В 1968-м, после ввода войск в Чехословакию, ЦК КПСС постановил в 10-дневный срок издать пропагандистскую "Белую книгу" ("Материалы о контрреволюционном заговоре против социалистической Чехословакии").
Поручили дело Агентству печати "Новости". Определили объем – "15-17 печатных листов на русском, чешском, словацком, немецком, польском, венгерском, болгарском, английском, французском, испанском, арабском и по необходимости на других языках". Объем нешуточный, а сроки предельно сжаты. Как собрать и обработать за это время необходимый материал, раскрывающий "подготовку и характер контрреволюционного заговора" (эта формулировка должна была вытеснить обросшее позитивными коннотациями словосочетание "Пражская весна")? Откуда взять "доказательства" замысла "антисоциалистических сил, направленного на отрыв Чехословакии от социалистической системы и реставрацию капитализма"? – Министерство обороны, КГБ и ТАСС обязали предоставить документы и материалы.
В горячке событий (надо успеть к назначенному сроку, притом что пропаганда не являлась главной функцией военных и кагэбэшников) Министерство обороны и КГБ выдали кучу своих материалов, отчасти совершенно секретных. Но публиковать большинство из них было невозможно. Даже не по причине военных и политических тайн, в них содержащихся. А потому, что такая публикация противоречила бы контрпропагандистским целям издания и могла вызвать у читателя скепсис, недоверие и горькую усмешку.
Вот лишь некоторые из пассажей секретных многостраничных материалов, которые никогда не увидели читатели "Белой книги":
"Собравшиеся толпы контрреволюционеров выкрикивали грубые антисоветские лозунги: "Бей фашистов", "Оккупанты, убирайтесь домой", "Вы действуете, как фашисты", "Смерть фашистам" и др."
Это из справки начальника особого отдела КГБ (войсковая часть 32050) майора Зорина. А вот докладная инструктора политотдела 38-й армии подполковника Косенкова начальнику политотдела в/ч 48927 о положении в районе Оломоуц:
"…по предложению инженера Забранского (махрового правого) было принято решение объявить Оломоуц "мертвым городом", что означало не вступать в контакт с советскими солдатами, не выходить в город, не давать воды.<…> В течение 22, 23, 24, 25 [августа] город покрывался во все более увеличивавшихся количествах лозунгами, надписями; 26-го уже появляются лозунги "Бейте оккупантов, как Зоя Космодемьянская" (ну, как назвать этот лозунг антисоветским? – В.Т.), радио подпольное города и района Оломоуц призывало на смертный, святой бой против оккупантов".
На основании агентурных данных сообщалось и о якобы существовавшем заговоре проституток. Непонятно только, что они замышляли: то ли вступать в интимную близость с доблестными советскими воинами с целью их морального разложения и ослабления боеспособности, то ли, напротив, отказывать им в братской советско-чехословацкой любви и дружбе? Командование 20-й гвардейской армии доносило маршалу Петру Кошевому:
"30.9.68. газета "Свобода", орган Средне-Чешского обкома КПЧ, поместила статью, в которой одобряется расправа над девушками (были избиты и острижены) за общение с советскими солдатами. Газета писала "Не подавать как можно дольше руку этим девушкам".
Вообще-то и советское армейское командование к таким контактам относилось настороженно. "Культурно" дружить – пожалуйста, а вот отношения между полами, чреватые любовью, – это ни-ни… Но от дружбы чехи почему-то уклонялись.
Из того же донесения командующему Группы советских войск в Германии Петру Кошевому:
"На установление тесных контактов и дружеских связей партийные, местные органы власти и командование частей ЧНА (Чехословацкой народной армии. – В.Т.), как правило, не идут <…> На предложение дать концерт в бригаде обслуживания МНО (Министерства национальной обороны. – В.Т.) начальник политотдела подполковник Стенлд ответил: "Смотреть ваш концерт, когда ваши войска находятся здесь, просто невозможно". <…> Командир полка ПВО подполковник Родгуски <…> заявил: "Можно заставить по приказу что-нибудь сделать, но нельзя заставить по приказу думать, изменить свои убеждения". 2.9. Первый секретарь райкома Прага-4 Копецкий заявил: "Вы – оккупанты, захватили нашу страну, и в этой обстановке не может быть речи о дружеских отношениях с советскими войсками".
Поначалу отсутствие дружелюбия даже изумляло и обижало некоторых советских военнослужащих. Капитан Дроздов, старшина Михеенко, старшие сержанты Храмов, Шмаров и Козловец (в/ч 11943), которым поручено было охранять от митингующих пражан один из мостов чешской столицы, жаловались начальству:
"23 августа 1968 года граждане замолкли, никто к нашим военнослужащим не подходил, разговоров не заводил, а если кто пытался, его окриком обрывали "молодчики", которые группами находились неподалеку. Под мостом находился туалет, который специально был закрыт, чтобы наши военнослужащие им не пользовались".
Если же некие отношения между советскими военнослужащими и местными все же складывались, то это тоже беспокоило и чехословацкое, и советское политическое руководство. Посол в Праге Степан Червоненко переслал в МИД и министру обороны следующее сообщение:
"Советские солдаты меняют консервы на деньги или вино (некоторые районы Южно-Моравской области)".
В той же депеше приводились и другие примеры попыток установления "дружеских отношений":
"В деревне Дубе на Тирепицку некоторые жители пригласили в свои квартиры солдат и угостили их алкогольными напитками. После этого советские солдаты, будучи в нетрезвом состоянии, допускали различные безобразия (стреляли, например, в работников госбезопасности). Ранен никто не был".
Бывали и более серьезные последствия:
"…в Долни Логоте, район Индржихув Градец, восемь советских солдат пили в местной пивной. Поздним вечером в ходе дебатов возле пивной был ранен в ногу из пистолета студент Владимир Мотл (солдат, по-видимому, играл с пистолетом. – В.Т.), солдаты с места действия уехали".
В общем, к моменту выхода "Белой книги" дружеские отношения между оккупантами и оккупируемыми как-то не сложились. Но ведь и в качестве образцов "контрреволюционной диверсии" все это не тянуло. Были эпизоды и посерьезнее. К примеру, сообщение о том, что "в деревне Войковице была отравлена вода (мышьяком), предназначенная для советских войск". В сводках особистов это проходит дважды. Первоначальное донесение выглядело так:
"3 сентября с.г. врачом в/ч 86725 (понтонно-мостовой полк) была сдана вода на проведение анализа на ОВ (отравляющие вещества. – В.Т.) в санитарно-эпидемиологическое отделение <…>. Вода взята из городского водопровода М. Войковице из крана, расположенного вблизи пивоваренного завода. Данной водой пользуется понтонно-мостовой полк. <…> После проведения анализа воды было обнаружено в воде содержание мышьяка 0,004 мг на 1 литр воды. По заключению специалистов, данный % содержания мышьяка не опасен. Но мышьяк имеет свойство не растворяться в организме, что приводит к медленному отравлению. <…> Следует также отметить, что место забора воды не охраняется.
Оперуполномоченный
Техник-лейтенант
Хорьков"
Не надо было быть опером и техником-лейтенантом, чтобы догадаться, что из городского водопровода пьют все, а не только советские воины, приехавшие на танках оказать чехам и словакам "братскую помощь". Ясно было, что и местное пиво, которое солдатам пить не запретили, содержит в микродозах те же арсениды, которые были найдены в используемом для его производства воде. Возможно, на Лубянке выяснили и то, о чем многократно писали советские геологи: некоторые угли Чехословакии содержат богатые мышьякопроизводные компоненты. Короче, в "Белую книгу" этот эпизод в качестве иллюстрации "контрреволюционного заговора против социализма", как и все вышеприведенное, не попал.
***
Но оказалось, что можно обойтись и придуманными ранее пропагандистскими байками…
Задание ЦК было выполнено в срок.