Ион Йовчев: „Нигде в мире нет такого, чтоб воевали против детей”

В тираспольском лицее им. Лучиана Благи побывал корреспондент Радиостанции Свободная Европа Андрей Бабицкий.
„Это я посадил четыре года назад”, - говорит мне Ион Йовчев, директор тираспольского молдавского лицея имени Лучиана Благи, указывая на вполне приличных размеров голубую ель слева от входа в здание школы. Справа еще одна ель, а на небольшом участке за углом – аккуратный крошечный газон с цветами. Вся наша беседа сначала с Ионом или Иван Иванычем, как называют его учителя и дети, потом с заместителем директора Татьяной Андриеш, а далее и с подключившимися к беседе преподавателями – это нескончаемый список обид, в который участниками вносятся все новые и новые дополнения.

В советский период в Приднестровье не было молдавских школ, говорит Йовчев, существовали молдавские классы в русских школах. А в Тирасполе в начале 90-х молдаване составляли 17 процентов населения, образование на молдавском языке было необходимо вводить. Конституция Приднестровья признает государственными языками молдавский, украинский и русский, и, видимо, было принято решение продемонстрировать заботу обо всех языковых группах региона.

Первоначально лицей, созданный в 92-ом году, носил название неполной средней школы номер 20. Тираспольские власти, давшие разрешение открыть образовательное учреждение для обучения на молдавском языке, довольно быстро пожалели о своем прекраснодушии и на школу обрушились проблемы, которые не выпускают ее из своих цепких объятий и по сей день. Справедливости ради следует отметить, что перерывы, подчас весьма значительные, во время которых атакуемая сторона имеет возможность отдышаться и прийти в себя, также случаются.

Первый звонок прозвучал почти сразу после открытия, когда возникли проблемы с учебниками, говорят Ион Йовчев и Татьяна Андриеш, замдиректора школы и преподаватель молдавского:
Татьяна Андриеш: „Мы сразу открылись на латинской графике, мы подчинялись министерству образования Молдовы и сразу начали нам препятствовать, потому что все школы некоторое время учились на латинской графике, потом отобрали все учебники, даже в русских школах, молдавский язык где преподавали, вместо них ввели уже другие учебники на кириллической графике, учебники старые. Но это очень больно для нас, потому что для молдаван тут никаких новых учебников, новых содержаний не было, это все было старое. И если тут изучали историю России, например, по новым учебникам, то нам привезли в школу учебник История Советского Союза – уже Советского Союза не было…

Ион Йовчев: Был у нас в школе генерал Лебедь, когда увидел такие учебники, говорит: «Я впервые в жизни вижу такое… Я хотел бы, чтобы дети тех, кто создал эти учебники, учились в этих школах…

Право на обучение по учебникам, разработанным министерством образования Молдовы, каким-то чудом удалось отстоять.

Вторая серия эпопеи – это уже 1994 год. Члены националистической организации «Русская песня» ворвались в школу, видимо, с песнями же, и разгромили ее полностью. За этим погромом стояли власти, утверждает Йовчев. В знак протеста, говорит он, молдаване решили выйти на улицу с маршем. Акция получилась довольно впечатляющей:
Ион Йовчев: „Был такой марш – обратить внимание не только здесь, в Тирасполе, в Кишиневе, но и вообще в Европе на то, что творится здесь в отношении коренного населения. Мы собрались в центре Тирасполя, и отсюда где-то четыре километра пешком прошли; и из Бендер – там есть на румынском языке лицей, в котором более 1500 детей и родителей – из Бендер тоже пришли сюда. Потом мне сказал замначальника милиции, что хотели применить даже физическую силу против тех, кто вышел показать, что мы хотим учиться на своем родном языке, что у нас есть это право, что есть такие родители, есть такие дети, есть такая школа, и она должна существовать”.

Следующие 10 лет – это относительное затишье, если не считать регулярно выбиваемых стекол, стычек с учениками расположенной за забором 4-й русской школы и появляющихся на стенах здания ночами надписях «Террористическое гнездо» или «Здесь обучают убийц».

В 2004 году школа повысила свой статус, став лицеем. И в этом же году власти решили взяться за учреждение основательно. Вот как вспоминает об этих событиях Татьяна Андриеш:

Татьяна Андриеш: „Они пришли после полуночи, местные власти дали добро, дали машины - камазы большие. Тут одна женщина бежит, говорит: ужас, что творится, ой, идите посмотрите! Было очень много милиционеров, весь вот этот квартал был окружен милицией, и тут была милиция не только из Тирасполя, была милиция из Григориополя и со Слободзеи, собралось столько, как будто тут какие-то террористы или какая-то банда. А тут один сторож, никого больше не было. И они погрузили все, они все отсюда вывезли – мебель в одну сторону, документацию в другую, а оттуда уже с каждым личным делом работал КГБ. У нас в школе было около 800 детей, так они вызывали каждого родителя и ставили перед выбором: или выбираете работу, если она у вас есть, или общежитие, где живете, или эту школу. Очень много родителей были вынуждены забрать детей, потому что у них нет другого места жительства, нет возможности куда-то ехать… Тогда, в 2004 году, у нас 243 ребенка, по-моему, осталось. Я знаю, что у меня в первом классе на тот момент было 28 заявлений, а когда пришли уже 1 сентября осталось только двое детей из 28-ми”.
Второй погром оказался куда более серьезным. Произошел он в конце учебного года и школу закрыли, не допуская туда сотрудников. Все лето вход в здание охраняли милиционеры, и администрация была лишена возможности провести плановые ремонтные работы, чтобы подготовиться к началу нового учебного года. Однако третьего сентября родители, ученики и преподаватели собрались у школы, чтобы поддержать свое учебное заведение.

Татьяна Андриеш: „До этого времени мы стояли вот тут у ворот, пикетировали, потом стали нас выгонять и отсюда, мы перешли через дорогу, это было 15 июля, июль, август, уже сентябрь родители были в таком шоке… Первого сентября нас не пустили сюда, мы 1 сентября ходили перед школой. Когда мы пришли, тут опять столько было милиции, все окружено, было дано распоряжение, чтобы троллейбусы, маршрутки три остановки проезжали без остановок. Но мы все-таки пришли сюда, дети пришли, мы хотели тут, перед воротами школы линейку устроить, нам не разрешили. Очень много детей было. Но знаете, как: машины едут, вот с этой стороны очень много машин, мы боялись, вдруг что-то случится. Но все было очень хорошо организовано, дети поняли, что мы попадем назад в свою школу”.

Ион Йовчев: „Мы хотели показать всему миру, что школа – это не здание; школа – это дети, школа – это учителя и родители. И вышло столько детей и столько родителей, мы доказали в течение 30 минут, что школа есть. И вы знаете, и пели, и речи даже были, и дети с цветами… И как было стыдно одному офицеру, когда наш ребенок подошел и дарит ему цветы! Он опустил глаза вниз, ему было стыдно. Было видно, что их заставили. Нигде в мире нет такого, чтоб воевали против детей”.

Власти все же дали временное разрешение заново открыть лицей, однако после погрома зданию требовался капитальный ремонт, и школа открылась только в январе 2005-го.

​Мы сидим в кабинете директора. Кроме Иван Иваныча в беседе участвуют еще пять женщин-преподавателей. Все наперебой вспоминают какие-то обидные и досадные мелочи. Женщина с ребенком пошла в поликлинику, и работник регистратуры при заполнении анкеты, услышав, что девочка учится в 20-й школе, зло хмыкнула: «Ага, та самая - бандитская». Синдром пребывания в осадной крепости изрядно расшатал нервы всем. Меня тоже, похоже, подозревают в неискренности, хотя прямо ни в чем не обвиняют. «Просто не знаем, кому верить, - говорит учительница географии. – Пришли тут из «России 24», снимали. И что, где это?»

«А вот, - в сердцах бросает другая женщина, - нашему школьному автобусу все время прокалывают шины. Водитель заезжает и выходит охранять его. Не может отлучиться ни на секунду».

«Почему Лучиан Блага?» - спрашивает сам себя Иван Иваныч и легко находит ответ на этот вопрос:

Ион Йовчев: „Потому что этот поэт, дипломат и гуманист родился в Трансильвании, где в то время, когда он был ребенком, он был вынужден учиться на немецком языке. А нас здесь заставляют, значит, на русском языке…

В городе есть еще один молдавский лицей – имени Дмитрия Кантемира, сейчас на российские деньги строится новое современное здание. Это учреждение напрямую подчиняется приднестровским властям и выполняет роль рекламного модуля, призванного продемонстрировать, что непризнанная республика проявляет заботу обо всех своих гражданах, независимо от их национальности. А подчиняющаяся Кишиневу школа так и остается на позициях изгоя.

Очередная, но, по всей вероятности, не заключительная часть Марлезонского балета – 2013-2014 годы. Тут даже несколько красивых историй. Первая – колючая проволока, которой администрация еще одной соседней школы – спортивной – решила отгородиться от лицея. Ее протянули прямо перед входом в здание, поскольку собственной территории у молдавского учреждения нет - лишь узкая заасфальтированная дорожка прямо вдоль фронтальной стены. Таким образом, выходя из школы, дети сразу утыкались носом в очаровательную заградительную сетку. Простояла эта конструкция четыре месяца, потом, видимо, кому-то все-таки стало стыдно.

Следующий эпизод – комплексная проверка, в которой оказались задействованы прокуратура, налоговая служба, санэпидстанция, госконтроль.

Ион Йовчев: В 2013 году, перед тем, как Республика Молдова уже должна парафировать Соглашение об ассоциации с Евросоюзом, опять взялись за нашу школу. Основанием послужила мнимая жалоба одной нашей учительницы на имя прокурора республики. Боже мой, что творится в данном здании, в данной школе! Что я тиран как директор, что здесь у нас антисанитария, люди не получают зарплату месяцами, не кормят детей, нет горячего питания, и вообще… Как будто написала она эту жалобу. Прокурор… Она не написала…. Самое главное – что мы не получаем зарплату. И вот прокурор направляет сюда три комиссии с проверкой.

После нескольких визитов в школу прокурорских работников, вызовов Йовчего на заседание госкомиссий, требований выдать финансовую документацию суд обязал директора и бухгалтера выплатить штрафы в размере трех тысяч леев. На том и разошлись. Но ненадолго.

Последняя по счету громкая история - арест, наложенный на зарплату сотрудников. Рассказывает Ион Йовчев:

Ион Йовчев: „Самое страшное было 5 февраля 2014 года, когда мы вместе с водителем и бухгалтером поехали в Каушаны получить зарплату учителей. Эта зарплата была 114 тысяч леев, где-то 8 тысяч 300 долларов. На таможне без декларации можно до 10 тысяч. У меня было 8 300. Через таможню прошли очень-очень спокойно, тот: «Давай-давай, вы свободны». И уже, когда проехали через село Парканы, нас остановили вначале ГАИ, а потом дополнительная таможенная служба. И, конечно, прямо в багажник, а потом нашли эти деньги. Забрали деньги, потом составили протокол, потом взяли наш мобильный, печати, мой фотоаппарат, это на холоде, держали более пяти-шести часов, потом пришли военные, комендатура, замначальника милиции, потом спецназ, были с этими черными чулками… И вообще, это был как какой-то фильм – нашли контрабандиста, это я. Аж где-то в восемь вечера нас привезли сюда в Тирасполь, я дома был в девять”.

Деньги все же вернули через два месяца – после проверок.

Все-таки для чего вся эта нескончаемая борьба за выживание, за право сохранять отношения с Кишиневом? Иван Иваныч считает, что так надо:

Ион Йовчев: „Здесь воспитываем у детей чувство достоинства, они должны хорошо знать свой родной язык, свои корни, своих предков, знать, кто мы есть. Вообще – быть людьми”.

Проблемы никак не желают заканчиваться. Буквально в течение последнего месяца стало ясно, что преподаватели лицея не имеют права рассчитывать на пенсию. Рассказывает Татьяна Андриеш:

Татьяна Андриеш: „Мы знаем, что закон по пенсии действует по месту жительства. Так как мы живем в Тирасполе или Слободзейском районе, мы оформили пенсию здесь, как положено, на базе всех документов, представленных законно. И вот сейчас стали вызывать по одному и говорить, что вам удерживается пенсия в связи с тем, что не были уплачены эти взносы в пенсионный фонд. Но есть двухсторонняя договоренность, и вот мы никак не можем понять, почему мы должны страдать”.

Татьяне сказали, что она должна будет вернуть пенсию, которую получала в течение 6 лет – порядка 4 тысяч долларов.

Что будет дальше, не знает никто.

Ион Йовчев: „Не то, что нас оставят в покое. Очень большой вопросительный знак для нас – будут эти школы существовать дальше или нет? Этот год мы заканчиваем, а что будет 1 сентября – не знаем. Почему, когда мы начали беседу, спросили насчет Украины. Потому что мы считаем, что очень много зависит от того, что будет в Одесской области. И очень жду 27 июня, когда будет подписано… Одно могу сказать: что такие школы – они должны быть. Проблемы есть, их надо решать. Политические, любые. Но есть дети, есть родители, которые имеют право выбрать школу и язык обучения”.

Солнце припекает нещадно. Занятия закончились. Иван Иваныч выходит меня провожать и здоровается с мужчиной, припадающим на клюку во время ходьбы: «Мое почтение, доктор». И улыбается.