарование? Ведь, с одной стороны, Социал-либеральный союз весьма разнороден, в него входят левые – социал-демократы и правые – национал-либералы, и политологи не исключают в будущем возможности раскола. С другой стороны, сохраняется острый конфликт между этой коалицией и президентом Траяном Бэсеску. Ему еще два года оставаться у власти, и хотя он сейчас очень политически ослаблен, тем не менее полномочия главы государства у него остаются. Не приведут ли эти два фактора к продолжению «сериала» взаимных политических обвинений?
- Собственно, главным политическим итогом уходящего года в Румынии и стала эта неблагоприятная ситуация, сложившаяся в результате нескольких правительственных кризисов и продолженная нынешними выборами. Победители уже пообещали устроить президенту Бэсеску еще одну попытку импичмента (третью за пять лет). В свою очередь, Бэсеску может не дать добро на то, чтобы Понта, его главный политический оппонент, вновь сформировал правительство. В таком случае придется иметь дело с парламентом. Для Бэсеску это невыгодно, у него в парламенте недостаточно сил. Однако если он представит на пост премьера кандидатуру какого-то своего человека, которого парламент не утвердит, то президент может парламент распустить. Тогда опять выборы, и всё начинается снова. То есть в политической жизни Румынии заложены такие пружины, которые не сулят никакой стабильности. Чтобы понять, какие риски таит эта ситуация для будущего страны, нужно учесть, что в румынской политике активно представлен олигархический капитал. По оценкам румынских независимых наблюдателей, нынешнее поколение политиков составляют люди наименее образованные и наиболее властолюбивые за последние десятилетия, корыстные, любящие то, что на русском жаргоне называют «разборками». Они любят создавать скандальные ситуации и решать их – вместо того, чтобы заниматься серьезным государственным, экономическим, административным строительством. Они не смотрят дальше своего сегодняшнего, сиюминутного корыстного интереса. Интересно, что многие румынские наблюдатели оценивают нынешний политический год как год ускорившегося движения в сторону востока, в сторону России… Сейчас румынская политическая система, ее дух начинает напоминать российскую. И это модель, которая нравится многим румынским олигархам и политикам.
Итак, румыны обладают психологией частников, но при этом голосуют за политическую силу, сулящую им бóльшие социальные гарантии со стороны государства. Стремление заручиться такими гарантиями в Центральной и Восточной Европе заметно усилилось в годы нынешнего экономического кризиса. Недаром во многих странах региона растет популярность левых партий. По меньшей мере одна из них, словацкая социал-демократическая партия «Смер» нынешнего премьера Роберта Фицо, одержала в этом году убедительную победу на парламентских выборах. Эта победа, правда, была не столь сокрушительной, как у румынских социал-либералов. Тем не менее «Смер» набрал 44% голосов и получил возможность сформировать однопартийное правительство – впервые за более чем 13 лет.
«Смер» наиболее популярен в провинции, в деревне и небольших, сильно пострадавших от кризиса словацких городках. Столица – Братислава с ее более зажиточным и образованным населением настроена к партии Фицо более критично. Однако правые партии, за которые склонны голосовать жители столицы и крупных городов, во-первых, раздроблены, а во-вторых, настолько скомпрометировали себя за годы своего коалиционного правления, что поколебать позиции «Смера» им, очевидно, удастся нескоро. Даже несмотря на то, что и правящая партия не без греха. Об этом говорит хотя бы запущенное братиславскими шутниками «альтернативное» название Словакии – Фицилия. Оно обыгрывает фамилию словацкого премьера и название итальянского острова, ставшего колыбелью мафии.
Кстати, дискредитация прежних правителей – одна из важных причин того, что избиратели начинают видеть в недавней оппозиции «спасителей» и дружными рядами сбегаются под их знамена. Это произошло и в Венгрии, где в 2010 году к власти вернулась правая партия Фидес, также победив с разгромным счетом. Нынешнего премьера Виктора Орбана и его соратников тогда поддержали 53% избирателей. С учетом особенностей венгерского избирательного законодательства это принесло Фидес две трети мест в парламенте и возможность менять конституцию по своему усмотрению, чем правые немедленно и воспользовались. В популистских обещаниях и в этом случае недостатка не было: к примеру, Орбан обещал создать миллион новых рабочих мест, что уже во время предвыборной кампании оценивалось независимыми экономистами как явный «воздушный замок».
Экономические эксперименты правительства Фидес – национализация пенсионных фондов, попытки ограничить автономию Национального банка, резкое сокращение зарплат в госсекторе – стали, по мнению венгерских политологов, главной причиной быстрого падения популярности правящей партии. Этой осенью, по данным опросов общественного мнения, Фидес поддерживали уже не более 20% избирателей. Но оппозиции это особых дивидендов пока не принесло. Рейтинг социалистов, основного противника правых, все равно на 5-7% ниже, чем у партии Орбана, а более половины электората просто не знает, за кого голосовать. Венгерские левые, похоже, все еще расплачиваются по счетам бывшего премьера Ференца Дюрчаня. Этот мультимиллионер с комсомольским прошлым находился «у руля» с 2004 по 2009 годы. Его правление было наполнено коррупционными скандалами и откровенным мошенничеством с экономической статистикой, в результате чего Фидес триумфально вернулся к власти, а социалисты оказались на грани политической катастрофы.
При этом сегодняшнее венгерское общество, подобно румынскому и словацкому, глубоко разделено. За два с половиной года у власти Виктор Орбан успел несколько раз поругаться с руководством Евросоюза, мобилизовать националистическую часть электората и оттолкнуть левую и либеральную. Политик, претендовавший на роль объединителя нации, привел Венгрию к самой глубокой конфронтации за все посткоммунистические годы. В уходящем году Будапешт успел привыкнуть к многотысячным «парным» демонстрациям – когда в один и тот же день на одной из центральных площадей собираются сторонники Орбана и правых, а на другой – их противники. Этим двум Венгриям всё труднее найти общий язык.
То же самое можно сказать и о двух Польшах. Там, правда, пока не появились «спасители», способные хотя бы ненадолго заручиться поддержкой подавляющего большинства граждан. С середины прошлого десятилетия на политической арене остаются два основных игрока – правящая либеральная «Гражданская платформа» и консервативная партия «Право и справедливость» – крупнейшая оппозиционная сила. Впрочем, эти идеологические ярлыки весьма обманчивы, считает Александр Лемешевский.
Александр Лемешевский: Правящая уже второй срок в Польше «Гражданская платформа» считает себя партией либеральной. Однако ее критики говорят, что партию премьер-министра Дональда Туска так называть нельзя – хотя бы потому, что в стране до сих пор не введена «плоская» шкала подоходного налога. Это был один из основных предвыборных лозунгов партии еще в 2007 году. Так либеральна ли «Гражданская платформа»? На этот вопрос отвечает политолог Ольгерд Аннусевич:
«Использование терминов «либеральная» или «консервативная» в данном случае может содержать целый ряд ошибок и обобщений. «Гражданскую платформу» можно назвать либеральной в том, что касается экономики, но уж если говорить об идеологической, общественной составляющей, то это партия довольно консервативная. Если принимать во внимание некоторые последние решения, принятые правящей партией в экономической сфере, то она становится более похожей, например, на британских консерваторов, чем на британских или немецких либералов».
В свою очередь «Право и справедливость» - партия консервативная. Но и здесь слышны замечания, что это не совсем так. Например, как консервативная партия может вступать в союз с профсоюзами? А лидеры профсоюза «Солидарность» официально заявили, что поддерживают «Право и справедливость», организуют с ней совместные демонстрации. Как можно точнее обозначить место этой партии на политической арене? Продолжает Ольгерд Аннусевич:
«Использовать в отношении партии «Право и справедливость» понятие «консервативная партия» означает подмену понятий. Это типичные христианские демократы. То есть в том, что касается мировоззрения, это правая и консервативная партия. Но если речь идет об экономике, то она, наоборот, чрезвычайно левая. В 2005-06 годах, будучи у власти, они снижали налоги, а теперь говорят о социальном и медицинском обеспечении, что неизбежно означало бы увеличение налогового бремени. Это типичный стиль христианских демократов, например, немецких».
Примечательно, что и правящая партия, и крупнейшая оппозиционная имеют одни и те же корни. Их создали и ими руководят бывшие участники антикоммунистического сопротивления в Польше.
В последнее время все чаще говорится о создании мощного блока левых, который мог бы серьезно побороться с двумя вышеописанными партиями на следующих парламентских выборах. Ведь у нынешних левых – посткоммунистов из Союза левых демократов – таких шансов практически нет. Возможно ли создание в Польше сильной партии левого толка, например, под руководством до сих пор популярного бывшего президента Александра Квасьневского?
«Говорить о том, будет ли создана такая сила, крайне трудно – слишком много факторов влияет на это. Но если подойти к этому вопросу с точки зрения политологии, то можно с уверенностью сказать, что место на политической сцене для партии, которая, например, предложила бы новый подход к решению проблемы государственного регулирования экономики, несомненно, есть. А удастся ли создать такую партию, зависит от личных факторов, от того, какова будет политическая ситуация, насколько жестким будет противостояние «Гражданской платформы» и «Права и справедливости». Так что место, потенциал – есть, а будет ли он использован, другой вопрос», - считает политолог Ольгерд Аннусевич.
О политической ситуации в Польше рассказывал Александр Лемешевский.
Хотя для этой страны пока не характерен феномен «спасителей», сметающих соперников с политической сцены, уровень популизма в польской политике в последние годы ощутимо растет. Это ставит Польшу в один ряд с другими странами региона. Вот как определяет особенности популистских партий сербский политолог Игор Новакович: «Популистские партии формируют свою политику на основе противостояния по линии «мы – они». При этом под «мы» подразумевается весь народ, считающийся обделенным и униженным, чьи интересы якобы представляет партия и ее лидер. «Они» – это, как правило, политическая «мишень»: лидер соперничающей партии, вся политическая элита, определенная этническая группа и так далее». Иными словами, принцип «кто не с нами, тот против нас» – столь же неотъемлемая часть популизма, как и склонность раздавать заведомо невыполнимые обещания.
При этом восточноевропейские популисты, можно сказать, размножаются делением. С одной стороны, к популизму все сильнее склоняется часть «системных» партий – это венгерский Фидес, румынские социал-либералы, польская «Право и справедливость», болгарский ГЕРБ («Граждане за европейское будущее Болгарии»), отчасти и чешские социал-демократы. С другой, тех избирателей, кто особенно падок на громкие обещания и обманчиво простые решения, привлекают более радикальные и уже чисто популистские партии, собирающие на выборах по 10-15% голосов. В Венгрии это партия «Йоббик» («Движение за лучшую Венгрию») – ультранационалисты, которых их противники даже называют неофашистами. В Чехии, напротив, это Коммунистическая партия, в рядах которой до сих пор попадаются поклонники Сталина. В Болгарии – радикальная партия «Атака», известная своей антитурецкой и антиевропейской риторикой. На этом фоне выделяется польское Движение Януша Паликота, крупного бизнесмена, который сделал состояние на производстве водки, после чего, как когда-то Владимир Брынцалов, решил пойти в политику. Движение Паликота приспособило под нужды популизма либеральную идеологию, резко критикуя католическую церковь и выступая, в частности, за легализацию в Польше абортов и марихуаны и вывод польских войск из Афганистана. В общем, на грядке восточноевропейского популизма в последние годы воистину «расцветают сто цветов».
Угрожает ли это стабильности демократического строя? Поскольку современной демократии на востоке Европы лишь немногим больше 20 лет, политическая структура там еще не устоялась и напоминает кипящий суп: пузыри на его поверхности возникают, лопаются и надуваются снова. Одни партии сменяют другие, народ проникается верой в «спасителей», чтобы через пару лет, разочаровавшись в прежних любимцах, найти себе новых. Можно говорить о незрелости политической культуры восточноевропейских стран, а можно – о ее становлении методом проб и ошибок. В этом отношении бывшие сателлиты Советского Союза далеко ушли от большей части былой метрополии.