Чечня победившего Путина

30 сентября 1999 года, пятнадцать лет назад, танковые подразделения российской армии вошли на территорию Чечни. Этот день и считают началом Второй чеченской войны, которая официально была названа Москвой "Контртеррористической операцией (КТО) на Северном Кавказе". Активные боевые действия в республике продолжались в 1999 и 2000 годах, однако официально режим КТО был отменен лишь в апреле 2009 года.

23 сентября 1999 года президент России Борис Ельцин подписал указ "О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской федерации", предусматривавший создание Объединенной группировки войск на Северном Кавказе. В тот же день, 23 сентября, российская авиация произвела бомбардировку Грозного, а 30 сентября началась наземная операция – танковые подразделения российской армии вошли на территорию Наурского и Шелковского районов Чечни.

К этому времени боевые действия на Северном Кавказе шли уже больше месяца – они начались после вторжения в Дагестан вооруженных групп под руководством Шамиля Басаева и Хаттаба. Федеральные власти обвинили президента Чеченской республики Ичкерия Аслана Масхадова в неспособности контролировать ситуацию. Владимир Путин, занимавший тогда должность председателя правительства, заявил, что если чеченское руководство не может предотвратить переход бандитских группировок через границу Чечни, то "специалисты предложат свои средства".

В начале сентября в Москве, Буйнакске и Волгодонске были взорваны жилые дома, в результате чего погибли более 300 человек и более 1700 получили ранения. Официальное расследование нашло в произошедшем так называемый "кавказский" след, что развязало руки российским властям для Второй чеченской войны, стратегические цели которой сформулировал Владимир Путин. По его словам, необходимо было поставить заслон международному терроризму, проникшему в Чечню, предотвратить распад России, а также взять под защиту чеченское население, ставшее жертвой местных сепаратистских и экстремистских бандформирований.

Точных данных о потерях в ходе этой войны до сих пор нет. По официальной статистике Министерства обороны РФ на 2010 год, за период с 1999 по 2008 годы на Северном Кавказе погибли 3684 военнослужащих, по данным МВД РФ были убиты также более 2 тысяч сотрудников внутренних войск. По оценкам же Союза комитетов Солдатских матерей России, официальные данные занижены как минимум вдвое. Потери среди мирного населения, по официальной информации на февраль 2001 года, составляли тысячу человек, однако по информации правозащитной организации Amnesty International, в войне погибли до 25 тысяч мирных жителей.

Руководитель российского отделения правозащитной организации Human Rights Watch Татьяна Локшина вспоминает о масштабных нарушениях прав человека в ходе этой войны. По ее словам то, происходило в Чечне в первые годы войны, можно считать "абсолютным беззаконием":

– О преступлениях, которые совершались во время Второй чеченской войны, можно говорить часами. Нарушения прав человека были систематическими, они достигали уровня преступлений против человечности, размах этих нарушений был совершенно чудовищным. За Вторую чеченскую войну в республике в результате похищений бесследно исчезло от 3 до 5 тысяч человек. Сотни родственников подавали жалобы в Европейский суд, отчаявшись добиться справедливости на национальном уровне. Многие выиграли эти жалобы и даже получили компенсации после признания нарушений со стороны правительства. Но ведь эти люди обращались в Европейский суд не за компенсациями, не за деньгами – им нужна была информация о том, что же именно произошло с их сыновьями, с их братьями.

Сейчас прошло уже много лет, и этой информации до сих пор нет. Конечно, эти семьи понимают, что их близкие погибли, но все равно теплится какой-то огонек надежды. Их жизнь поистине невыносима, потому что они даже не могут попрощаться со своими родными, не могут похоронить их. Правозащитный центр "Мемориал" составил и опубликовал многие тома, посвященные нарушениям, задокументированным непосредственно только ими. То, что происходило в Чечне в первые годы военной кампании, можно охарактеризовать как абсолютное беззаконие. Кто такие "исчезнувшие"? Это ведь не люди, которые вышли из дома и их "потеряли". Исчезнувшие – это люди, которых забирали военные, сотрудники правоохранительных органов, и которых никто не видел потом живыми. В этой ситуации действует презумпция, что если в последний раз их видели живыми в руках сотрудников правоохранительных органов, то их исчезновение произошло в результате действий правоохранителей. Так не может вестись война, так не может вестись контртеррористическая операция. Это не соответствует российскому праву, это не соответствует нормам международного права. Люди не должны "исчезать", - говорит Татьяна Локшина.

В апреле 2000 года было объявлено о завершении войсковой части контртеррористической операции в Чечне и переходе к спецоперациям. Потери боевиков были оценены в 14 тысяч человек. В таком "точечном" формате контртеррористическая операция продолжалась еще девять лет. Лишь в апреле 2009 года по поручению Дмитрия Медведева контртеррористическая операция в Чечне была отменена. Татьяна Локшина отмечает, что до сих пор, несмотря на то, что сейчас боевые действия в регионе не ведутся, ситуация с правами человека остается напряженной:

– Сейчас в Чечне нет войны. Грозный, в который все мы ездили и годами помнили как "город-призрак", сейчас отстроен заново. С виду это красивый город. Но на самом деле сейчас Чечня существует как некий анклав, который находится вне российского правового поля и повинуется только одним законам – законам, которые диктует непосредственно глава республики Рамзан Кадыров.

В Чечне продолжают похищать людей. Занимаются этим не сотрудники федеральных правоохранительных органов, не федеральные военные, а чеченские силовые структуры, подконтрольные по факту и непосредственно Кадырову. Конечно, масштаб похищений не тот, я не пытаюсь сравнить нынешнюю ситуацию с тем абсолютным кошмаром, который происходил в двухтысячных, но в Чечне продолжают похищать людей, в Чечне продолжают пытать людей. И происходит это абсолютно безнаказанно, – отмечает Татьяна Локшина.

Политолог Алексей Малашенко напоминает, что Вторая чеченская война была направлена на укрепление позиций российской власти:

– Во-первых, Вторая чеченская война носила для российской власти инструментальный характер. Она была даже больше инструментальной, чем первая, потому что должна была закрепить у власти Путина. Когда мы говорим о "маленькой победоносной войнушке", то вот это то самое. Точно так же, как сегодня конфликт с Украиной используется для укрепления власти, тогда на это работала Вторая чеченская война.

Во-вторых, как мне представляется, Вторая чеченская война была более гражданской. Чеченцы еще и воевали между собой, и притом довольно активно. Там наметилось противостояние кланов, наметилась и конкуренция идеологий внутри чеченского общества. Кто-то полагал, что можно создавать светское независимое государство. Кто-то полагал, что нужно, все-таки, оставаться с Россией. А кто-то утверждал возможность создания исламского государства. И с этим тесно связан исламский фактор. В первую войну он, конечно, был, но он пребывал в стороне. Во вторую войну он был очень заметен. Можно назвать несколько людей, которые отстаивали шариат, которые действительно мечтали о создании исламского государства. Но фактически большая часть чеченского общества выступала против тотальной исламизации, я это очень хорошо это помню, я сам бывал на той войне, да и на первой тоже. Это было видно.

По мнению Алексея Малашенко, в отличие от Первой чеченской войны, которая в 1996 году завершилась Хасавюртовскими соглашениями и переносом рассмотрения вопроса о статусе Чечни на пять лет вперед, Вторая чеченская война завершилась полной победой Кремля:

– Первая война фактически ничем не закончилась. Договор в Хасавюрте был промежуточным этапом, некоторым предвыборным жульничеством со стороны Москвы. Ни о какой победе там говорить нельзя было, а многие даже полагают, что это было поражением. Здесь же – однозначная победа Путина. Более того, эта победа не только военная, но и политическая, потому что в Чечне удалось найти тот клан, который мог бы представлять интересы Кремля и сделать какое-то "замирение". Я, естественно, имею в виду Кадыровых. И отца, Ахмата-Хаджи, который, несмотря на критику и неприятие его со стороны очень многих и в Чечне, и в Москве, с моей точки зрения, был очень талантливым и очень интересным человеком. И Рамзана, который, по-своему, "незауряден", – считает политолог Алексей Малашенко.

​О том, какой была жизнь в Чечне до сентября 1999 года, и о том, какой она стала после, вспоминает обозреватель Северокавказской службы Радио Свобода, работавший в конце 90-х корреспондентом в Чечне, Хасин Радуев:

- Вторая чеченская война воспринимается, в первую очередь, как страшное насилие и жестокость, которую проявляли все стороны. Чем это чудовищное насилие можно объяснить?

- Если сравнивать ее с Первой чеченской войной, то, возможно, те события, которые происходили между этими двумя войнами, кардинально отличались от того, как жила Чечня до первой войны. Мы в начале 90-х жили еще "в одной стране", хоть эта страна и развалилась. Тем не менее, у нас у всех был одинаковый менталитет. Вообще тогда было даже странно говорить и думать о том, что на территории почти еще СССР идет война!

- Можно ли говорить, что и первая, и вторая были именно гражданскими войнами, где противники говорили, в общем, на одном языке, на территории одного бывшего государства под названием СССР? А гражданские войны всегда самые жестокие.

- Да. Просто со стороны государства были задействованы регулярные вооруженные силы, а "чеченское ополчение", или "силы сопротивления", представляли собой лишь подобие армии. На самом деле, никакой армии у Чечни не было. Тем не менее, оружие стреляло, оно было одинаковым и у тех, и у других. Мы все прошли Советскую армию… Так вот, перед Второй чеченской войной большое значение имела античеченская пропаганда. В Москве говорили о "реванше", о том, что Россия до этого проиграла, и теперь "мы должны были доказать, что российский солдат все-таки непобедим", и так далее, и прочее. С другой стороны, особого сопротивления, какое было во время первой войны, в Чечне не было. Многие, кто мог уйти, уехать, попытались это сделать. А те, кто по тем или иным причинам остались, пытались совместно сопротивляться, находить такие места, где можно было бы как -то совместно обороняться от наступающих войск.

- Какими были первые дни и недели той войны для всех, кто в тот момент находился внутри Чечни: для отрядов этого "ополчения", для обычных жителей?

- Больше всего не хотелось новой войны, потому что люди устали от этих войн, от разрухи. Грозный лежал в руинах. Многие люди не имели минимальных нормальных условий для жизни. Собственно, этого и не предвиделось в тогда обозримом будущем, судя по тому, что в Чечне невозможно было что-то приобрести, даже если бы у тебя были деньги. Первое чувство было – нежелание опять оказаться втянутым в эту войну. С другой стороны, была какая-то надежда, что войска остановятся на каком-то этапе, и начнется некое давление политического характера, чтобы повлиять на внутренние процессы, вывести их на такие пути, когда можно было бы наладить внутренний диалог и создать хотя бы подобие управляемой территории, чего не было в этот момент в Чечне.

- А какой была жизнь в бытовом, в повседневном смысле в Чечне до сентября 1999 года?

- Было тяжело. Но люди не сидели сложа руки. Даже в ходе войны уже, когда российские войска проходили через какое-то село, люди возвращались и быстро пытались там наладить свой быт. Но жилось очень плохо, на самом деле, потому что не было ни работы, ни возможности даже свободно передвигаться. Это уже была послевоенная жизнь. Даже наличие каких-то денег, которые крутились внутри Чечни, не позволяло людям делать мало-мальски большой бизнес. Еще люди во многом как-то существовали благодаря гуманитарным организациям. Но вы помните, как после череды убийств представителей иностранных гуманитарных организаций они все покинули республику. На самом деле, ситуация была трагичной. Тем не менее, войны не хотелось.

Хочу рассказать одну историю. Один мой знакомый, с которым мы учились в школе, решил построить дом. Я каждый раз, проезжая мимо, останавливался, и он рассказывал, на каком этапе находятся работы, как он все делает, на что покупает кирпич, где зарабатывает деньги. И в сентябре рядом начались бомбардировки территории, контролируемой Хаттабом. После первой же бомбардировки я почувствовал, что "что-то не то". Потому что воздушные атаки шли именно на тот район, где этот парень строил свой дом. Когда я приехал в следующий раз, он уже погиб. Еще недавно ни о какой войне вообще не говорилось, но он повторял: "Я построю дом с большим подвалом, чтобы можно было переждать следующую войну". И он на самом деле это успел! В момент, когда прилетели в очередной раз бомбардировщики, он успел туда спрятать семью. И когда он буквально закрывал дверь, осколки от бомбы попали ему в спину, и он был убит. И таких трагедий было много. Так вот, когда говорят, что российские летчики ошибались и т. д… Я говорю о том, что видел и понимал сам: "ошибиться" до такой степени, чтобы принять маленький населенный пункт за базу боевиков, невозможно. Это показывало ту ожесточенность, с какой российская армия вошла в Чечню во время Второй чеченской войны.

- А как республика, как независимое, или полунезависимое, государственное образование Чечня до сентября 1999 года хоть что-то собой представляла? Или это же была совершенно "сумеречная зона", захваченная бандитами, но на которой, к их несчастью, оказалось много мирных, ни в чем неповинных людей?

- Была небольшая надежда на нормализацию жизни, потому что существовали какие-то планы восстановления республики, в момент, когда "маятник остановился посередине". Он мог бы качнуться куда угодно, но в конце концов он стал двигаться в очень плохую сторону. Однажды мне нужно было встретиться с коллегой на границе с Ингушетией. Я туда ездил буквально за 3 месяца до войны. Было очень опасно! Я чувствовал опасность, исходящую от этих никем не контролировавшихся вооруженных группировок. Они убивали, грабили, отбирали машины на дорогах, в общем, бандиты! У Джека Лондона очень много написано о том, как волки преследуют человека. Как они приближаются. И, в конце концов, как он с какой-то дубинкой остается с ними один на один, окруженным. Было такое ощущение, что эта "стена страха" приближается чуть ли не к твоему дому. И дальше уже не виделось никакого просвета.

- Как эти разнообразные вооруженные группировки, никому подчинявшиеся, могли существовать внутри чеченского общества, где, по большому счету, если и не каждый человек друг друга знает, но каждый тейп и каждое село уж точно знают все друг о друге?

- То, о чем вы говорите, действительно в сельской местности, может быть, не 100 процентов, но очень близко к этому. В городах, в Грозном, в Аргуне, в Гудермесе, гораздо более смешанная ситуация, и эти старинные традиции не работали. Я хорошо помню положение вещей, когда этот квартал Грозного, например, занимал один полевой командир, там он выставил свои блок-посты, а этот квартал – кто-то другой. Это было по-своему смешно. Центральная власть не могла никак действовать, потому что она сама состояла из этих людей! Как таковой управляемости в Чечне не было. И как следствие - люди, которые готовы были защищать тот самый суверенитет, который был, как бы, в ходе первой войны завоеван, собственно говоря, уехали. Многие не стали участвовать в дальнейшем.

- Вторая чеченская война и массовые военные преступления, совершенные всеми сторонами, и боевиками, и российскими военнослужащими, о чем сейчас очень хорошо известно, как изменили сознание чеченцев?

- Я сам задаю этот вопрос тем людям, которые сейчас занимаются Чечней, которые бывают там, как правозащитники, работники гуманитарных организаций. Хорошо сказал председатель нижегородского "Комитета против пыток" Игорь Каляпин: нет чеченского общества! Оно полностью деградировало. Я с этим согласен. Война, на самом деле, очень сильно повлияла на чеченцев, и они живут этой болью. Если кто-то говорит, что, мол, это было давно, 15 лет назад, я ничего не помню, и так далее – нет, я не верю. Для чеченцев это - недалекая история, она – сегодняшний день. Эти войны, конечно, изменили чеченцев, и они никогда не станут теми, кем были. И в этом самая большая трагедия.

- Тот режим, который существует в Чечне сегодня, власть Рамзана Кадырова – это закономерность? Или могла бы появиться какая-либо альтернатива?

- Даже между войнами многие чеченцы были уверены, что когда к власти придут люди не воевавшие, тогда будет полегче. Нечто такое ожидалось и после второй войны. Если бы хотя бы через 10 лет была бы образована власть, не основанная на крови, на костях, возможно, люди бы жили по-другому. Но в данном случае именно то, что сейчас существует, и дает нам повод сказать, что "чеченский вопрос" не решен. И это тоже большая тревога для каждого чеченца. Потому что опять это может привести к новому конфликту.

- Я правильно вас понимаю, что чеченцы живут с ощущением, что под ними заложена некая бомба, и фитиль тлеет, тлеет… И однажды дотлеет опять?

- Что для человека очень важно, помимо всяких обыденных вещей? Свобода слова. Иметь возможность что-то сказать. Говорить свободно о том, что чувствуешь, что хотел бы. Если этого нет, то ничего хорошего быть не может. Что-то другое должно прийти. И вот это "другое" - будет ли нормальным, или опять случится трагедия? Этого сегодня в Чечне никто не знает, - рассказывает обозреватель Северокавказской службы Радио Свобода Хасин Радуев.

В сентябре 2014 года аналитический центр Юрия Левады организовал опрос об отношении россиян ко Второй чеченской войне. По полученным данным, 35 процентов респондентов уверены, что цели этой войны были реализованы частично. Более 20 процентов опрошенных заявили, что считают войну бесполезной. И лишь каждый пятый опрошенный думает, что "цели войны, которые ставило руководство России, были полностью достигнуты". Их число, отмечают в "Левада-центре", за последние пять лет выросло вдвое.