Скажите, какой, на ваш взгляд, мог бы быть сегодня приемлемым для ДНР и ЛНР предмет переговоров?
Мы должны добиться того, чтобы прекратилась война. Она не прекратится до тех пор, пока здесь, на территории Донецкой и Луганской республик – Новороссии будут находиться нацгвардия, специальные батальоны МВД и подразделения украинской армии, которые запятнали себя в карательных операциях.
А вы считаете, что отвод войск, в принципе, возможен в сегодняшней ситуации?
А другим способом прекратить огонь не получится. Когда войска находятся в огневом контакте, ну, когда такое количество вооруженных людей находится друг напротив друга, проконтролировать, сколько бы наблюдателей мы сюда не отправили, проконтролировать и добиться того, чтобы никто ни в кого не стрелял, не получится. Вот увидите. Мы будем пытаться. Как это все будет проходить… Но до тех пор, пока здесь будут находиться оккупационные войска, стабилизировать ситуацию не получится.
Но у вас, наверное, есть какая-то информация из Киева. Как вы думаете, там существуют силы, которые готовы, скажем, пойти на развод войск?
Пока партия войны в Киеве сильнее, чем партия мира. Это, к сожалению, так. Надо сказать, что политическая элита киевская, которая приветствовала Майдан, которая привела к гражданской войне, она в основном финансируется и идеологически подпитывается Соединенными Штатами Америки. А американцы нацелены на то, чтобы здесь, в центре Европы, была война, чтобы рассорить Россию с Европой, чтобы втягивать и ослаблять экономики этих стран. И, к сожалению, вот эта часть псевдо-украинской элиты, она работает сейчас против Украины, против граждан Украины.
Пару или три месяца назад, я точно не помню дату, вы публично говорили о том, что не поддерживаете аннексию Крыма. Как сегодня вы относитесь к этой проблеме?
Я считаю, что если бы тогда это не было бы сделано, то, боюсь, что там были бы такие же бои, как здесь, и гибли бы люди.
То есть, ваше отношение изменилось?
Знаете, я не говорю о том, что поддерживаю или не поддерживаю. Я говорю о том, что существовали другие сценарии, которые из-за действий украинской власти, к сожалению, не были осуществлены. Ведь я помню, как – я участвовал в этих… как бы не переговорах, а консультациях, ведь там требования-то были крымчан примерно такие же, как у нас. Только в отличие от нас они сразу хотели конфедерацию. Они хотели свои вооруженные силы, потому что не верили Киеву, и они хотели проводить самостоятельную культурную и финансовую политику. Они были согласны остаться в составе Украины, украинская символика, с украинскими пограничниками, с украинской таможней. Но в ответ на это Киев возбуждал уголовные дела против лидеров крымского парламента, и сказал, что – нет, только унитарность. Вот мы наблюдаем тот же сценарий, который был здесь –только унитарное государство, мы наведем порядок, мы всех пересадим… Ну, просто такая была ситуация, выхода не было у них, надо было защищать и себя, и людей. Здесь ведь то же самое было. Ведь если бы там несколько месяцев назад киевская власть сказала, что – да, хорошо, давайте обсудим вопросы там автономии или федерации, давайте решим вопрос второго государственного языка… Ведь наши требования были просты. Ну, неужели было проще убивать людей, разрушать страну, чем решить какие- то вещи. Что, русский язык – он что? Что здесь такого страшного, в русском языке, на котором говорит как минимум половина населения Украины? Что страшного сделать его вторым государственным? Что страшного было в том, чтобы отдать финансовые и культурные полномочия в регион?
Скажите, развал страны, на ваш взгляд, уже непреодолим?
Ну, надо сказать, что мы имеем то, что имеем. Состоялся референдум, люди сделали свой выбор. Мы дальше будем … наша задача как парламентариев: доносить волю людей. И выполнять ее. И этим мы будем заниматься. Как люди решат, так мы и будем делать.