Россияне считают сегодня своими главными врагами американцев, украинцев и турок, а друзьями – белорусов, казахов и китайцев. Таковы данные последнего опроса на эту тему, опубликованного экспертами московского "Левада-центра". К США плохо относятся 70 процентов респондентов, к странам объединенной Европы – 62 процента. При этом подавляющее большинство опрошенных подчеркивают, что их восприятие этих стран и наций обосновано якобы вечно враждебным, как они считают, отношением США, Украины и Турции к России.
Наиболее враждебно к России настроены США, считают 72 процента россиян. На втором месте по "индексу неприязни" оказалась Украина – вражеским государством ее назвали 48 процентов опрошенных, это самый высокий уровень за всю историю подобных опросов. Еще в 2015 году о враждебном отношении Украины к России говорили лишь 37 процентов россиян. Третье место в опросе "Левада-центра" заняла Турция: в ее враждебности к России убеждены 29 процентов респондентов, в то время как в 2015 году так считали менее одного процента жителей России.
Главным же другом и союзником Российской Федерации в мире названа Белоруссия – в этом убежден каждый второй опрошенный "Левада-центром" россиянин. На втором месте в "индексе дружбы" оказался Казахстан (39 процентов), на третьем – Китай (34 процента, при этом в прошлом году в "дружелюбии" Пекина и китайцев к Москве и россиянам не сомневались 43 процента респондентов). Кроме того, что неудивительно, 10 процентов отвечавших на вопросы социологов назвали дружественной страной Сирию во главе с Башаром Асадом.
О символизме этих ответов и о том, как менялись на протяжении веков образы иностранных "врагов" и "друзей" России, присутствие которых было важной неотъемлемой частью общественного сознания, рассказывает профессор Оксфордского университета, специалист по истории русской государственной идеологии и культурной истории эмоций Андрей Зорин:
– Обязательное деление стран на врагов и друзей – это часть имперской идеи? Вы ведь, я знаю, как раз считаете, что имперское сознание давно умерло, так в чем же дело?
– Оно умерло недавно, но, на мой взгляд, бесповоротно. А идея, что "всегда у нас есть враг", что существуют народы-враги России, она не имперская по своей сути, а националистическая. Поскольку именно в рамках идеологии национализма нация воспринимается как единое целое, единый организм и единый человек. И возникает, соответственно, идея, что тот или иной народ как таковой может быть сам по себе нам враждебен, дружественен и так далее. Это именно классическое романтическое представление о нации как о едином организме.
– Сто лет назад или двести жители России к врагам и к друзьям тоже относились как к персонифицированному образу одного человека? Как к лубочному образу, мультипликационному, говоря современным языком, герою, и при этом все равно высокомерно – и к тем, и к другим?
– Я не стал бы говорить о влиянии человеческой психологии как таковой, во все века одинаковой, на это в целом. Но вообще такая идея часто свойственна культуре. Начиналась она, конечно, с религиозной идеи – присутствия "иноверца". И прежде всего врагов искали именно по религиозному признаку. Корни этого нужно искать очень глубоко в истории. Но с возникновением идеи нации, национализма она переносится на народы как таковые. Хотя национализм является идеологией очень поздней, но такой подход более архаичен, чем "религиозный", потому что веру можно поменять – и перестать быть "иноверцем", а вот этническую принадлежность, народную, поменять практически невозможно. И если относиться к народу как к одному человеку, получается, что "все они такие", даже независимо от собственной воли, желания и так далее.
Если относиться к народу как к одному человеку, получается, что "все они такие"
– А когда целый народ воспринимается как герой лубка или комикса, это оценочное обобщение – свидетельство чего? Подростковости сознания большинства или просто микроскопичности знаний об окружающем мире?
– Да, это такая стереотипизация, традиционная, и она очень распространена, и этого много. Интересно наблюдать разницу, когда это отражает какие-то глубинные стереотипы, глубинные отношения, устоявшиеся веками, а когда это плод моментальной смены государственной политики. Это интересно, вот этот поворот – что, например, украинцы нам враги, мы выяснили совершенно недавно! Они вчера были то ли "братья", то ли вообще "тот же самый народ", и вот путь до "врагов" пройден довольно быстро, хотя я бы сказал, закономерно.
– Конечно, огромную роль в создании образа врага или друга играет пропагандистская машина. Можно вспомнить агитационные плакаты времен еще царской России, Первой мировой войны, где немцы изображены в роли агрессивных горилл. Есть лубки 200-летней давности, где таковыми изображали французов. Поддержание устойчивости власти за счет борьбы с врагом, внешним или внутренним, – это история не новая, примеров огромное количество, но почему же люди по-прежнему с удовольствием, что называется, ведутся на эту приманку?
Есть представление, что Россия – такая единственная хранительница святой веры, окруженная врагами со всех сторон
– Примеры, которые вы привели – военного времени, и "ростопчинские афишки" начала XIX века, и антинемецкие лубки. Более интересно, когда "врагов" находят в невоенное время. Есть представление, и религиозные корни его, видимо, в русской истории, о том, что Россия – такая единственная хранительница святой веры, окруженная врагами со всех сторон, которое потом приняло национальную окраску. И в этой схеме очень часто возникает какой-то набор таких вот устойчивых валентностей. Есть "главный враг", который хочет нас погубить – им, как правило, в русской истории долго была Франция, но потом эта роль перешла к Америке. И есть те, кого они хотят соблазнить, наши вроде бы "братья", но которые нас "предали" и перешли на сторону врага. И в традиционной русской истории это были обычно "окатоличенные" поляки! И мы говорили: "Вы же славяне, ну, что же вы ей богу, не понимаете, что ли, что вы наши братья?" А они что-то не понимали – и быстро стали врагами. Сейчас про поляков все забыли, они уже мало кого интересуют, и эту роль "врагов" функционально выполняют украинцы. И то, что Украина воспринимается как враг, это первое, но очень симптоматичное признание того, что российское общественное мнение начинает понимать, что украинцы – все-таки другой народ.
– А если говорить о внешнем враге, какая страна становится им быстрее – далекая, незнакомая, или соседняя, хорошо известная? И есть ли здесь какие-то закономерности?
– Здесь есть закономерность, потому что это разные враждебности! Есть враждебность к соседу, которая понятная, бытовая, и которая связана с тем, что он какой-то другой, не похожий на тебя. А есть враждебность к мифическому, странному, непонятному, и она очень тесно всегда связана с чувством, что я хотел бы быть таким же, но у меня не получается. И это всегда должен быть кто-то, на кого я ориентируюсь, кому завидую, и так далее. Как в этот образ вписывается Америка – очевидно. Сегодняшнее отношение России к США, конечно, связано со специфической завистью. Но это не абсолютно одной России свойственно, антиамериканский психоз виден в очень многих странах. В Европе он очень широко распространен, особенно в образованной среде.
– Трудно себе представить, что человек захочет жить исключительно в окружении враждебно настроенных соседей. Но от внешней политики России есть ощущение, что она сознательно себя окружает врагами. И Турция, и Украина, и Польша, и Финляндия, и Грузия, в ту или иную эпоху… Это все близкие соседи.
– Воюют же с соседями, кем еще воевать, как не с соседом? С Польшей было много войн. С Турцией тоже. С ней все интересно и загадочно, потому что турки были "друзьями" совсем недавно, они были прекрасные наши "братья", а вот китайцев мы боялись ужасно. Интересно было бы посмотреть, насколько все это носит региональный характер. Допустим, на Дальнем Востоке России китайцев тоже сегодня воспринимают как лучших друзей или нет?
Сегодняшнее отношение России к США, конечно, связано со специфической завистью
– Такие данные есть, мы о них рассказывали. Что касается "не врагов" – с "друзьями" тоже все специфично. В "друзьях" у России, по мнению опрошенных, Белоруссия с "хитрым" Лукашенко, и Китай, не слишком обходительный с Москвой. И уж на востоке страны он точно связан с ощущением и идеей угрозы "захвата русской земли". И кстати, в этом шорт-листе "индекса дружбы" есть Сирия, которую, на самом деле, и на карте многим россиянам найти будет сложно. Что их объединяет? Образы их лидеров, которые сейчас "хорошо разговаривают" с Путиным?
– Это лишь результат пропаганды, ничто другое. За этим вообще нет ничего, кроме телепропаганды! Завтра будем дружить с кем-то еще, ну, будет у нас такой еще друг или враг. А сегодня – такой. Это ощущение почти реактивное. Про кого говорят сегодня по телевизору, что он плохой или хороший, тот, соответственно, друг или враг.
– Так в том-то и дело, что ту же Белоруссию периодически на российских телеканалах поругивают. Но ее поставили на первое место, каждый второй россиянин из опрошенных считает, что белорусы – это наши "братья навек".
– Поругивают, но мягко. Белоруссия немножко себя "как-то не так ведет", действительно, но не так все-таки, как украинцы, которые нас "совершенно предали" и переметнулись на сторону Запада, как сейчас считает общественное мнение в значительной степени. Это такой гораздо более серьезный страх, чем Белоруссия.
Про кого говорят сегодня по телевизору, что он плохой, тот, соответственно, враг
– А можно себе представить страну, государство, жители которой сказали бы: "У нас нет врагов"?
– Я такой страны не знаю, но я бы хотел в такой стране жить. Нужно посмотреть подобные опросы, скажем, в Дании. Хотя и там сейчас начались свои сумасшествия – по поводу иммигрантов. Может быть, в каких-то богатых и небольших странах это возможно. В государствах, уверенных в себе, не имеющих больших международных амбиций и не завидующих соседям. Для этого нужно, во-первых, отсутствие ощущения проигранного соревнования, и во-вторых, отсутствие значительных амбиций. Наверное, при этих двух условиях такое возможно.