"Я под Лениным всю жизнь"

Владимир Воронин был третьим по счету президентом независимой Молдовы. Этот пост он занимал два срока, с 2001 по 2009 год.

Личность 74-летнего Воронина многим кажется противоречивой. Более десяти лет он возглавлял Коммунистическую партию Молдовы, а сейчас высказывается в поддержку российской аннексии Крыма. Одновременно он считает, что будущее его страны неразрывно связано с Европой.

Интервью было записано в мае 2015 года. Подробнее о проекте "Россия и я. В тени Кремля".

– Владимир Николаевич, вы не только бывший президент, вы – руководитель Партии коммунистов Молдовы уже больше двадцати лет. Компартия Молдовы – единственная из компартий на постсоветском пространстве, которая сумела вернуть себе власть после падения СССР. Благодаря чему это удалось, чем молдавские коммунисты отличаются от российских?

– В идеологическом плане, программных действиях – ничем. Различаются условия, в каких мы действуем, работаем, боремся. У нас очень хорошие отношения со всеми коммунистическими партиями бывшего Советского Союза, бывшего социалистического лагеря, с коммунистами Китая, Северной Кореи, Вьетнама, с другими коммунистическими партиями. Кроме того, мы – члены Европейской партии единых левых, наш товарищ там находится в руководстве.

– Вы были министром внутренних дел Молдовы, и когда в 1989 году во время беспорядков в Кишиневе подожгли здание МВД, вы не дали приказ стрелять, а позже говорили, что пусть сгорит здание МВД, но команду стрелять в людей вы не дадите. Может быть, этим отличаются молдавские коммунисты от российских?

– Нет. Этим отличались министр и его команда, потому что всё зависит от ситуации, от времени и, может быть, даже и от воспитания. Если иметь в виду ноябрь 1989 года, то я министром стал незадолго до этого. Я был на хозяйственной работе, работал в органах советской власти, на партийной работе, и не обладал в полной мере тем внутренним стержнем, который характерен для профессиональных милиционеров, для профессиональных полицейских. Возможности, а, вернее, обстоятельства сложись таким образом, что конечно, если бы я дал приказ стрелять, он был бы признан конституционным и законным, но я не мог этого сделать. Я не представляю и сейчас – у меня были потом другие ситуации, когда я уже был президентом – как можно дать такой приказ. Я вообще не представляю, как можно стрелять в человека! Это несовместимо с моей моралью, с моей логикой.

– Наш проект называется "Россия и я". Какая она – ваша Россия? Могли бы вы назвать политиков, которые для вас олицетворяют Россию?

– В советской эпохе, естественно, много таких людей. В историческом плане это наш вождь, теоретик коммунистического движения и научного коммунизма, Владимир Ильич Ленин. После Великой Октябрьской Социалистической революции это многие люди, которые отдавали всё, что могли, и всё, что надо было, построению нового, первого в мире советского социалистического государства. Партия КПСС, под руководством которой и строилась основа социалистического государства, защищали страну от фашизма, восстанавливали, развивали и так далее. И три эпохальные имени – это Ленин, Сталин, Путин.

– А есть российские политики, которым вы бы не пожали руку?

– Нет. Даже если было во время нашей совместной деятельности какое-то недопонимание, или что-то до конца мы не довели...Служить на государственной службе, служить родине – это не значит, что ты должен нравиться. Есть ситуации, когда ты не понравишься... Не должно быть ничего личного, есть дело...

– В первые годы президентства вы много говорили о сближении с Россией, велись разговоры даже о том, чтобы Молдова присоединилась к союзу Беларуси и России. Но этого не произошло. Почему? Вы поменяли своё решение или так сложились обстоятельства?

– Не только в первые годы, а всё время мы очень много работали и искренне хотели, чтобы у нас были самые лучшие отношения и с Российской Федерацией, и с Беларусью, и с Украиной, и со всеми странами, входящими в СНГ. Что касается союза России и Беларуси... В 2000 году он был очень свежим и воспринимался очень хорошо, потому что 2000 год – это всего лишь девять лет после того, как не стало Советского Союза. Все думали: вот-вот возьмётся кто-то за ум и восстановит великую страну. И у нас здесь тоже были такие настроения, но в предвыборной программе 2001 года мы записали, что надо изучить возможность вступления. Потому что этот союз оказался больше декларацией, а потом, вы знаете сами, ничем это не закончилось. К сожалению.

– В 2003 году вы не подписали так называемый меморандум Козака –​ план федерализации Молдовы, составленный Дмитрием Козаком. Он предоставлял России право на размещение своих войск на территории Приднестровья. Как вы сейчас оцениваете своё решение?

– Была очень серьёзная задача поставлена, ещё до моего избрания на высокий пост. Я из Приднестровья родом, это для меня очень близко и болезненно. В первые дни моей работы в должности я начал встречаться с тогдашними руководителями Приднестровья, искали варианты, чтобы уберечь страну. После переговоров, после достигнутого согласия с руководством России, с Владимиром Владимировичем Путиным, решили создать рабочую группу и начать работать над конкретным документом. Были до этого и сейчас есть какие-то форматы переговоров, то расширяем, то суживаем, то активно что-то там начинают делать, то потом опять прекращают деятельность... Четыре месяца работали над составлением этого документа, который потом получил почему-то название меморандума Козака. Слова "меморандум" там вообще не было, это был план мер по урегулированию приднестровского вопроса и объединению Республики Молдова в единое государство. Там были серьёзные элементы федерализации, наделение Приднестровья статусом автономной республики в составе Молдовы со всеми вытекающими последствиями. И ничего такого шероховатого там не было, можно было бы пойти по этому пути, тем более что там были предусмотрены и переходные моменты. Мы же понимали, что если двадцать лет по разные стороны жить, то очень сложно потом запустить объединительный процесс. К несчастью, не суждено было ему реализоваться.

– Какие-то легенды ходят о том, что летел самолёт Путина и развернулся…

– Никто никуда не летел, никто никому ничего не запретил. Просто было небольшое желание забегать вперёд и всё. И это не дало нам возможности подписать документ. Если бы это было подписано в том варианте, который был предложен последним, это бы нарушало Конституцию Республики Молдова. Статья 11 нашей Конституции не разрешает размещение на территории Молдовы воинских подразделений других государств. Даже если бы мы подписали этот документ, оппозиция, которая была представлена в парламенте, на следующий день пошла бы в Конституционный суд. Такую роскошь – подставлять себя и Владимира Владимировича – в этой ситуации никак нельзя было себе позволить.

– Сейчас сравнивают Приднестровье и Крым...

– Ничего общего. Крым был оторван от России на долгие годы, даже дольше, чем сейчас Приднестровье. А Приднестровье оторвано от Молдовы вот уже почти 25 лет.

– А Крым чей?

– Как решился вопрос, так он и решился, что вы меня испытываете? Все говорят о том, чтобы возвращаться к историческим ценностям, к тому, что было, – вот и давайте. Правда, историю иногда переписывают, но в данном случае все же знают, каким образом Крым был передан Украине, когда, кем и в какой ситуации. Кто не знает, сколько на земле крымской российской крови пролито в разных войнах, и с турками, и до турок, и после турок, с фашистами и так далее? О чём мы говорим?

– Так получается, что можно менять границы? У вас в программе партии четыре основные постулата: европейские свободы и стандарты, стратегическое партнёрство с Россией, молдавская идентичность и территориальная целостность Молдовы...

– Так это наша программа, мы исходим из наших проблем. В России есть свое правительство, есть кому решать эти вопросы.

– Можете вспомнить самый сложный день, когда вы были президентом, в ваших отношениях с Россией? Это был день, когда не подписали этот меморандум?

– Пожалуй, да. У нас были прекрасные отношения – по вертикали, горизонтали, на уровне людей, коллективов, министерств, проектов, договоров, соглашений, экспорта-импорта, культурных программ и всего остального. Работало всё чётко. Не подписали соглашение, и я очень переживал и переживаю это до сих пор. Практически с того времени, прошло уже больше десяти лет, отношения очень сильно охладились…

– А "винная война"? Чего на самом деле хотела Россия, когда запрещала поставки молдавского вина?

– Там всего вперемежку. Повлияло и неподписание документа, и безобразное поведение наших производителей винодельческой продукции. Они считали, что на российский рынок можно поставлять всё, что угодно, окрашенное в красный цвет, на чём написано "молдавское вино". Поэтому их очень правильно и спокойно поставили на место. Мы договаривались, что не будет никаких ограничений по продаже не только винодельческой, но и всей остальной продукции – всего, что Молдова в состоянии производить и что она производила ещё в советские годы. Но никто не говорил, что это будет в ущерб качеству. Поэтому мы здесь не заостряли внимание, что это связано с политикой, что это чуть ли не эмбарго какое-то. Поставки с предприятий, которые производили качественную продукцию, никто не остановил.

– Вы были президентом небольшой европейской страны, не очень богатой...

– Совсем небогатой…

– … по сравнению с Россией, которая имеет очень много рычагов влияния, экономических и политических. Вам никогда не было страшно – за страну, за себя?

– Меня никогда не покидает беспокойство за сегодняшнюю, за завтрашнюю Молдову. Я осмысленно, осознанно это говорю, и знаю почему. И я не уверен в том, останется ли Молдова целостной, останется ли она независимым, суверенным государством: меня это тоже беспокоит.

– Угроза независимости, на ваш взгляд, откуда исходит?

– Прежде всего от соседей с Запада, от Румынии. От их идей о том, что это исторические румынские земли, что здесь должен быть румынский язык, что молдаван как нации нет, что это придумала советская власть и все такое прочее. Хотя их же историки, среди которых есть немало порядочных людей, опровергают это. Более того, все документы свидетельствуют, что молдавское государство на 650 лет раньше появилось, чем румынское, которое объединило три княжества. А молдавское государство было ещё при Петре Первом! И так они морочат голову молодёжи. Люди в возрасте, которые знают это всё, выдерживают, а молодёжь умудряются оболванить. Десять тысяч стипендий румынское правительство ежегодно выделяет для молдавской молодёжи для учебы в вузах Румынии. И оттуда, естественно, возвращаются молодые специалисты с румынской идеологией. И начинают здесь рассказывать сказки своим папе, маме, бабушке, которая-то знает, кто она такая, откуда ее род! А он ей рассказывает, что это не все так. Это политика, естественно.

– Владимир Николаевич, пока мы вас ждали на интервью, видели машину американского посла возле вашей штаб-квартиры. Говорят, вы американского посла всегда сажаете на диван под картину с Лениным. А как вы видите отношения США и Молдовы?

– Кабинет маленький, диванчик один... И все гости мои сидят так…

– Под Лениным?

​– А я вообще под Лениным всю жизнь. Как я вижу отношения с Соединёнными Штатами Америки? Нормальные должны быть отношения со всеми государствами. Мне удавалось практически со всеми послами найти общий язык и решать вопросы, в которых заинтересована Молдова. И правительство США реагировало очень доброжелательно на наши проблемы. Помогало в строительстве дорог, водопроводных сетей, в решении экологических проблем, в обмене студентами и прочее. Широкое шло сотрудничество. Я лично не чувствовал какой-то уж очень большой заинтересованности США в Молдове, они вообще не вмешивались в наши вопросы. Уже седьмой год, как я ушёл с поста президента, а со многими послами я встречаюсь регулярно. Недавно встречался с послом России – он пришёл поздравить меня с днём рождения.

– Ваша жена Таисия Михайловна – украинка по национальности. Знаю, что она занимается благотворительностью в Молдове, помогает в реализации социальных проектов. Может быть, она помогает и тем, кому нужна помощь в Украине, беженцам, раненым военным?

– Она вообще никогда, и в годы моего президентства в частности, не вмешивалась в политику. Она занималась с детьми, 28 лет проработала в дошкольных учреждениях. Она при помощи западных спонсоров учредила так называемый "Детский городок", там собрали детей, у которых нет родителей, и создали для них прекрасные условия. На строительстве этого "Городка" работали – мыли полы и окна – принцессы из Лихтенштейна, Люксембурга... К сожалению, нынешние власти не уделяют внимания этому "Детскому городку", даже хотят закрыть его, а этих несчастных обездоленных детей распределить по интернатам… Проблема Украины, естественно, больная для всех нас в Молдове. Это наши соседи, самая большая диаспора у нас украинская, порядка 20 процентов от общего населения. Очень много активных людей, они и у нас в команде есть.

– Как вы считаете, кто начал войну в Украине?

– Это было по той же схеме, как произошли у нас события 7 апреля 2009 года, когда ни с того ни с сего появилось 20 тысяч молодых людей и начали атаки на два самых главных здания страны – на то, где работает президент, и на парламент. Та же схема, тот же киевский Майдан. Репетиция была здесь в Кишинёве, только в отличие от Киева, мы сдержались и не применили оружие, решили этот вопрос мирным путём. Я вынужден был дать команду, чтобы уступили здания. В первых рядах нападающих были толпы детей. Третий, четвёртый, пятый, шестой классы... Давали им в руки скомканный листок бумаги, и они должны были подойти к зданию и кидать в него. Какой мужчина подымет руку, не то что оружие, на ребёнка? Мы не допустили раскручивания этой ситуации до Майдана. Более того, один из организаторов событий в Кишинёве – гражданин США Алекс Григорис, уроженец Риги. Я навсегда запомнил эту фамилию. Через почти пять лет, когда начались события на Майдане, в новостном выпуске российского телевидения прозвучало, что одним из организаторов событий на Майдане был гражданин США Алекс Григорис. Вот так они работают...

– Как раз после Майдана Молдова подписала соглашение об ассоциации с Евросоюзом. В одном из интервью вы сказали: "мы решили встать на путь европейской модернизации страны, приведения в соответствие правового фундамента к общеевропейскому. Мы начали строить Европу у себя дома". Какой совет вы бы дали теперешним руководителям Молдовы в отношениях с Западом и с Россией на фоне ситуации в Украине?

– Нужно обратить внимание на слова "европейская модернизация", не путать с "европейской интеграцией". Это совершенно разные вещи. Надо готовить страну, она должна постоянно модернизироваться, осовремениваться. Куда, в какую Европу мы, войдём, если у нас стандарты не соблюдены? Кто нас принял бы с нашими дипломами, если бы мы не подписали документ, который называется "Реформа образовательной системы. Болонский процесс"? Если б мы не подписали энергетический альянс, Международную европейскую конвенцию по всем транспортным направлениям и многие другие? Мы приняли более 250 законов вместе с Брюсселем и со Страсбургом в плане модернизации всех сторон нашей деятельности. Но мы были против подписания соглашений об ассоциации Молдовы с Европейским Союзом. Потому что нынешние правители не понимают различий между интеграцией и модернизацией.

– Вы упомянули, что с Владимиром Путиным у вас сложились хорошие отношения. Что бы вы посоветовали нынешнему руководству Молдовы, как общаться с Владимиром Путиным?

​– Общаться нормально. Нет никаких секретов, нужно оглядываться вокруг, смотреть, что происходит. Главы государств стоят в очереди, чтобы приехать в Москву и побеседовать с Владимиром Путиным, а мы здесь сидим и умничаем. Если ты уже дорос до такой должности, то ты уже не ты. Мало ли что ты хочешь, ты должен делать то, что ты обязан делать. У тебя больше обязанностей, чем желаний. .

– А вы поддерживаете сейчас личные отношение с Путиным?

– Разве у него есть время ещё на личные отношения? Я же понимаю… Уверен, если я обращусь, он отреагирует, потому что у нас было более тридцати только личных встреч с ним, кроме саммитов и прочих официальных конференций. Наши делают огромную ошибку, что отвернулись от России. России есть, чем заниматься, и молдаване должны наоборот бегать и проситься в Россию, просить контактов, решения вопросов. Я не помню, когда в последний раз кто-то из высших должностных лиц России был приглашён в Кишинёв... Как так могут отношения развиваться? Десятки тысяч молдаван сейчас работают в России, при том, что закрыт экспорт молдавской продукции в Россию. Это не политика, и это не государственный подход, и эти люди напрасно сели в руководящие кресла, им надо немедленно оттуда уйти по -хорошему, по совести, если она у них есть.

– Вы были два срока президентом Молдовы. У вас есть коллеги-политические долгожители: Александр Лукашенко, президент Беларуси, Нурсултан Назарбаев, президент Казахстана, еще несколько президентов, которые больше двадцати лет у власти. А был ли у вас соблазн побыть подольше у власти? Не хотелось ли вам попробовать, как они?

– Я за восемь лет подписал порядка восьми тысяч документов. Только два из них были конституционного характера. Я не тронул ни одну точку, ни одну запятую в Конституции. Я подчинился Конституции – два срока, так два срока. И никаких других идей и желаний у меня на этот счет не было. Осталось чувство неисполненности тех планов, тех начинаний, что мы не успели довести до конца в силу разных причин, объективных, а точнее, материальных. Осталось чувство неудовлетворённости, что мы много не сделали. Но жизнь не заканчивается: завершаешь одно, начинаешь другое – это и есть продолжение жизни.

– А что б вы могли тем "долгожителям" объяснить, чем хорошо быть отставным президентом?

– А я не сказал бы, что им хорошо быть. Но и хорошее есть тоже. Я был до президентства председателем партии, и сейчас я председатель партии. У меня хватает забот, дай Бог здоровья, чтоб я справился с теми задачами, которые мне коммунисты страны доверили решать. Поэтому я не скучаю и не переживаю. Тем более, я ещё и депутат парламента, и наша фракция играет ведущую роль в парламенте, редко когда без нашего согласия может быть принято решение.

– А что имеет от государства бывший президент по закону?

– Пенсию. Если перевести её в доллары, то это 400–450 долларов.

– А автомобиль, резиденция?

– Охрана и неприкосновенность. И всё. Никаких резиденций. Квартира на пятом этаже, как я жил двадцать пять лет назад, так ничего и не изменилось. И, будучи президентом, я не поменял ничего.

– Какие ваши три основные достижения как президента Молдовы?

– Первое и самое главное – мы почти выполнили задачу по борьбе с коррупцией и криминалитетом. Решая эту задачу, мы добились очень серьёзного пополнения государственного бюджета. Прекратила существовать зарплата "в конвертах", выплаты идут "по-белому". В результате мы смогли резко увеличить социальные расходы, на пенсионеров, детей, инвалидов, больных... Молдова открылась ещё больше Западу и укрепила отношения с Российской Федерацией. Мы подписали с Владимиром Владимировичем в Кремле базовые стратегические договоры о наших отношениях, и в преамбуле этого соглашения – это очень важно для нас – указано, что Россия признаёт Республику Молдову в границах августа 1991 года, то есть единым, цельным государством. Самое плохое, что сделали те, кто после нас пришел, – отказались от нашей программы "Молдавское село". Она была очень интересная, и мы успели немало сделать. С 7 процентов газификации страны, которые имела Молдова в 2001 году, мы поднялись до 95 процентов. Практически повсеместно решили вопрос снабжения качественной питьевой водой. Автомобильные дороги, дошкольные учреждения, школы, лицеи, объекты культуры – всё реконструировалось, всё модернизировалось... Мы создали почти триста аграрно-технологических станций, оснащённых современным оборудованием. Государство дотировало семенной фонд, взяло на себя вопрос защиты растений, животных, восстановило много традиционных животноводческих направлений: звероводство, крупный рогатый скот, молочное животноводство. Молдова всегда была прекрасна своим селом, и очень плохо, что власть теперь отказалась от этой программы. Она бы очень здорово помогла и в демографическом плане, самая большая рождаемость у нас на селе, самое большое количество детей в учебных заведениях оттуда.

– Как у бывшего президента какая сейчас главная задача, которую вы ставите?

– Не допустить, чтобы мы потеряли суверенитет, независимость и перспективу развития. Это самое главное.