15-16 августа для участия в боевых действиях на востоке Украины из Пскова была отправлена первая тысяча человек из дислоцирующейся в городе 76-й десантно-штурмовой дивизии. Назад пришли гробы. Десантники и их родственники отказываются от "командировки". Есть данные, что командование теперь собирается отправить на Украину призывников-"срочников".
События в частях 76-й гвардейской десантно-штурмовой Черниговской дивизии всегда определяли жизнь в Пскове, и в целом – в Псковской области. Военнослужащие этой дивизии для многих семей являются единственными кормильцами, на них оформляется военная ипотека, практически обеспечивающая семьи жильем. Неудивительно, что в случае начала боевых действий, будь то в Чечне, в Грузии или, как сейчас, на Украине, весь Псков замирает и, затаив дыхание, ждет: пошлют ли их отцов, мужей, сыновей и братьев в горячую точку, или нет. Причем информация об этом командованием дивизии всегда тщательно скрывается. Десантников предупреждают "о неразглашении". А в самой дивизии недавно была упразднена должность офицера по связям со СМИ.
Конечно, скрыть такую информацию от общества невозможно. Первый "звонок" прозвучал 16 августа, когда стало известно об отправке на Украину около тысячи десантников. Лидер псковской организации партии "Яблоко", депутат Псковского областного собрания Лев Шлосберг рассказывает о том, что на сегодня ему известно об участии псковских десантников в боевых действиях в Донбассе:
– Псков знает, что 15-16 августа на Украину была отправлена сборная бригада, составленная на основе подразделений 76-й десантно-штурмовой дивизии. Эта бригада после 18 августа вступила в боевые действия на территории Украины, перейдя границу в Ростовской области. Она понесла потери, потому что себя обнаружила боями. Именно тогда погиб получивший огромную известность Леонид Кичаткин и многие другие военнослужащие, точное число которых неизвестно. Люди, которые принесли нам записи разговоров, опубликованные в последнем номере газеты "Псковская губернiя" в статье "Всю роту положили", утверждают, что первая сводная рота, входившая в этот состав сборной бригады, погибла почти полностью. В живых осталось около десяти человек. Штатный состав роты – 80 человек, но он может быть и больше, в зависимости от военной задачи. Соответственно, если оценка самих военнослужащих верна, то получается, что погибли не менее семидесяти человек. Только из одного воинского подразделения.
Лев Шлосберг добавляет, что таких рот было несколько, поэтому общий масштаб потерь оценить очень сложно:
– Было известно (и люди, связанные с дивизией, об этом говорили открыто, и Псков тоже об этом знал), что на 29 августа была запланирована отправка на Украину еще одной сборной бригады, еще одной тысячи человек. Люди буквально сидели на чемоданах и ждали приказа. Но 29 августа такого приказа не поступило. По тем обрывочным сведениям, которые имеются сейчас, отправки пока еще не было. Возможно, масштабы международного скандала, в том числе и раскрытие части информации о погибших российских военнослужащих, остановили эти планы и заставили либо отсрочить отправку, либо отменить ее вообще. Известно, что дивизия получила задание на формирование трех бригад, т. е. три раза по тысяче человек, и с формированием уже третьей бригады возникли очень серьезные проблемы. Люди отказываются идти на эту войну. Возражают сами военнослужащие. Они отказываются быть "пушечным мясом", которое незаконно перемещают на территорию другого государства для ведения этих боевых действий. Кроме того, решительно против отправки возражают семьи военнослужащих. Им не нужен "груз 200". Поэтому появилась информация, что третью бригаду будут формировать за счет солдат срочной службы, в принудительном порядке, проведя "Курс молодого бойца" и заставив подписать контракты. Такие были планы.
Лев Шлосберг отмечает, что в такие планы можно верить, поскольку, по его словам, отношение к законности в российской армии – чрезвычайно низкое:
– Кроме того, с количеством жертв и раньше не считались, и сейчас не считаются. То есть, если сказано, что есть неофициальная военная задача и нужно добиться ее выполнения, взять Донецк под свой контроль, взять Луганск под свой контроль, выдвинуться к Мариуполю или еще что-нибудь, то будут посланы силы в том количестве, которое будет признано необходимым для осуществления этой задачи. И, если люди погибнут, какая-то часть людей, им на смену будут посланы другие люди. Никто из лиц, принимающих политические решения, давно над убитыми не плачет. В этом причина безумия принимаемых политических решений. Люди, их принимающие, давно перешли "барьер крови". Для них не существует масштаба личной трагедии человека. У них в головах осталась одна шизофреническая геополитика, и она окончательно свела их с ума.
После публикации в газете "Псковская губернiя" статьи "Война спишет всё" о погибших на Украине десантниках, 29 августа на Льва Шлосберга было совершено нападение, он получил травму головы и сотрясение мозга и сейчас остается на лечении в Псковской областной больнице, где у его палаты дежурят два охранника, выделенные и.о. губернатора Андреем Турчаком. За прошедшую после нападения неделю в Псков зачастили журналисты. Нападения теперь уже на них, всего было девять случаев, продолжались все это время, говорит сотрудник газеты "Псковская губернiя", писатель Андрей Семенов:
– До этих событий в Пскове никогда не было нападений на журналистов. Все эти журналисты, за исключением Льва Шлосберга, были из других городов, из Москвы и Петербурга. И в таких условиях псковским журналистам тоже становится небезопасно работать. Передвигаться по городу, а не только по кладбищам, где хоронят военнослужащих… Надо сказать, что у нас выбор небольшой. Либо мы рассказываем о том, что происходит, либо мы молчим. Большая часть псковских журналистов, судя по всему, выбрала второй путь. Они молчат, – говорит Андрей Семенов.
Никто в Пскове, например, не смог ничего выяснить о том, куда отправились в трехмесячную командировку бойцы входящего в состав дивизии подразделения спецназа ГРУ, которые, кстати сказать, к 8 сентября должны уже возвратиться. Эта секретность, гибель товарищей, неопределенность статуса отправляемых на Украину десантников, официальное отрицание того, что Россия ведет военные действия на территории этой страны, постоянный обман со стороны командиров – все это вызвало недовольство в частях 76-й дивизии и среди их близких. Десантники предоставили Льву Шлосбергу запись телефонных разговоров участников боевых действий. Из этих переговоров можно представить, какие серьезные потери понесли десантники. Почему десантники решили рассказать правду? Лев Шлосберг объясняет:
– На наших глазах сменились многие командующие Псковской дивизией. Они находятся здесь, как правило, очень ограниченное время. Для Пскова это – высокопоставленные военные. А для всех Вооруженных сил это всего лишь командиры одного из ведущих боевых подразделений. Над ними есть лица, принимающие решения. К ним относятся главнокомандующий и министр обороны. И всё. Даже командующий ВДВ – это всего лишь исполнитель. Поэтому говорить о позиции военных на уровне Пскова вообще невозможно. Ее нет по определению. По-человечески люди возмущены очень сильно. Мы бы никогда не получили эти записи, если бы люди не возражали против такого скотского отношения к самим себе. Они – военные. Это – их работа. Они могут воевать где угодно. Могут на Украине, могут в Германии, могут в Африке… Куда пошлют, там и будут воевать. Но они хотят знать, что это – законный приказ, что государство официально ведет войну и им поставлена военная задача. Но когда командующий ВДВ им говорит в лицо: "Наша дивизия не понесла боевых потерь"... А у них каждый день похороны. Им хочется набить морду этому начальнику. И они об этом говорят совершенно прямо и откровенно. Так использовать вооруженные силы – очень оскорбительно, унизительно и очень подло. Это тот внутренний протест, который зреет. Но в российской армии он никогда не выйдет на поверхность. Представить себе, что в царской России взбунтовался какой-нибудь императорский полк, можно было, могли даже выйти на Сенатскую площадь. А полки сегодняшней российской армии не взбунтуются. Но будет некоторое настроение. А сейчас власть боится даже настроений! И это настроение, которое возникло в армии после этих тайных боев, тайных потерь, тайных похорон для власти – совершенно разрушительно. К власти стали относиться с презрением. "Вы послали нас на войну? Ну, скажите, черт возьми, что у нас – война! Прямо дайте нам приказ идти туда-то. Мы пойдем. Мы военные. Но вы нас за людей считаете. Как вы можете говорить, что нас там нет, если мы там есть? Как вы можете говорить, что мы не несем потери, когда мы несем потери. Как вы можете хоронить нас тайно и снимать таблички с именами и датами жизни и смерти с крестов? Кто давал вам такое право?" И власть испугалась этой реакции.
Лев Шлосберг убежден: нападение на него 29 августа было тщательно спланировано:
– Люди знали маршруты, по которым я хожу по городу, знали, где я живу, где моя общественная приемная. Они четко просчитали место, где было наиболее удобно совершить нападение. И действовали очень профессионально. Они меня сразу же "выключили" ударом сзади по голове, а потом избивали лежащего. Событий после удара, которые произошли со мной в течении полутора часов, я не помню совершенно, пришел в себя уже здесь, в больнице. Вопрос заключается в уровне принятия решения о моем избиении. Обиделся ли, грубо говоря, на меня кто-то в дивизии или рядом с дивизией, или обиделся кто-то в Москве? Это – важный вопрос. Если решение было принято раздраженными военными, не выполнившими приказ о режиме секретности, это – одна ситуация. Если решение принимали какие-нибудь гопники, связанные с военнослужащими, это – еще одна ситуация. А если это решение лиц, уполномоченных принимать политические решения, публично и не публично, то это – акция политического устрашения по всей своей фабуле, по сюжету. Я, безусловно, склоняюсь к этому варианту, но он должен быть доказан следствием. Я не могу сейчас назвать ни одного имени предполагаемых организаторов. Узнать их имена, а я уверен, что их – несколько человек, можно будет, лишь, выйдя на исполнителя и заставив его говорить. Но это – вопрос к следствию. У него в руках соответствующие инструменты.
При этом в Псковской области сейчас завершается кампания досрочных выборов губернатора и глав муниципальных округов. Льву Шлосбергу, как Оксане Дмитриевой в Петербурге, не позволили преодолеть "муниципальный фильтр", что привело к резкому росту числа желающих испортить 14 сентября бюллетени:
– Исполняющий обязанности губернатора Андрей Турчак с начала предвыборной кампании эксплуатировал тему "Крым" и "Украина" по полной. После аннексии Крыма я был представлен как "предатель" и представитель "пятой колонны", и это был нормальный ход человека, исповедующего "нашистские" взгляды. В ответ я консолидировал ту часть общества, которое протестует против такой политической позиции. Наше противостояние привело к определенной поляризации общества. Мне известно, что еще до Крыма и Украины Андрей Турчак продавил через администрацию президента решение о моем неучастии в избирательной кампании. Он считал меня, вполне обоснованно, единственным неподконтрольным соперником. Он не ошибся, но при этом они ожидали, что "муниципальный фильтр" будет для меня совершенно непреодолимым препятствием. Однако, когда за первую неделю мы собрали больше пятидесяти подписей, а за вторую еще тридцать и стало понятно, что шансы выхода на выборы существуют, здесь были использованы все рычаги влияния, персональные переговоры с главами районов, с депутатами районных собраний. Они ничего не смогли сделать с депутатами сельских и городских поселений. Мы набрали максимальное количество – 113 подписей. А с депутатами районных собраний, которых нужно было минимум, – 44, мы набрали – 36, т.е. выполнили на 95 процентов все требования. Они, конечно, не ожидали, что мы так близко подойдем к выборам. Они бы могли нас допустить. Но испугались. Теперь у них – проблема. Никто не хочет идти на выборы. Этот позорный цирк уважающим себя людям не нужен. Я уверен, что будет очень низкая явка. Будет много голосований от безысходности за Турчака. Но я знаю очень много людей в Псковской области, которые звонили мне и говорили, что они пойдут на выборы для того, чтобы сделать бюллетени недействительными. Для Псковской области такая тактика называется – "пять крестов". Пять кандидатов получат по кресту, в каждой клеточке бюллетеня, – рассказывает Лев Шлосберг.
27 августа на улице Космической случайный прохожий успел сфотографировать около десяти пустых новых гробов, некоторые в целлофане, сваленных на территории военной части. Приехавший туда через час главный редактор газеты "КурьерЪ. Псков-Великие Луки" Олег Константинов смог лишь сфотографировать пустое место – гробы быстро уничтожили. Попытки журналистов что-либо узнать у военных успехом не увенчались, расследование пришлось прекратить, говорит он:
– Логически рассуждая, можно понять: гробы просто так не выбрасываются. Мы пришли к выводу, что погибшие десантники были развезены в другие места, в Псков их не привозили. Данные гробы просто не пригодились. А на Руси есть традиция: впрок гробы держать нельзя, плохая примета. В данном случае, наверное, так и поступили. Исходя из той информации, которую мы получили накануне, мы сделали вывод, что к 27 августа можно было уже говорить о 10-16 погибших десантниках.
С мая этого года, сразу после аннексии Крыма, Министерство обороны России начало крупномасштабную акцию набора контрактников в ВДВ. В Псков, служить в спецназе, едут со всех концов страны. С одним из таких добровольцев, просивших не называть его фамилию, Тимуром из Дагестана, мы разговорились. Его история проста:
– Я – Тимур. Мне 30 лет. Я родом из Дагестана. Родился в городе Кызыл-Юрт. Учился в школе №5. Школу закончил в 2001 году. Поступил в Дагестанский государственный технический институт по специальности инженер-радиотехник. Я решил для себя устроиться на службу по контракту в российскую армию. Поэтому приехал в Псков из города Великие Луки. Там я проходил срочную службу в одной из частей. Там и с девушкой познакомился. Влюбился. Уехал после службы домой, но через год обратно вернулся, потому что переписывались, перезванивались. Прожили три года гражданским браком, родили сына, поехали ко мне домой, сыграли свадьбу. Это было в 2010 году. Но потом пришлось поехать в Великие Луки, потому что жене, русской, было непросто в Дагестане. А мне везде хорошо, главное, чтобы жена была рядом. Работу здесь мне было тяжело найти. У себя на родине я работал по специальности: инженером-конструктором, программистом, инженером-технологом. А сюда приехал стал работать грузчиком, на стройке… Это, конечно, надоело. Решил получить нормальную специальность. Нашел в интернете информацию про службу по контракту. Собрал документы. Прохожу сейчас медкомиссию. Хочу попасть в спецназ.
– А если вас пошлют на Украину?
– Я не боюсь туда ехать. Понимаю, что там происходит дурдом, ничего хорошего. Мне говорили, что туда отправляют ребят, что их там убивают. Но, пока там не окажешься сам, об этом точно сам и не узнаешь. Я так считаю.
– А если вас же заставят стрелять в людей?
– Могут… Но стрелять же по детям и по женщинам не будешь.
– Как вам будут оплачивать службу по контракту? Какие-то добавки есть за участие в боевых действиях?
– Нет. У нас приходишь в часть, и там сообщаются стандартные расценки. От 20-30 тысяч рублей в спецназе, в десанте. А обычный мотострелок – 17-19 тысяч рублей в месяц, – говорит Тимур.