"Холодильник не победит телевизор"

По данным социологов "Левада-центра", 30 процентов россиян назвали главным событием 2016 года рост цен и обесценивание денег. ​Росстат зафиксировал, что с начала последнего кризиса (с июля 2014 года) цены в России выросли на 25 процентов, а средние денежные доходы на одного члена семьи – менее чем на процент. Сейчас они находятся в пределах 20 тысяч рублей, как и два года назад. Об этом в конце 2016 года сообщил замглавы Росстата Сергей Егоренко. Больше всего выросли цены на гречку – на 21,7 процента, сливочное масло – на 16,7 процента и на охлажденную и мороженую рыбу – на 14,5 процентов.

Осенью прошлого года резко подорожали овощи и фрукты: по данным Росстата, помидоры в октябре стали дороже на 42,3, огурцы – на 41,2, а апельсины – на 19,1 процента. Молоко и молочная продукция в 2016 году, по данным Национального союза производителей молока, подорожали на 7–13 процентов по сравнению с 2015 годом. Эксперты прогнозируют, что в 2017 году рост цен на основные продукты питания продолжится.

Рост цен происходит на фоне снижения платежеспособности граждан: по данным Минэкономразвития, россияне продолжают экономить на продуктах, предпочитая мясу и рыбe более дешевые продукты питания. "Население продолжает придерживаться сберегательной модели поведения, отказываясь от покупки дорогостоящей белковой продукции в пользу дешевой продукции, преимущественно растительного происхождения", – сообщили чиновники.

При этом правительство на 67 рублей снизило в конце 2016 года прожиточный минимум – теперь он составляет 9889 рублей.

О том, что ждет россиян и российский потребительский рынок в 2017 году, Радио Свобода рассказал управляющий партнер компании Management Development Group Inc, один из основателей торговой сети "Пятерочка" Дмитрий Потапенко:

– 2017 год с точки зрения развития или не развития рынка, я думаю, не будет особо отличаться ни от 2016-го, ни даже от 2015 года. Будет происходить дальнейшее изменение правил, будут приниматься законы, с которыми будет сложнее вести бизнес. Я думаю, что будет введена государственная монополия на производство спирта, поскольку мы помним о смертях после употребления "Боярышника". Будут ужесточаться правила торговли любыми спиртосодержащими жидкостями, включая моющие средства. С точки зрения развития рынка как такового я думаю, будет продолжаться укрупнение ретейла, потому что сейчас запаса прочности у региональных сетей все меньше и меньше, а у мелких предпринимателей еще меньше становится.

– Людей больше волнует, что будет с ценами...

– Усиливающееся административное давление на продавцов будет приводить к увеличению их издержек. Будет введено множество всяческих налогов, сборов, поборов, отчислений и всего остального, и торговый сбор будет увеличен, и будет увеличена стоимость кадастровая, еще, я думаю, будет изобретено несколько забавных сборов, о которых мы еще узнаем, соответственно, это приведет к росту цен. В последние годы тот же ЕГАИС, та же система "Платон", система "Меркурий" и все остальное приводит к одному – к увеличению стоимости продукта. Я думаю, что если наши "вольнодумцы" (депутаты ГД. – Прим. РС) будут подходить к этому без особого фанатизма, то рост цен будет где-то в районе 15–20 процентов. Другое дело, какую они "разгонят" инфляцию. Потому что, как вы знаете, в экономику впущено порядка 6 триллионов практически ничем не обеспеченных рублей, поэтому эта вся история должна быть как-то нивелирована. Это будет, конечно, происходить на фоне того, что банки будут искусственно "схлопываться", потому что вариантов особых нету. То есть нам надо как-то сушить эту массу, и эта масса будет сушиться именно таким способом. Поэтому будет дальнейшее удушение экономики. Мы впустили в экономику резаную бумагу в виде двухсотрублевых и двухтысячных купюр. Поэтому должно происходить насыщение экономики необеспеченными средствами, и параллельно будет развиваться ситуация с закрытием банков. Все достаточно понятно, как это происходит.

– И каковы будут последствия?

– Сразу могу сказать, что это не плохо и не хорошо, потому что многие относятся к этому пессимистично. Да нет, голода не будет, люди голодать не будут. Да, многие продукты пропадут, да многие продукты исчезнут из продажи, многие продукты по своему составу будут превращаться, как на сырном рынке, в сырную замазку, но это вовсе не означает, что будет голод. Многие считают, что это апокалипсис, но нет, тут до апокалипсиса еще пахать и пахать.

– А на что сильнее всего росли цены в 2016 году?

– Итоги можно будет окончательно подвести, скорее всего, в феврале. Но уже сейчас есть какие-то предварительные итоги с достаточно большим разбросом. Основной драйвер роста цен – это, конечно, молочная продукция, сыры, колбасы. Это были, в обязательном порядке, фрукты и овощи. Все, что содержит прямо или косвенно импортную составляющую, а у нас импортную составляющую содержит практически все. Происходило сокращение ассортиментных линий, особенно что касалось так называемого среднего ценового сегмента и верхнего ценового сегмента. Там было сложнее всего выдерживать ассортиментную матрицу. В нижнем и среднем ценовом сегменте происходило замещение продукции, которая хоть сколь-нибудь содержала какие-то полезные вещества, и это было, скажем прямо, замещение суррогатами.

– Что стало с качеством продукции после введения санкций? Некоторые продукты стало невозможно есть...

– Как бы кому ни мечталось, в России никогда холодильник не победит телевизор, потому что с помощью телевизора можно убедить кого угодно в чем угодно. Поэтому, конечно, вместо сыра, который перестали ввозить, появилась сырная замазка. Если раньше у нас были твердые сыры, хоть немного похожие на сыры, сейчас попробуйте убедить среднестатистического россиянина, что то, что он ест, это сырная замазка. Он вам может долго рассказывать, что появились замечательные козьи какие-то сыры, адыгейские, и обязательно произносит фразу: "Они ничем не хуже, чем... голландские какие-нибудь". Когда задаешь наводящий вопрос: "А как ты говоришь, что не хуже, чем голландский?" – он говорит: "Я помню". Хотя он мог его никогда в жизни не покупать. Тем более, как можно помнить вкус голландского или швейцарского сыра, когда ты его ел два года назад. Достаточно странная память. Ну, еще раз говорю, средства массового поражения могут убедить в чем угодно. Поскольку многократно произносится фраза, что так называемые наши товары (поскольку они все равно импортные, потому что состоят из импортного сырья), люди все равно говорят: "Нет, наши товары лучше и дешевле". Когда им говоришь: "Ну, раз они лучше и дешевле, так значит, антисанкции надо снимать", – человек говорит: "Нет-нет, ни в коем случае! Потому что это убьет рынок".

– Это только с сыром такая беда?

– Точно такая же ситуация с мясом. Сейчас, по сути, мясная отрасль подмята под крупные агрохолдинги, которые связаны с провластными структурами, причем в каждом регионе рынок контролирует своя провластная структура. Рынок производства свинины, говядины в меньшей степени, телятины в большей степени, но в основном свинины – это крупные агрохолдинги. Средним и мелким производителям там не осталось места. При этом ценник, естественно, вырос. В последние годы это происходило массово, и будет происходить дальше. То же самое по рынку птицы. Происходит монополизиция коротких рынков, а люди все равно будут покупать и есть, деваться им некуда. И при росте цен, и при ухудшении качества, естественно. Чтобы среднестатистический россиянин не смог понять, что происходит, будет убираться любая возможность с чем-то сравнить массовый продукт. Обычная свинина на прилавках той же Польши стоит 350 рублей, а у нас если вы найдете за 500 – вам очень повезло.

– Действительно, в России очень дорогая еда. Какую часть доходов сейчас россияне тратят на продукты?

– Раньше среднестатистическая российская семья тратила где-то 40–50 процентов своих доходов на еду, а сейчас последние исследования, в том числе и РАМИР я видел, и там эти цифры шкалят уже под 70–80 процентов. По сути, сейчас все доходы среднестатистической российской семьи уходят на две вещи – это обеспечение семьи едой и оплата коммунальных услуг. Причем, как вы понимаете, большей части россиян и на это не хватает, и они влезают в долги. Поэтому у нас растет количество просроченных, в том числе потребительских, кредитов. Конечно, это еще не фатальные цифры, но эти просрочки уже достигают 15 процентов. Плюс ко всему есть теневой сектор, о котором государство вообще ничего не знает, это такие займы даже не микрофинансовых организаций, а займы друг у друга. Это очень развито в регионах сейчас, как при советской власти было – запись в тетрадочку, когда, по сути, люди берут в долг в магазине. Это сейчас обычная ситуация.

– А люди видят связь между политикой, которую ведет Россия, и тем, как они живут?

– Нет, конечно. Я же сказал, что холодильник никогда не победит телевизор, здесь этого не было и никогда не будет. Наоборот, чем хуже живет россиянин, тем проще ему объяснить, что именно благодаря этому Россия ведет сильную политику на внешнем контуре... Не надо тешить себя иллюзиями, что будет лучше. С каждым днем люди, которые управляют всей этой системой, входят во вкус и понимают, что они – боги. Проблема не в них, что расстраивает больше всего. Проблема не в людях во власти, а в том, что люди снизу хотят этого. Тут, к сожалению, "народ и партия едины".