Николай Бучацкий: „Эта система отчетности – раковая опухоль, она губит людей”

Ситуация с правами человека в приднестровском регионе остается драматической и без признаков изменения к лучшему. Тираспольская администрация игнорирует рекомендации международных экспертов. Так, по крайней мере, утверждают местные правозащитники. Эксперт Организации Объединенных Наций Томас Хаммарберг, который был и Комиссаром Совета Европы по правам человека, рекомендовал в своем докладе в начале прошлого года реформировать судебную систему и систему правоохранительных органов Приднестровья. В результате неоднократных визитов в регион эксперт ООН с тревогой обращал внимание на переполненность тюрем, нечеловеческие условия содержания под стражей и на широко распространенное применение пыток. Предлагаем вашему вниманию интервью корреспондента Свободной Европы Андрея Бабицкого, побывавшего в прошлом месяце в Тирасполе, с активистом и правозащитником Николаем Бучацким:
Небольшой частный дом на окраине Тирасполя, засаженный виноградом дворик. Меня встречает хозяин - крепкий мужчина лет 60-ти. Николай Бучацкий – председатель Фонда защиты прав человека и эффективной политики, а также издатель и единственный автор газеты «Человек и его права». По словам Николая Онуфриевича, он – единственный в Тирасполе человек, который систематически собирает и описывает факты применения пыток в тюрьмах. Наша первая беседа – именно об этом. Причиной масштабного использования пыток мой собеседник считает порочную систему отчетности:

„Пытки применяются очень широко. Но чем обусловлено это? Это обусловлено порочной системой отчетности правоохранительных органов. Качество работы правоохранительных органов оценивается по проценту раскрываемости. Поэтому работники милиции, следственных органов, следственного комитета - они часто сами рисуют преступление и назначают законопослушных граждан преступниками, и сами их садят.”

Первый пример – дело Евгения Антонова.

„Сознался в убийстве девушки. Отсидел четыре года. Нашли настоящего – того, кто убил. Его оправдали. Каким образом его заставили сознаться в убийстве женщины? Известным образом – пытки. Но правоохранители не оставили его в покое. Они поймали парня, Ивана одного, на незначительном преступлении. Ему говорят: «Знаешь что? Ты хочешь, чтобы мы тебя отпустили и закрыли? Нам надо сдать кого-то покрупнее». «Но кого я вам сдам?». «Тогда давай спровоцируем человека». И этого Антонова же решили обвинить в покушении на убийство. Этот Иван – пошли якобы с ним устраиваться на работу. Взяли пакет – покушать. Иван говорит: «Я зайду еще домой, возьму еще там колбасы, что-то еще». Выходит. Пакет не дает, сам: «Пакет твой, но я понесу его». Вдруг, среди бела дня, прямо на одной из центральных улиц – Ленина – подскакивают три машины, положили их на землю, сковали наручниками, привезли. Из следственного изолятора подняли понятых, сидельцев следственного изолятора, причем пьяных, там сидят пьяные, в подвале городского управления внутренних дел. Производят обыск, осмотр личных вещей. Находят штык-нож. «Так, ты шел убивать». Девушку называют, которая работает в ювелирном магазине. Тот говорит: «Не шел, не знаю ничего». Ну, с ним поработали, и он вынужден был взять на себя, что да, они решили покушение на нее организовать с тем, чтобы завладеть золотыми вещами.
Я присутствовал на всех судебных заседаниях. И я взял и написал об этом. Судья Вознюк Марина спрашивает: «Скажите, а почему вы взяли их на улице, а не дождались, когда они зашли в подъезд? Вот там и удобнее брать, и там бы он не отвертелся: «Ты к кому идешь?». «Туда». «А тебя там ждут?». «Нет, не ждут». «Зачем ты идешь?». И вот тогда уже улика. Так эти следователи, Чечеткин и Крижановский, говорят: «А вдруг он не туда шел?». Та пожала плечами. Я взял и написал в газету статью об этом. Подходит ко мне Марина Вознюк и говорит: «Что же вы сделали? Я же вижу, что это все белыми нитками шито. Конечно, я не обвиню его в этом». И? Прокурор просит девять лет, она дает восемь с половиной. Ну, мы подаем на Верховный суд, Верховный суд снял обвинения. Правда, там ему подкинули заодно – это любимая фишка – коробку марихуаны. И все равно дали ему два с половиной года, тем более, он полтора года уже отсидел. Они просто так его не могут, еще извиняться… А почему он сознался? Потому что к нему применяли физическое насилие.”

«Я все жду, - говорит Николай Онуфриевич, - когда же меня обвинят в клевете, докажут, что в моих статьях содержатся измышления и ложь и приговорят к штрафу. Здесь могут влепить такую сумму, что расплатиться я не смогу, даже если продам квартиру и этот дом. Но нет, никто никаких действий не предпринимает, делают вид, что меня не существует в природе».

История несовершеннолетних ребят, обвиненных в убийстве, завершилась, если можно так сказать, вполне благополучно.

„Нечаев, 16-летний мальчик. На его лестничной площадке зарезали женщину. Идут трое ребят, соседи. Милиция подходит, говорит: «Ребята, вы отсюда?». «Отсюда». «Поедемте с нами». Они поехали. А родителям говорят: «Вы не беспокойтесь, мы просто в спокойной обстановке, они, наверное, замечают, кто приходил, как». Хорошо. Через двое суток их не выпускают, говорят: не волнуйтесь, сейчас-сейчас, мы их двое суток только подержим… Их держат три месяца. Избивают. Но они не сознаются. Тогда им говорят: «Ребята, мы вас посадим в пресс-хату, и все равно вы будете осуждены за убийство. Мы их найти не можем, но с нас требуют, нам надо процент раскрываемости». Эти мальчики под угрозой вот этого они да, все подписывают. «Мы убивали». Уже все, готовят дело в суд. И тут на счастье попадается честный следователь, который говорит: «А как я жить буду после этого, если трое пацанов 16-летних пойдут в тюрьму?». И он доказывает, что не они убили, и они на свободе. Но у них сломана психика…”

Обстоятельства некоторых дел настолько абсурдны, что даже при круговой поруке в системе приднестровского правосудия удается добиться отмены приговора. Николай Онуфриевич рассказывает об истории молодого человека из Паркан, которая произошла несколько лет назад. Егор Стоянов с 19 по 23 мая находился со своей девушкой в Одессе. По возвращении был арестован и обвинен в том, что 21 мая он продал коробку конопли. Следствие длилось 2 года. Алиби Стоянова подтвердила девушка, кроме того, в паспорте стояли отметки о въезде и выезде. Все это не было принято во внимание. Результат ожидаемый: молодой человек признал свою вину. «Парня, - говорит Бучацкий, - обрабатывали бутылкой с водой. Если знать места на теле, по которым нужно бить, то этим вроде бы безобидным предметом можно причинить нестерпимую боль. А видимых повреждений не останется».

Николай Онуфриевич подготовил статью, после которой была подана кассация в Верховный суд. В итоге все обвинения с Егора Стоянова сняли.
А вот громкое дело о педофилии, считает Николай Бучацкий, является не просто примером обычной фальсификации. Правозащитник уверен, что это тот случай, когда наряду с фабрикацией дела просматривается еще и корыстный интерес правоохранителей.

„Получил я письмо от Ангелова, он 59-го года. Взрослый мужчина. Работал он на маршрутном такси. К нему попросились четыре девочки: две сестры Рудь и две сестры Волонец. 10-12 лет им. «Дядя, подвези нас, у нас денег нет». «Да садитесь, девочки, подвезу». Второй раз: «Подвезу». И тут он отлучился. Возвращается к себе в маршрутку, ему говорят: девочки выскочили, деньги забрали. Он их встречает: «Девочки, ну зачем вы так поступили? Верните». «Да, да, мы вернем». Но вместо этого его обвиняют в растлении этих четырех девочек. У девочек матери находятся в Москве, отцов у них нет, они грязные, вшивые, худые. И… Ангелов сознается. Каким образом? Да всего-навсего подключают электрический ток к половым органам. И он пишет мне – вот письмо его: «Я вынужден был, невмоготу было». Что я хочу сказать об этих сестрах? Две сестры Рудь, две сестры Волонец. Эти две пары сестер посадили – только я знаю – четверых мужчин за растление. А сколько я не знаю, сколько они посадили? И со сколькими удалось договориться? Я пишу, что это коммерческое предприятие. Девочки идут к дяде зачем-то там, или не идут к нему, просто показывают, милиционеры забирают их, лупят, избивают их и пытают электрическим током, в результате те подписывают все, что им скажут, или идут в тюрьму или платят большие суммы. И эти девочки, которых, по их словам, насилуют каждый день и растлевают каждый день, они оказались девственницами все, их никто не трогал…”

Еще одна история – одновременно и подла, и анекдотична. В одном из сел Рыбницкого района 2 пожилые женщины выращивали в своих огородах мак, который использовали для выпекания булочек для внуков. К одной из них под видом добропорядочного обывателя пришел оперативник и попросил продать мак. «Женщина, - говорит Николай Бучацкий, - удивилась: «Да он еще не созрел, зеленый совсем». Оперативник предложил ей большие деньги, и она согласилась отдать ему все. Да еще и посоветовала обратиться к соседке, которая тоже выращивает мак. Начальству было доложено, что раскрыта сеть наркотрафика, которую держали две наркобаронессы. Женщины получили огромные сроки наказания. Правозащитник рассказал о тех пытках, которые применяются во время следствия.
„Там у них пресс-хаты, где насилуют. Мальчик один, несовершеннолетний, взял и написал в прокуратуру жалобу на следователя. Они ему говорят: «Ты подумай хорошо». «Я хорошо подумал». «Забери заявление». «Не заберу». Они его в хату сунули, насиловали там. Он вышел оттуда, а ему сидеть в тюрьме. Слоник ему, еще десять лет назад, слоник-противогаз, одевают противогаз, эту гофрированную трубку пережимают, человек не выдерживает. Сколько он выдержит? Ну, раз, ну, два. Потом ему уже одевают, он говорит: «Все, все, больше не одевайте, все подпишу». Кроме того, сейчас новая какая-то… Пришел ко мне буквально на днях парень, говорит: знаете, новая пытка – руки вверх пристегивают к батарее. И через час, говорит, все подписывают все что угодно. «Ласточки» тоже используют. Все-все это используется.”

«Здесь нет никакой политической подоплеки, - говорит Николай Онуфриевич, - просто иначе они работать не умеют».

„Я на большом форуме, на круглом столе обо всем этом рассказываю. Сидят высокопоставленные представители министерства внутренних дел, сидит Калько, уполномоченный по правам человека, который бывший милиционер. Я им говорю, что нельзя так делать, нельзя, вы же уничтожаете, это же терроризм по отношению к населению. Они говорят: «А как вы прикажете вести дела? А как иначе?». Я говорю: «Ну, есть какой-то опыт, изучайте мировой опыт, работайте над этим». «Нет, мы этого ничего не знаем. А как повышать процент раскрываемости? Или вы что, хотите сказать, чтоб снизился процент?!».”

Президент республики Шевчук, сам бывший сотрудник правоохранительных органов, тоже считает, что система правопорядка функционирует идеально.

„Евгений Васильевич давал пресс-конференцию – он очень редко выходит на пресс-конференции, - его никто не спрашивает, он говорит: «Да вот как обеспечить безопасность на Украине? Я скажу, как обеспечить. Надо обратиться к приднестровским правоохранительным органам. И действительно, у нас вы-со-чай-ший процент раскрываемости, высочайший». Я задаю вопрос, на пресс-конференции одной был, и задаю вопрос Монулу специально, это бывший министр: «Слушайте, этот процент, эта система отчетности – раковая опухоль, она губит людей, что вы делаете?». Министр говорит: «Да, мы немножко намереваемся менять систему отчетности…» У него микрофон вырывает из рук Шевчук: «Ничего не будем делать, только так. Так в России, так и мы будем. И не надо тут. И все. И вы что-то там еще» – просто заткнул мне рот.

Значит, Кузьмичев на 1 мая, это теперешний министр, он так: «Вы болтовней занимаетесь, вы лжедемократы, вы даже не отвечаете за процент раскрываемости преступлений! А я ответственно заявляю, что у нас очень высокий процент раскрываемости». То есть они как помешаны на этом».”

«Приднестровье, - говорит Николай Бучацкий, - установило позорный рекорд» „Приднестровье находится на первом месте в Европе по числу осужденных на 10 тысяч жителей. На втором месте идет Россия и Грузия – 59 человек. А у нас с учетом выехавших – порядка 100-150 тысяч выехали, причем самого активного возраста – у нас выходит 75-80. Но в России и Грузии понимают, что это ненормально. Ну, к примеру, в Финляндии 4,9, в двадцать раз почти меньше, чем у нас. Там понимают, что это ненормально и что-то надо делать. У нас нет, у нас считают: больше, больше, больше надо сажать. И садят, и садят.”

«Ваши статьи, - спрашиваю я Николая Онуфриевича, - помогают людям?». «Нет, - отвечает он, - на них никто не обращает внимания».