17 ноября 1985 году в тюрьме Жилава после шестимесячного расследования скончался румынский диссидент Георге Урсу (родился в Сороках в 1926 году). „Виновен” Георге Урсу был в том, что он открыто высказывал свое отношение к режиму Николая Чаушеску, в том числе в двух письмах, переданных Радиостанции Свободная Европа, которые легли в основу ряда передач, подготовленных нашим радио в тот период.
После долгих проволочек румынское правосудие пришло к заключению, что смерть Георге Урсу наступила в результате пыток и побоев, которым он подвергался в тюрьме, и что виновны в этом убийстве Мариан Клитэ, отбывавший наказание за уголовное преступление, и два милиционера – Тудор Стэникэ и Михаил Крянгэ.
Но следователь по делу Урсу, майор службы безопасности Марин Пырвулеску, который, по показаниям многих свидетелей, жестоко избил Георгия Урсу за два дня до его смерти, перед судом так и не предстал.
21 октября 2014 года сын Георге Урсу – Андрей Урсу объявил голодовку протестуя против решения не привлекать к суду Марина Пырвулеску. Андрей Урсу дал интервью Свободной Европе, беседовал с ним Лучиан Штефэнеску.
Свободная Европа: Кто должен исправить ошибки, допущенные в этом деле?
Андрей Урсу: „По идее, Военная прокуратура, точнее – генеральный военный прокурор Ион Василаке. После того, как я решился на эту форму протеста, я, по совету г-на министра юстиции Роберта Казанчука, встретился с г-ном Василаке. До этого говорил и с заместителем генерального прокурора Богданом Лику и, наконец, меня принял сам г-н Василаке, у которого должно находиться дело, ждущее своего решения с 2003 года.
Мы просмотрели вместе с г-ном Василаке все материалы следствия, и он согласился с тем, что последняя точка в этом деле не поставлена, в частности, первоначальных доказательств, которые должны были быть в той папке при закрытии дела в 2003 году, не было, суду они никогда не были представлены и никакой резолюции по тому делу не было вынесено с доказательствами из первоисточников.
Эта папка - ключевая, потому что собранные в ней материалы касались главного палача и убийцы моего отца, которым является Марин Пырвулеску, бывший майор госбезопасности, следователь по делу отца. И мы пришли к выводу, что, поскольку первоначальных доказательств в деле нет, они должны быть в других папках, хранящихся в судебных инстанциях, где рассматривались другие дела в рамках этого процесса, соответственно, дело на Мариана Клитэ и главу уголовного розыска милиции Тудора Стэникэ, начальника следственного изолятора Михаила Крянгэ; эти двое, Стэникэ и Крянгэ в звании полковников милиции, были инструментами политической полиции, исполнявшие приказы службы „Securitate”.
В действительности приказы отдавал именно Марин Пырвулеску, который руководил следствием, именно он пытал отца во время следствия, потому что за все время нахождения отца под стражей следствие вел Пырвулеску, а не милиция. Имеются доказательства того, что он нанес отцу те фатальные удары за два дня до его смерти, когда его вывели утром на допрос к Пырвулеску, а потом, вечером, приволокли в камеру на одеяле, отец уже не мог ходить, открылось кровотечение, у него был поврежден тонкий кишечник, что привело в итоге к смерти. Имеется заключение экспертизы о том, что отец скончался от ударов в живот, нанесенных с особой жестокостью; есть и свидетельские показания других заключенных, сокамерников, которым отец рассказал все, что с ним произошло во время допроса. По их словам, отцу проткнул живот острым предметом его следователь, Пырвулеску Марин”.
Свободная Европа: Но он опровергает эти обвинения, опровергает везде, и в СМИ, и на телевидении…
Андрей Урсу: „Естественно, отрицает, ведь в этом „Securitate” поднаторела, в искусстве дезинформации. Особенно когда речь идет о привлечении к уголовной ответственности – конечно, будет отрицать, этого и следовало ожидать, и прощения он не попросит. Именно на таких, как он, избивавших, убивавших с ненавистью и удовольствием, и опирался режим Чаушеску, они составляли костяк диктатуры; для них идеальным был тот режим, который давал им силу и безнаказанность. Наверное, они по сей день сожалеют о том, что упустили власть в декабре 1989-го.”
Свободная Европа: Вернемся к судебному разбирательству. Судя по вашему тону, вы, несмотря ни на что, настроены оптимистично, надеетесь, что суд предпримет еще одну попытку – уж и не знаю, которую по счету – пролить свет на эту историю...
Андрей Урсу: „Действительно, в некоторой степени я настроен оптимистично – благодаря отношению г-на Казанчука, который проявил большое участие и заинтересованность в том, чтобы справедливость восторжествовала. У меня сложилось ощущение – а мы с ним долго беседовали, не далее как во вторник (21 октября 2014 г.), мы встретились и в течение двух часов перебирали все подробности этого дела – так вот, мне кажется, что он, наконец, понял, почему военная прокуратура хочет замять это дело.
Уверен, до сих пор он однобоко подходил к этому вопросу, так как слушал эту историю в изложении только г-на Василаке из военной прокуратуры, который, с одной стороны, не хотел давать ход моей жалобе на Пырвулеску, не давал добро на возбуждение уголовного преследования и, более того, в отношении этого дела говорил, что оно было передано военной прокуратурой в другие инстанции, где его и замяли. Г-н министр лично убедился в том, что есть многочисленные письменные доказательства, и пришел к выводу, что дело не было завершено.
Первоначальные доказательства, свидетельствующие о виновности Пырвулеску, не были представлены и не дошли ни до прокуратуры, ни до суда. Обивая всевозможные пороги, я дошел и до г-на Василаке, которого попытался убедить в необходимости найти первоначальные доказательства. И с г-ном Василаке я беседовал достаточно долго, три с лишним часа, и он в конечном итоге тоже понял, что доказательства, представленные в том досье как первоначальные, таковыми не были, а были косвенными, неполными и не могли составить доказательную базу для настоящего дознания.
Иными словами, и он пришел к выводу, что нужно попытаться получить эти доказательства в тех инстанциях, где рассматривались предыдущие дела. На том и расстались – что военная прокуратура востребует у соответствующих инстанций эти доказательства. Но г-н Василаке сказал мне, что на это „потребуется время ”, как минимум до понедельника или около недели, что-то в этом роде. Я подумал, что он преувеличивает – не может быть, чтобы на решение такого рода вопроса ушло столько времени. Чтобы военная прокуратура затребовала доказательства по почте – это действительно смешно. Или, может, было явное намерение тянуть кота за хвост в надежде, что мне надоест и я откажусь от этой формы протеста.
Так или иначе, но за последние два дня ничего не произошло. Г-н министр еще раз обещал мне сегодня (пятница, 24 октября 2014 г.), что он ускорит получение тех материалов, но на данный момент мне ничего об этом неизвестно. Значит, прошло два безрезультатных дня, и это мне представляется абсурдным. Как я понял, есть какой-то процедурный агент, который должен пойти в прокуратуру и взять материалы. Ну, сколько времени может на это уйти? Час, два? Но они явно тянут время. В этом все дело”
Свободная Европа: Значит, официально возбуждено новое расследование? Или дело вернули на повторное рассмотрение?
Андрей Урсу: „Будем надеяться, что это новое расследование. Пока… Во всяком случае, этого потребовал г-н министр. Не знаю, разделяет ли эту позицию и заместитель генпрокурора Богдан Лику, во всяком случае, он обещал то же – что надо начать новое расследование, надо привлечь к ответственности Пырвулеску, возбудить против него расследование и направить дело в суд.
Я еще не совсем ясно понял отношение г-на Василаке: действительно ли он настроен вновь поднять это дело и довести его до конца. Мне почему-то кажется, что его что-то сдерживает, что у него есть сомнения насчет содеянного Пырвулеску.”
Свободная Европа: Я вас правильно понял, сейчас у вас нет никакой официальной бумаги о том, что румынское правосудие начинает новое расследование по этому делу...
Андрей Урсу: „Я жду официального подтверждения того, что дело открыто вновь. Мне сказали лишь, что потребовали эти материалы, и я не могу понять, почему это тянется так долго”.
Свободная Европа: Вы подали новую жалобу?
Андрей Урсу: „Я подал все возможные жалобы, некоторые мои жалобы еще в работе – в министерстве юстиции и в генеральной прокуратуре, в них я сформулировал те же требования, я высказал свои соображения и г-ну министру, и Богдану Лику, и оба со мной согласились. Да, действительно, мои жалобы там, они не решены, я не получил никакого ответа по тем обращениям, которые находятся в работе уже около двух месяцев, значит, в этой форме нет больше необходимости, они согласились с тем, что нужно вновь открыть это дело”.
Свободная Европа: Значит, остается одно – ждать...
Андрей Урсу: „Ждать. Но, к сожалению, я не уверен, в частности, насчет г-на Василаке – мне кажется, он не совсем убежден в том, что это нужно сделать – причем в срочном порядке. Он называл мне разные сроки, неделю, две недели, что совершенно недопустимо в этих условиях, когда дело лишь следует изъять оттуда, заслушать подозреваемого, предъявить ему обвинение и составить заключение – доказательства есть, больше ничего предпринять не потребуется, есть десятки свидетельских показаний, есть медицинские заключения, есть даже показания моего отца в тюрьме, подтвержденные подписью Пырвулеску. Я получил все это из материалов следствия, думаю, они оставили их там по ошибке, и Дан Войня на них наткнулся случайно. Так или иначе, они есть в материалах следствия, я снял с них копии. Материалы хранились в румынском бюро расследований, до 2000 года были засекречены – но это другая история. Хоть и с опозданием, но материалы были рассекречены и переданы в военную прокуратуру с требованием доказать вину секуристов”.
Свободная Европа: В чем именно обвиняли вашего отца? За что его судили?
Андрей Урсу: „Расследование начали в декабре 1984 года. „Securitatea” следила за ним еще с 70-х годов, одной из причин стали контакты с вами, точнее, с Радиостанцией Свободная Европа. Он отправил два письма на Свободную Европу. В одном обвинял Николая Чаушеску в преступном приказе по косметическому ремонту зданий, пострадавших от землетрясения в 1977 году. Это было чудовищное решение Чаушеску – оставить людей жить в зданиях, готовых рухнуть в любой момент. Свободная Европа сделала несколько передач, если память мне не изменяет, эта тема крутилась целую неделю, потому что письмо было длинным и основательным. Мой отец, инженер по профессии, входил в одну из комиссий, он был главным инженером проекта по укреплению здания „Patria” в Бухаресте.
От Чаушеску тогда поступил приказ заделать трещины и просто покрасить поверхности, а не укреплять несущие стены и фундамент здания. Отец на это не пошел, он не подписал проект, посчитав его преступным, и написал об этом в редакцию Свободной Европы, которая построила на этом сюжете цикл передач. Потом отец написал еще одно письмо – о злоупотреблениях в Союзе писателей тех времен, в 1982 году.
Я нашел заметки секуристов, сделанные в ходе расследования дела моего отца, которое началось, как я уже говорил, в 1984 году. Но слежка за отцом велась с 70-х годов и, когда нашли его дневник, решили изъять его, посчитав, что он содержит в себе много опасного, особенно если отец попытается выехать за рубеж, что он и так написал достаточно материалов, что он намерен создать „ячейку интеллектуального сопротивления” среди своих друзей, вместе с Даном Дешлиу, Джео Богза и другими.
Таким был мой отец. У него на работе был плакат антитоталитарного содержания, он вывесил его на виду у всех. Секурист снимал его, отец снова вывешивал. В конце концов, решили проверить, что пишет мой отец в том дневнике, не слишком ли большую угрозу он представляет. Видится с Джео Богза, с другими интеллектуалами, возможно, собирается создать с ними ячейку сопротивления. Вот примерно так звучали пункты обвинения против моего отца.
Свободная Европа: Его обвинили по политической статье...
Андрей Урсу: „Да, в январе 1985 года. За „пропаганду против социалистического строя”, статья 166, я нашел это в материалах „Securitate”, они есть они и на веб-сайте Фонда имени Георге Урсу. Приводился весь список обвинений, письма в Свободную Европу, дневник, явно „враждебно настроенный к людям, занимающим высокие партийные и государственные должности”. Это был своего рода прогиб службы госбезопасности в сторону Николая Чаушеску, имя которого открыто никто не смел произносить. Также, заявили, что отец ведет дневник с целью опубликовать его впоследствии, что он поддерживает связь с писателями, в том числе живущими за рубежом, что он „держит на виду плакаты, которые наводят на мысль о том, что действительность в Румынии напоминает фашистские режимы”.
У отца действительно был цитатник, в котором проводилась параллель между коммунистическими и фашистскими режимами. Это тоже пришили к делу. А особенно упирали на то, что нужно проверить его друзей. Иными словами, они хотели состряпать дела и на его друзей, писателей, о которых я говорил, их было достаточно много – Иордан Кимет, Раду Албала, режиссер Мирел Илиешиу, Раду Косашу, упомянутый уже мною Джео Богза, Нина Кассиан – все они были его друзьями, и Дойнаш (Штефан Аугустин) числился среди них. Хотели открыть дело против них, людей самой высокой пробы, наверное, для того, чтобы оправдать существование службы „Securitatea”, призванной защитить режим Чаушеску от всех этих угроз, исходящих от интеллигенции.
Расследование длилось шесть месяцев, и вначале отец находился на свободе. Главный вопрос следствия был связан с тем, каким образом он передал письма в редакцию Свободной Европы, кто ему помогал, что говорил тот или иной из его друзей, когда он, отец, заводил разговор о том, что„надо что-то делать”, „так больше нельзя”. Он пошел к Джео Богза с антитоталитарным плакатом, это практически был манифест, и предложил прочесть его на Великом национальном собрании, и сделать это должен был, как считал отец, Еуджен Жебеляну, который как раз был тогда делегатом; расчет был на то, что г-ну Жебеляну ничто не угрожало, к тому времени он создал себе определенное имя и был достаточно широко известен.
До этого дело не дошло, но поползновения были, и тогда секуристы пытались представить их как показания, написанные и подписанные моим отцом. Он отказался, зная, что может подставить своих друзей. Ему пригрозили смертью.
Пырвулеску, который вел расследование все это время, угрожал выбросить его в окно, потом заявил, что пострадаем мы, его семья.
Это, естественно, не на шутку встревожило отца, но мы всегда были с ним рядом. Он сказал нам, что сожалеет, это было своего рода покаяние перед нами, передо мной и матерью, за то, что он нас втянул. Мы всячески его подбадривали, просили не наступать себе на горло, поступать так, как совесть велит. Знаете, что он нам сказал в ответ? „Иначе не могу, я перестал бы быть собой!” Такой ответ отец мне дал в начале марта 1985 года, когда его в очередной раз вызвали в суд. И он остался на своих позициях, несмотря на эту угрозу, которая витала над его семьей, над самыми близкими людьми, о которых он волновался и переживал даже больше, чем о себе.
Это был человек неподкупный, человек редкой… как сказать? силы воли, что ли… Он с открытой душой шел навстречу своей судьбе, но при этом ни на секунду не забывал об ответственности перед нами и, разумеется, перед своими друзьями. И никто, ни одному из них не пришлось страдать из-за отца, который и под пытками не дал никаких показаний против своих друзей.
В конце концов, секуристы решились на маневр. Должен сказать, что все эти события совпали по времени с международной конференцией по правам человека, которая проходила в Оттаве, если мне не изменяет память, и в которой принимал участие и Чаушеску. Румыния подписала, разумеется, самым лицемерным образом, конвенцию против политических преследований, поэтому, естественно, политзаключенных в стране уже не должно было быть.
И вот они решили завести на моего отца уголовное дело под нелепым предлогом – у него дома якобы нашли 17 долларов, когда проводили обыск при изъятии дневника. По всей видимости, поводом для этого шага послужила запись Юлиана Влада – на самой папке, которую мне с таким трудом удалось найти впоследствии у секуристов, было написано: „Что может сделать инстанция, если содержание дневника невозможно использовать?”
Секуристы восприняли это как указание к действию – что они должны добыть показания против моего отца. Была в этом деле такая тонкость, они не имели право использовать дневник, учитывая его интимный характер. Они не могли сфабриковать дело за „пропаганду против социалистического строя” на друзей отца, имена которых были широко известны, опираясь только на этот дневник, на содержащийся в нем рассказ, который носил сугубо личный характер. Даже секуристы, которые вершили закон в стране, хотели заручиться письменными показаниями моего отца на своих друзей. В этом был скрытый подтекст указания Юлиана Влада – любой ценой получить те показания.
Поэтому на него завели уголовное дело в милиции и арестовали. Ну и что, если дело перестало быть политическим? Зато его могли пытать, выбивать из него нужные показания. Благо следственный изолятор „Securitate” и управления уголовных дел МВД находились в одном здании, где содержался Георге Урсу. Так что руки были развязаны и у тех, и у этих. По показаниям сокамерников отца, медперсонала изолятора Жилава, да и как следовало из материалов дела, отцом все время занималась именно „Securitatea”, а не милиция. Расследование вел неизменно Пырвулеску, он пытал отца, что называется, по нарастающей.
Свидетели утверждают, что вначале его выводили на допрос и только устрашали, затем начали избивать – он возвращался в синяках, с опухшими ладонями и следами крови на лице, с разорванным ухом. Потом его начали бить в живот, все сильнее и сильнее, потому что сотрудничать с ними отец отказывался. Рассказывали, что он не хотел давать требуемые ими показания о материалах, переданных Свободной Европе и Голосу Америки, отказывался доносить на своих друзей. Об этом говорил им сам отец, когда возвращался обратно в камеру после зверских допросов.
В конце концов, стало ясно, что сотрудничать он не будет, перевоспитанию не поддается; с другой стороны, моя сестра, которая находилась в Соединенных Штатов Америки, подняла там шум, и в период тюремного заключения Георге Урсу американские власти потребовали у румынского государства разъяснений по поводу состояния заключенного, которого засудила служба „Securitate”; значит, было подозрение в том, что на самом деле он был политическим заключенным.
Румынское государство в лице Штефана Андрея и Георге Хомоштяна, тогдашних министров иностранных и внутренних дел, направили телеграммы в Вашингтон, в госдепартамент и американское посольство в Бухаресте, заявляя, что Георге Урсу - уголовник. Разумеется, это была ложь на самом высоком уровне в отношениях с Соединенными Штатами, и можно было не сомневаться, что если бы Георге Урсу остался жив после всех перенесенных пыток и побоев, он не стал бы молчать, а рассказал бы во всеуслышание о том, что с ним произошло в тюрьме. Международный скандал был гарантирован. Поэтому было принято решение – возможно, на самом высоком уровне: уничтожить отца физически.
15 ноября 1985 года его жестоко избил Пырвулеску, есть соответствующие показания, в которых даже названо его имя. Как я уже говорил, отца вывели утром, а вечером его на одеяле приволок в камеры этот самый майор безопасности – Пырвулеску. После этого отец начал харкать кровью в результате разрыва тонкой кишки. Его продержали в камере еще два дня – хотели убедиться, что отца уже не спасти. 17 ноября ему провели операцию для отвода глаз и, чтобы не всплыл тот факт, что отец скончался в „Securitate”, его отвезли в Жилаву.
Но только и там, в Жилаве, врачи успели с отцом поговорить, пока он был еще в сознании. И он рассказал, как били его на допросах, как пытали, выбивая из него „политические признания”. Иными словами, правда о моем отце постепенно вырисовывалась, в том числе благодаря показаниям медперсонала, врачей и санитаров Жилавы.
Так что дело это более чем резонансное, основательное и без права на обжалование: пытки по политическим мотивам, значит – преступление против человечности. Г-н Василаке зубами вцепился, но не знаю, может, сейчас и он уже понял, что надо открыть это дело и отдать палача Пырвулеску под суд. Но, откровенно говоря, не уверен, что г-н Василаке готов пойти по этому пути”.
Свободная Европа: Вам удалось вернуть дневник отца?
Андрей Урсу: „Дневник отца, к сожалению, почти полностью уничтожили. Сохранилась та его часть, которая касалась 1950-1960 годов, но самые интересные материалы, особенно связанные с уголовным преследованием 1960-70-80 гг., годов, исчезли бесследно. Некоторые из них, возможно, уничтожили уже в 1987 году, когда через два года после смерти отца секуристы закрыли уголовное преследование в его отношении.
Это интересный момент: то, что и дневник отца оставался в работе, и дело на него под кодовым названием „Удря” не было закрыто до 1987 года, разумеется, в надежде что-то найти на его друзей. Иначе чем объяснить тот факт, что целых два года оставалось открытым дело на мертвого человека? Ответ однозначный: надеялись добыть материал против тех, кто придерживался „враждебных концепций” и давно уже находился под прицелом органов безопасности. Ведь именно это они утверждали: что Георге Урсу связан со многими из тех, кем интересовалась „Securitatea”.
Процесс против „инакомыслящих” так и не состоялся, дело закрыли в 1987 году, скорее всего, ввиду отсутствия доказательств. И не исключено, что часть дневника была уничтожена именно в 1987 году – я в этом не уверен, но, по всем признакам, они сделали это, желая скрыть следы содеянного.
Но 811 страниц дела не были связаны должным образом, по порядку, секуристы специально складывали их тематическими фрагментами по пять-десять страниц и подшили к делу, которое хранили в специальном управлении S госбезопасности, и в 1990 году Дан Войня наткнулся на них.
Материалы были переданы в журнал „22”, с них сняли копию, к сожалению, очень слабую; и оригинал можно было прочесть с трудом, слова приходилось буквально расшифровывать, а тут еще копия получилась размытая… Но что можно было – восстановили, часть материалов была опубликована в „22”, отдельные фрагменты в „Jurnalul Literar” и других изданиях, отрывки были включены и в книгу, размещены на веб-сайте фонда.
Например, текст под названием „Первое мая”, который пропитан критикой режима Чаушеску, ярко и очень интересно передает всю атмосферу, которая царила в огромной массе людей, вышедших приветствовать Николая Чаушеску. И за всем этим зорко следили партийные секретари, секуристы, эти мальчики на побегушках, которые пытались держать людей в узде. А мой отец подходил то к одному из них, то к другому и спрашивал, не прячет ли он гранату за пазухой. Те пытались спрятаться, бежать… Замечания отца, его штрихи к характеру этих людей, которые буквально цепенели от таких шуток, были очень интересны…
Другой рассказ был посвящен встрече с Джео Богза, которому отец предложил зачитать прилюдно, желательно на Великом Национальном собрании, тот манифест, в котором говорилось, что „надо что-то делать”, любимая тема отца. Эти фрагменты были опубликованы, но те 811 страниц, о котором я говорил, пришлось вернуть назад – их затребовало бюро расследований, „Securitatea” и эти материалы у г-на Войня отобрали.
Была надежда, что их можно будет заполучить снова, раз уж все равно известно, где они находятся. Но их и след простыл. Было проведено расследование, сам Дан Войня занимался делом об исчезновении тех 811 страниц, главных отрывков дневника. Было установлено, что эти 811 страниц были переданы из рук в руки одному из бывших секуристов, руководителю специального управления S, на тот момент еще в звании генерала и заместителя директора бюро расследований, в обязанности которого входила работа с рукописями и обеспечение их хранения; оказывается, были там и такие специалисты, которые проводили экспертизу почерка с целью установить автора документа, в данном случае манифеста…
Структура госбезопасности осталась практически неизменной, все отделы продолжали работать, против этого самого генерала госбезопасности Григореску Еуджена имелись веские доказательства – именно он принял те 811 страниц дневника. Было проведено расследование, генерал пошел под суд и был осужден за уничтожение тех материалов. Отсидел в тюрьме только год, ведь румынский закон мягок, особенно к секуристам...”
Свободная Европа: Г-н Урсу, мы сегодня находимся на печальном этапе современной Румынии, если после стольких ужасов справедливость не восторжествовала и даже после 1990 года в системе все еще находятся люди, которые пытаются скрыть следы преступлений и злодеяний. Спасибо вам огромное за интервью, знайте, что вы можете рассчитывать на нас, мы с вами...
Андрей Урсу: „Знаю, спасибо. От души вам благодарен”.
