"У Олега созидательная энергия"

В Северо-Кавказском военном окружном суде в Ростове-на Дону 25 августа, как ожидается, будет вынесен приговор украинскому режиссеру Олегу Сенцову и активисту-антифашисту Александру Кольченко. Крымчан, которые настаивают на том, что они остаются украинцами, обвиняют в создании ячейки запрещенного в России "Правого сектора", поджоге офисов "Русской общины Крыма" и партии "Единая Россия" в Симферополе, а также в подготовке взрыва памятника Ленину. Государственный обвинитель попросил суд назначить Олегу Сенцову наказание в виде 23 лет колонии строгого режима с ограничением свободы на два года. Для Александра Кольченко прокурор попросил 12 лет лишения свободы с ограничением свободы на один год и шесть месяцев.

Одним из отягчающих обстоятельств в деле обвинение считает участие Сенцова в деятельности движения "Автомайдан". Это движение состояло из автолюбителей, которые объединились для проведения акций в поддержку участников Евромайдана. Среди основных задач "Автомайдана" были патрулирование улиц, перевозка пострадавших и всего необходимого. Офис "Автомайдана" располагался в "Украинском доме". Именно там, по свидетельствам участников и руководителей движения, почти постоянно находился Олег Сенцов, который организовывал работу офиса и практически не участвовал в уличных акциях.

Обвинение строится на показаниях двух свидетелей – Алексея Чирния и Геннадия Афанасьева. Чирний находился в разработке ФСБ и был арестован, когда пытался забрать муляж бомбы, изготовленный оперативниками ФСБ. О связи с Сенцовым Чирний стал утверждать после того, как согласился на сделку со следствием. Адвокат Илья Новиков утверждает, что Чирний подвергся физическому воздействию со стороны следователей. Геннадий Афанасьев также заключил со следствием соглашение, однако во время суда заявил, что отказывается от предыдущих показаний, а Сенцова оговорил под пытками в здании симферопольского ФСБ.

Последнее слово Олега Сенцова в суде. 19 августа 2015 года

Корреспондент Радио Свобода пообщался с теми, кто был так или иначе связан с Сенцовым и Кольченко, но не смог выступить в суде в качестве свидетеля защиты, опасаясь за свою безопасность в случае приезда в Россию.

Алексей Гриценко, активист и основатель движения "Автомайдан". Киев

– Когда начались события в Крыму, я говорил Олегу: "Когда ты уже сам уедешь, пока тебя не взяли ни за что?". Но он сказал, что останется и будет помогать вывозить военных и их семьи. Он тогда работал вместе с Аней Сандаловой. Они занимались как раз тем, чтобы наши военные могли покинуть Крым. Было сложно коммуницировать с военными в Украине, потому что они этим вообще не занимались, это все легло на плечи таких, как Олег, Аня, и других ребят. Вот этим он и занимался, когда пришла информация о том, что его взяли. Он никогда не брал в руки оружие.

Олег поехал в Крым, когда в Киеве уже произошли все кровавые события, делать было уже, в общем-то, нечего. Он поехал к детям, мы с ним поддерживали контакт. Он рассказывал, что происходит в Крыму, и, в том числе из-за его рассказов, мы приняли решение ехать туда и помогать нашим военным частям.

В отличие от многих других, у Олега была созидательная энергия, а не разрушительная. Он организовал всех в офисе, по сути, взял на себя задачу организации его работы. Все знали, что он этим занимается, и у него это хорошо получалось. В период революции очень многие люди из интровертов превратились в экстравертов. Многие не могли подумать, что они по ночам будут дежурить.

Наталья Лукьяненко, активистка "Автомайдана". Киев

– После первых нападений "беркутовцев" на активистов "Автомайдана", после первых разбитых машин, повесток домой нам пришлось основаться в Украинском доме, где я впервые познакомилась с Олегом. На тот момент мне казалось, что это самый спокойный человек из нас всех. Потому что он был собран, он собирал нас всех, успокаивал. Он отвечал за штаб, начиная от канцелярии, заканчивая планированием, обсуждением акций. Он нас всех организовывал по времени, у него все было четко и слаженно. И я даже не знаю, когда он выходил из штаба, потому что он все время был там, ночевал на ступеньках. Если нужна была какая-то информация по мероприятиям, то можно было позвонить Олегу и он был в курсе.

Олег уехал в Крым сразу, когда мы вошли в Межигорье (резиденция бывшего президента Украины Виктора Януковича. – РС). Мы понимали, что в Крыму начинает что-то происходить. Приехали, чтобы понять: чем мы можем поддержать военных, какая помощь волонтерская гуманитарная нужна. В Севастополе было очень много машин с российскими флагами, но номера местные. Такой драйв был, люди начинали кайфовать от происходящего, не понимая до конца, что будет дальше. Но никто не предполагал, что до такого все дойдет.

Олег изначально, когда приехал, пытался понять, что происходит и куда могут события завести. Потом он стал заниматься вывозом военных и семей. Я помню четко, как Олег говорил, что ресурсов нет. В первое время, когда он вернулся в Крым, мы даже ему некоторые деньги дали на жизнь, потому что у него их совсем не было.

Каждый раз, когда поднимаешь тему этого уголовного дела внутри себя, думаешь: "Ну надо было настоять и увезти Олега. Ну вот зачем тебе это "еще немножко", как ты говорил…". Страшно. Я после всего этого не могу восстановить по времени, что когда было. Все перемешалось. После плена с памятью стало совсем печально, забываю даже какие-то простые вещи. Когда вернулась, вообще забыла дорогу домой. С другой стороны, когда забываешь плохое – это радует. Я думала об Олеге, о ребятах, когда бьют или стреляют… Вспоминаю себя в плену, когда я не плакала вообще. Видимо, организм понимает, что нужно сохранить жизнь любой ценой, все силы концентрируются. Надеюсь, что то же самое и у ребят.

Анна Сандалова, руководитель правления благотворительного фонда "Поддержи армию Украины". Киев

– Мы не были знакомы с Олегом Сенцовым во время "Евромайдана", но познакомились в первых числах марта, когда началась история с блокировкой воинских частей в Крыму. Он был там, а нас состыковал "Автамайдан", группа волонтеров, которые помогали этим воинским частям продержаться, потому что были проблемы с продуктами, с медикаментами. Весь март и апрель мы с Олегом проработали на телефоне, организовывая выезд украинских военных и их семей на материковую часть. Министерство обороны не могло элементарно организовать автобусы и грузовые перевозки. Олег ездил в те части, насчет которых уже было принято решение о том, что они будут оставлены, и по телефону мы с ним согласовывали, сколько автобусов необходимо. Я здесь занималась тем, что собирала средства, потом заказывали автобусы, Олег их там загружал, присоединял грузовую машину с мебелью и вещами и вывозил оттуда. Пригонял автобусы, загружал. Где-то помогал стариков вывозить или, например, тело офицера, которого убили, вывозил. Поэтому мы два месяца проработали по вопросам перевозок людей, кому-то машины заправляли, студентов училища по отдельному графику вывозили. Мы вывозили не вооруженных людей, не оружие, не что-то непонятное, а это были мирные люди, тела погибших.

Я с Олегом говорила дня за два до его задержания. Он позвонил и как обычно сказал, что нужен то ли грузовик для мебели, то ли что-то подобное. Я сказала: "Олег, меня люди не поймут. Когда людей вывозить, еще можно было средства аккумулировать, а мебель… Давай, пусть они сами как-нибудь". Я его спрашивала, когда он уже будет в Киеве, хотя за эти два месяца будили друг друга посреди ночи часто по телефону, но кофе попить вместе – не было такого. Он не ощущал никакой опасности, насколько я могу судить из Киева. После задержания уже позвонили ребята из "Автомайдана" и ошарашили. Честно говоря, первая мысль была, что его задержали за помощь в вывозе военных. Но когда пошла информация и мы узнали обвинения… Это полный бред от начала до конца.

Ольга Скрипник, заместитель руководителя Крымской полевой миссии по правам человека. Крым

– Надо понимать, что Олег Сенцов и Саша Кольченко, может быть, и были между собой знакомы, но нельзя сказать, что они из одной тусовки. Саша Кольченко – это движение "левых", экологов. Многие из них были вынуждены уехать, поскольку также стали фигурантами уголовных дел в Крыму, а к родителям одной из них приходили сотрудники ФСБ именно по делу Сенцова-Кольченко. Афанасьев и Чирний для меня вообще неизвестные люди, остается множество вопросов, откуда они вообще там появились.

В марте в Крым приезжали ребята из "Автомайдана", даже подверглись преследованию, им стреляли по колесам автомобиля. Но я с ними познакомилась уже после своего переезда в Киев, когда узнала о задержании Сенцова и Кольченко. Мы начали искать адвокатов, а для этого родственников Олега, поэтому сами вышли на "Автомайдан", который сам заявил, что Сенцов – их. А эвакуацией военных и их семей из части мы занимались до 15 марта, когда произошел штурм. Но большинство уехало раньше, потому что многие были из Львовской области.

После появления "дела Сенцова" мы боялись, что примутся за арт-центр "Карман". Там собиралась творческая команда, которая, конечно, знала Сенцова. И их, и Галину Джикаеву (руководитель арт-центра "Карман", где собирались проукраинские активисты, в том числе Олег Сенцов. – РС) вызывали на допрос. Вызывали даже тех, кто не был знаком с Сенцовым. Отдельно вызывали на допросы по делу Кольченко. Ребят, которые были с ним на экологических акциях, анархистов, которые так или иначе были знакомы между собой, "пробивали", вызывали в ФСБ. Если их не было, поскольку многие из них уехали, ожидая, что их будут преследовать, как и Сашу Кольченко, то вызывали их родителей.

Избирательное применение экстремистского законодательства в Крыму не гарантирует никакой безопасности, любой может быть подвергнут репрессиям. Эта практика позволяет любого притянуть к какому-нибудь делу. Вдруг появились какие-то схроны "Правого сектора", которые якобы стали находить ФСБ. Нагнетается обстановка угрозой экстремизма, терроризма. Более того, в Крыму есть ряд таких прецедентных дел, по которым может попасть любой человек, например "Дело 26 февраля". По сути, любой человек, который в это время был в Симферополе, может быть привлечен по нему.

Валентина Киселева, активистка. Крым

Основным свидетелем обвинения против Сенцова и Кольченко выступил Геннадий Афанасьев, который, однако, отказался от первоначальных показаний и заявил, что они даны под физическим давлением. Афанасьев принимал участие в собраниях проукраинских активистов вместе с Сенцовым, был арестован и осужден на 7 лет лишения свободы. Активистка Валентина Киселева, вынужденная уехать из Крыма, вместе с друзьями Афанасьева, организовывает сейчас информационную кампанию в его поддержку.

– Мы познакомились с Геной на первом проукраинском митинге. Потом уже познакомились с Олегом Сенцовым. Это было в феврале, во время "Евромайдана". До января 2014 года Гена был радикально против "Евромайдана". Помню, как он однажды, когда мы сидели в кафе, сказал, что не поддерживает евроинтеграцию. Потом съездил в Киев, посмотрел на все собственными глазами и изменил позицию.

Гена с Олегом тоже познакомился, как и все мы. Они не были раньше связаны. Олег пришел, сказал, что он активист из "Автомайдана", что ему не нравится происходящее в Крыму, и мы договорились встретиться в кафе "Фрегат". Там собирались активисты, молодые люди. Тогда еще никто толком не был знаком друг с другом, с его приходом как-то все соорганизовались. При мне от Олега никогда не звучало ни о каких подрывах, о террористических актах.

Я уже была в Киеве, когда узнала о задержании Гены. Начались слухи, что он пропал. До задержания он приехал в Киев. А потом я уже звонила, его телефон был отключен. Связалась с его мамой, очень долго не знали, что и почему. Ко мне по адресу прописки в Крыму недавно два раза приходил участковый, а потом сотрудники ФСБ пришли к родственникам. Они сказали, что не общаются со мной. Их попросили письменно подтвердить это и ушли. А потом нахожу на сайте "Крым.Реалии" свое имя в так называемом "списке Поклонской", кого она намерена преследовать за участие в "Евромайдане".

Геннадия взяли, потому что он общался с Сенцовым. А Олега – потому что был самым активным. А Кольченко я вообще не знаю зачем.

Александр Аронов (имя изменено), активист и журналист. Крым

– Основную поддержку Сенцову и Кольченко после ареста организовал Комитет солидарности и поддержки "крымских заложников" – ряд активистов и правозащитников, в том числе бежавших из Крыма.

Как только поступила первая информация об аресте Сенцова в мае 2014 года, я помню, как мы взяли листок бумаги, разбили на четыре части: Сенцов, Кольченко, Афанасьев и Чирний.

Была большая колонка у Сенцова с информацией о том, кто он и что про него известно, а про Чирния никто ничего не знал, вплоть до того, что мы даже засомневались – есть такой человек или нет. Только когда увидели его по "Первому каналу", стало понятно. Так была создана группа, все обменялись контактами. В первые три месяца еще встречались, какие-то акции планировали, а потом второе дыхание открылось уже осенью. Сейчас Комитет поддержки "крымских заложников" – это представители целого ряда правозащитных инициатив, есть те, кто занимаются беженцами, пропавшими людьми. Мы периодически собираемся, ставим задачи.

Основная наша задача сейчас – это сбор средств, информационная работа и давление на украинскую власть, от которой мы хотим, чтобы они расследовали похищения. Адвокат Евгения Закревская ведет это дело, оно практически не двигается. Мы себе поставили приоритетную задачу – заставить работать следствие и МИД. Мы даже пикетировали МИД, чтобы смотивировать его на какие-то действия, но сейчас он как-то начал работать по вопросу Сенцова и Кольченко, самое главное, что они договорились с европейскими консулами, чтобы те посещали судебные заседания. Для нас важно, чтобы появился санкционный список. Для людей, которые похитили Сенцова и Кольченко, кто их пытал, необходимо закрыть доступ в ЕС и арестовать счета. Нужно, чтобы это сделало следствие, в том числе и в отношении целого ряда свидетелей обвинения. Понятно, что это не особо может помочь делу, но какие-то рычаги давления.

Наша группа в Facebook называется "Свободу политзаключенным Крыма", потому что на момент создания их было только четверо, а сейчас их так много, это такая большая мишень для спецслужб. Преследование тех, кто остался в Крыму из упомянутых в деле Сенцова, конечно, может быть. Но, если честно, у спецслужб и так есть из кого выбирать. Рано или поздно они всех возьмут.

Галина Джикаева, актриса, руководитель арт-центра "Карман". Крым

Собрания проукраинской молодежи, в которых принимал участие Олег Сенцов, проходили в том числе в арт-центре "Карман", где были организованы курсы медпомощи, хранились флаги и украинская символика для митингов. Именно эти собрания обвинение посчитало доказательством создания Сенцовым организованной группы.

"Правый сектор" – это полный бред, эта тема не поднималась и не звучала в Крыму никогда. Единственное, была группа в "ВКонтакте" "Правый сектор Крым", в который администраторы без разрешения разместили телефоны некоторых наших активистов, кто отвечал за помощь военным, за медицинские курсы. То есть было написано – "Обращаться к такому-то". И это было очень "стремно", потому что, как только номера появились в группе, начались угрозы и эти люди сразу выехали.

У меня много вопросов по этому делу возникает. Почему Олег? У Саши, например, "послужной список" активности был гораздо больше. А Гена, честно говоря, дурак молодой. Носился с элетрошокером. Зачем было нарываться…

Один из артистов "Кармана" пошел в ряды "Самообороны". И, поскольку на нем многое было завязано, работа встала. Потом, правда, он разочаровался и приходил, извинялся. Актеры приходили и видели, что мы собираем медикаменты, но на курсах не были, от участия в митингах отказались. Сотрудник ФСБ мне сказал, что в деле есть запись, что артисты "Кармана" приходили на медкурсы вместе с Олегом Сенцовым, но это не правда.

О задержании ребят мы узнали через несколько дней. Сначала о Гене – пропал и пропал, а тут оказывается задержание. Через несколько дней – Олег. А потом увидели программу Киселева (Дмитрий Киселев, ведущий ВГТРК. – РС), где показали Сенцова, и я поняла, что это всерьез и надолго. Мы ничего криминального за собой не ощущали. Понятно, что это тоталитарный режим, и, конечно, страх был. Но что это будет терроризм, мы не ждали. Когда я это услышала и поняла, что это серьезно, собрала рюкзачок, чтобы в камере было все первое необходимое. Ко мне приходили из ФСБ, приносили бумаги на подпись. Я сначала отказывалась, потом мне сказали: "Ну напишите тогда, что здесь происходило".

Александра Дворецкая, активистка. Крым

Александр Кольченко являлся достаточно известным в Симферополе активистом движения антифа. Он участвовал в экологических акциях, организовывал кинопоказ памяти Маркелова и Бабуровой, неоднократно подвергался нападениям со стороны националистов. Это не помешало следствию обвинить его в членстве в "Правом секторе" и "принятии идеологии праворадикального движения".

Когда появились первые обвинения в том, что Саша Кольченко в "Правом секторе" и фашист – это было просто смешно, потому что, сколько я его помню, а это лет семь, он был в антифа. Сначала мы очень специфически общались: они боялись меня, потому что в школьном возрасте я тусовалась с футбольными фанатами, а в институте появилась другая компания, которая занималась киноклубами. "Тундра" (кличка Александра Кольченко. – РС) и "Енот" – это была неразлучная пара, которая долго ко мне относилась очень настороженно.

Я понимаю, что во время Майдана стирались некоторые границы: с кем ты можешь стоять рядом. Но что касается Саши, то мы много с ним говорили о таких вещах, например о том, насколько уместно использовать в протестах украинский флаг. Даже по этому вопросу возникала дискуссия. Олега я мало знала, мы познакомились в конце февраля, с начала оккупации Крыма. На Майдане я общалась с другими людьми, больше с теми, кто пострадал, потому что я дежурила в больнице, и с теми, кто к ним приезжал. Так же и Гену я узнала на общих сборах с началом оккупации.

Я была в баре "Фрегат", была в "Кармане" даже одним из соучредителей, поэтому это так странно, когда ты читаешь обвинительное заключение – а это половина твоей жизни. Ты знаешь каждого человека, кто он и какой. И я понимаю, что в этой ситуации мог оказаться кто угодно, и я в том числе. А оказались те, кто не уезжал, такие как Олег, как Саша. А мы испугались и уехали. Наверное, правильно сделали.

Я ухала из Крыма еще до референдума, и мы потом виделись с Олегом. Он приезжал, потому что тут мы собирали деньги для вывоза украинских военных и их семей. Он не уезжал, потому что не было ощущения, что он делает что-то противозаконное. "Что мне бояться, если я ничего плохого не делаю", – это такое ощущение безопасности, когда ты знаешь свою правоту. Но сейчас в Крыму никто не застрахован, что у тебя дома могут "найти" взрывчатые вещества и "воду желтого цвета в бутылке из-под воды "Моршанская". Это какие-то глупости, но это может случиться с каждым. Как Саша Кольченко превратился из антифашиста в фашиста, так и любой человек может превратиться из мирного в террориста. Поэтому это страшно. Сенцов и Кольченко оставались, потому что думали, что есть границы беспределу. Оказалось, что нет.

Но я очень надеюсь, что если осудят Сашу и Олега и они станут менее важными, можно будет вести речь об обмене. Очень хочется, чтобы было это, очень хочется, чтобы ребята еще успели принять участие в том, что здесь происходит, и помочь нам всем. У них слишком много энергии.

"Главное мое ощущение от процесса таково: Кафка – каш герой, тут больше ничего не скажешь", – говорит двоюродная сестра Олега Сенцова московский журналист Наталья Каплан:

​– Обвинение не смогло представить ни одного доказательства вины обвиняемых, ничего. Все их доводы были, по-моему, в пух и прах разбиты защитой. И 23 года тюрьмы запросить ни за что – это верх цинизма. Адвокаты говорят, что за всю свою практику такого циничного процесса никогда не видели. Фээсбэшники чувствуют свою полную безнаказанность, они даже не беспокоятся о доказательствах... Я думаю, что этот процесс положит начало очень серьезным репрессиям в России. Сейчас эти репрессии – вегетарианские, но если по делу Сенцова пошли на такие сроки ни за что, то дальше будет хуже.

– Вы считаете, что надежды никакой нет на то, что приговор может быть оправдательным?

– Надежда умирает последней, это такая живучая штуковина. Но если смотреть объективно, то вряд ли мы добьемся чего-то хорошего в этом процессе. Дальше мы подадим апелляцию в Верховный суд. Может быть, Олега обменяют на какого-то другого заключенного, если, конечно, в Украине есть, на кого менять. Такой вариант мы тоже рассматриваем. Может быть, мы добьемся, чтобы отбывать наказание Олега отправили в Украину.

– Украинская сторона оказывает какую-то поддержку обвиняемым?

– Консул Украины постоянно присутствует на заседаниях, финансово они помогают. И у Олега, и у Саши Кольченко есть киевские адвокаты. В Украине возбуждено дело по их похищению; там они, естественно, проходят как потерпевшие.

– Что-то удивило вас в ходе этого процесса – может быть, поведение судьи, прокурора, журналистов, которые освещали этот суд?

– Ничего не было такого особенного, кроме наглости стороны обвинения, но мы уже к ней привыкли. Все-таки мы надеялись, что срок они запросят поменьше, хотя бы под 20 лет. В Ростове этот процесс не вызвал большого интереса, в зале присутствовала пара активистов. Да еще и город такой... "патриотический". Начальник охраны гостиницы, в которой мы жили, вызвал полицию, потому что ему показалось, что адвокат Светлана Сидоркина выкрикивает экстремистские лозунги. Приехала полиция, такое шоу устроили... Адвоката Самохина в аэропорту досматривали так, что ему носки пришлось снимать. В общем, по-мелкому гадят они, конечно... Но иного я и не ожидала, я уже год с этим живу. Поэтому особой волны сочувствия к Олегу я не жду – российские мозги неизменимы...