У Карловарского кинофестиваля отличный дизайнер, превративший номер 49 в овцу. Вместе с прочими овцами-синефилами я посмотрел три десятка фильмов на лучшем кинофестивале Центральной Европы. Прежде ее называли Восточной, но сейчас границы дрожат, от Кремля вновь веет холодом, и озноб чувствуется даже в городке, половину населения которого составляют водянистые российские пенсионеры. В огромном отеле "Термаль", торчащем, как жуткий советский зуб, посреди курортной зоны, неожиданно нашлись свободные номера – неслыханное дело в разгар сезона. Туроператоры жалуются, что гостей из России этим летом стало заметно меньше. Жены и бабушки путинских клерков присягают на верность новому изоляционистскому курсу отказом от заграничного отдыха. Сказались также падение рубля и русофобофобия. Для появления последнего синдрома имеются скромные основания: по ночам неведомые партизаны расклеивают в Карловых Варах вот такие стикеры.
Авторы намекают на похищение Крыма, так что перевод неточный: vlast по-чешски – родная страна.
Настроения тех, кто приехал в Карловы Вары из Москвы, самые унылые. Фестиваль начался через несколько дней после вступления в силу запрета на ненормативную лексику в кино. Герои почти всех новых фильмов не знают об этом идиотском законе и говорят, как им вздумается. Вполне естественно матерятся и молодые люди из Норильска ("Комбинат "Надежда"), и персонажи фильма Андрея Звягинцева "Левиафан", снимавшегося в Мурманской области, и оппозиционеры из документальной ленты "Срок", а героиня комедии Welkome Home пишет слово из трех букв на пыльном стекле машины. Что теперь делать? Запикивать, вырезать, переснимать? Беда в том, что ответственность лежит на кинотеатрах: даже если картина получила прокатное удостоверение, кинотеатр оштрафуют за показ версии, не прошедшей цензуру.
Еще один бюрократический замысел, который всех тревожит, – оформление прокатных удостоверений для фильмов, предназначенных лишь для показа на российских фестивалях. Соблюдать новые правила невозможно технически: программы составляются и корректируются в последний момент, запрашивать разрешения нет времени, и фестивали оказываются под угрозой срыва: первой жертвой может стать "Послание к человеку" в Петербурге.
Все эти запреты лишь детали большого механизма конфронтации между Россией и Западом, и кинематографисты из Москвы похожи на советских интеллигентов, которые в конце 20-х годов ездили в командировки в Париж или Берлин. Они еще общаются с эмигрантами и обсуждают совместные проекты, но с журналистами говорят крайне осторожно, опасаясь брякнуть что-нибудь нелояльное. Когда микрофон выключен, все начинают проклинать Мединского, Путина, депутатов, бредовые законы, но ясно, что к серьезному сопротивлению никто не готов. По-моему, стоило бы противостоять системе хотя бы в мелочах: например, устроить коллективную акцию протеста против запрета мата, перформанс придумать или бойкот объявить, но похоже, что почти все режиссеры, а тем более продюсеры готовы к любым компромиссам: будут и заглушать, и вырезать, и перемонтировать. "Какая у тебя красивая жопа!" – говорит герой вполне невинного фильма своей жене. На всякий случай решили и это слово, запретным не являющееся, запикать, и фраза стала непристойной: зритель наверняка заподозрит, что муж похвалил нечто иное.
К сопротивлению никто не готов, зато главная тема кулуарных разговоров – варианты эмиграции. Пока еще действует закон, дающий возможность на получение вида на жительства в Латвии при приобретении недвижимости на 140 тысяч евро. Скоро сумма вырастет до 250 тысяч, так что на латвийском рынке суета: встревоженная интеллигенция спешит купить квартиры в Риге и домики в Юрмале, чтобы была возможность свалить, если Бастрыкин с Мизулиной продолжат в том же духе. Пугает тружеников российского кино и бесцеремонный арест их коллеги Олега Сенцова; как раз во время фестиваля появилась запись его выступления в зале суда. Союз кинематографистов Чехии подготовил во время фестиваля обращение в поддержку арестованного ФСБ режиссера. Коллективных писем в его защиту и до этого было немало, даже Михалков что-то пикнул, но это ничуть не помогло, срок ареста продлен до 11 октября.
Недавно кто-то интересовался в "Фейсбуке", как посмотреть фильм "Левиафан", исключенный из программы ММКФ и тогда еще не получивший удостоверения (сейчас оно есть, но прокат картины под вопросом: Андрей Звягинцев говорит, что решение о том, что делать с ненормативной лексикой, не принято). Я хотел посоветовать спрашивавшему приехать в Карловы Вары, но решил, что такая радикальная рекомендация прозвучит невежливо. В самом деле, на фестивале показали всё интересное кино, снятое в этом году в России и рядом с нею, в том числе фильмы "Срок" и "Майдан", которые вряд ли появятся в российских кинотеатрах и уж тем более на телеэкранах. "Класс коррекции" Ивана И. Твердовского, фильм об ужасах российской школы, где преподают и учатся бессердечные злодеи, получил награду в конкурсе "К востоку от Запада".
Это политика и суета, а вот что в самом деле было примечательного в Карловых Варах:
- "Восход солнца" среди ночи. Один из величайших фильмов немой эры Sunrise (1927) Фридриха Вильгельма Мурнау показывали на стадионе с лайв-сопровождением группы Ohm Square, которая несколько лет работала над экспериментальным саундтреком к картине. Непривычно слышать не бренчание тапера, а перетекающие одна в другую песни. Порой они конфликтовали с изображением, но все же получилось занятно, и мне кажется, что Мурнау был бы озадачен, но доволен. Пересмотреть "Восход солнца" стоит еще и потому, что почти все актуальное фестивальное кино после этого снятого почти 90 лет назад шедевра кажется убогим и старомодным. Специальный приз жюри и награда за режиссуру Карловарского фестиваля достались фильму Дьердя Пальфи "Свободное падение". Решение непостижимое: прямолинейный сюрреализм Пальфи (тараканов расстреливают из ружья, голая хозяйка принимает одетых гостей, гинеколог запихивает младенца в чрево матери) выглядит неприлично устаревшим: Бунюэль делал то же самое 40 лет назад и в 40 раз лучше.
- Цай Минлян. Великий тайваньский режиссер после прошлогодней премьеры "Бродячих псов" в Венеции намекнул, что уходит из кино. Будем надеяться, что это решение не окончательное. Тем не менее все крупные фестивали включили в свои программы его фильмы: в Берлине показали "Путешествие на запад", в Роттердаме – альманах с новеллой, снятой в Кучинге, где родился Цай; даже ММКФ о нем не забыл, а в Вене, на Wiener Festwochen, в мае и июне прошла грандиозная ретроспектива: все фильмы, инсталляция и самое интересное – спектакль. Актер Ли Каншен в монашеской робе лежал на полу странного, спиралью лестниц уходящего вверх зала художественной академии. Монаха оплели пауки, из его головы выросло дерево, потом он молился, Дорис Дэй спела песню Sentimental Journey Home, и монах скромно скушал свой хлеб насущный. Два последних фильма Цая показали и в Карловых Варах. В фестивальные кинотеатры теперь стали пускать собак, даже продают им билеты и выдают аккредитации, и на фильм "Бродячие псы" пришла зрительница с королевским пуделем (видимо, думала, что фильм про собак). Когда Ли Каншен, рыдая, стал раздирать кочан капусты, возмущенная хозяйка вывела пуделя из зала, и пес сиял в полумраке под экраном, словно дьявол.
- Реставрация. В Карловых Варах всегда показывают фильмы, восстановленные Чешским киноархивом, на этот раз были две замечательные картины: хаотичная комедия "Шмары старого бандита" и "Поезда под особым наблюдением" Иржи Менцеля – быть может, лучший фильм о Второй мировой войне, замечательное противоядие от всей пафосной ура-патриотической галиматьи, которую снимают теперь в России. Дигитальную реставрацию часто критикуют, но "Шмары" восстановлены превосходно, показывали фильм в бонбоньерке старого карловарского театра, и сочиненная к премьере музыка была очень хороша.
- Сериал Дюмона "Малыш Кенкен". Брюно Дюмон снял комедию для телевидения, кинопремьера была на Каннском кинофестивале, а в Карловых Варах (Каннах для бедных) ее повторили. Дюмон, называющий себя атеистом, делает фильмы о нескончаемом сражении Бога и Дьявола. Бесы вселились во всех без исключения персонажей его комедии: сыщиков, подозреваемых, жертв, даже в коров и свиней. "Малыш Кенкен" – новый "Твин Пикс", фильм о непостижимых преступлениях, которые совершает сама природа.
- Ретроспектива Бена Риверса. Такой полной программы фильмов маленького британского режиссера никогда еще не было. В Карловы Вары привезли совершенно всё, что он снял, от первых короткометражек, изготовленных в раковине на кухне, до прошлогоднего маловразумительного фильма "Заклятье, разгоняющее тьму". Риверс увлечен идеей бегства от цивилизации, его герои – эскаписты, подобно Унабомберу, строящие хижины в лесу и размышляющие о том, что рано или поздно Земля очнется и стряхнет с себя жалких людишек. Кто же будет смотреть кино, если предсказания Риверса сбудутся?
- Фиолетовый и белый. После "Восхода солнца" новое кино кажется убогим, но два фильма из Карловарской программы произвели на меня впечатление. Это "Белая тень" израильского видеохудожника Ноаза Деше: зловещая история танзанийских альбиносов, которых убивают и расчленяют по заказу колдунов, чтобы смастерить из их конечностей амулеты, и Violet, полнометражный дебют бельгийца Баса Девоса. Violet показывали на Берлинале, но, к сожалению, не в "Форуме", объединяющем экспериментальные работы, а в молодежной секции Generation 14plus, он получил там приз жюри, но мало кем был замечен. Составители карловарской программы разумно поместили его в секцию "Иной взгляд". Это фильм о скорби юного велосипедиста, на глазах которого убивают друга, снят он отчасти на восьмимиллиметровую пленку, которую сейчас почти не используют, хотя она дает грандиозный, ни с чем не сравнимый цвет. Ближайший родственник Баса Девоса в кино – Хармони Корин, певец провинциальных тинейджеров, но, в отличие от фильмов Корина, в Violet нет никакой разнузданности, все зыбко, непроявленно и двусмысленно. Я намеренно не перевожу название, потому что violet – не просто последний цвет спектра, приближающийся к границе невидимого ультрафиолета, не только песня группы Deafheaven, звучащая в фильме, но и violent без одной буквы, а заодно, как я подозреваю, намек на Het Boek Van Violet En Dood, "Книгу фиолетового и смерти" – итоговый роман Герарда Реве. Картины Деше и Девоса – совсем новое кино, и после таких сеансов наши русские разговоры о Мединском, матерных словах и цензуре кажутся совсем ничтожными.