Израильские врачи вылечили уже более 800 сирийцев, пострадавших в длящейся с 2011 года гражданской войне. Некоторые из "сирийских пациентов" поступают в больницы Израиля без сознания. Поняв, где они оказались, эти люди иногда требуют тут же отправить их обратно, но чаще уезжают домой с благодарностью за оказанную им помощь и с изменившимся представлением о соседях, которых они всю жизнь считали своими заклятыми врагами.
"Как его могли осудить за то, что он просто высказал свое мнение? Хотя у нас в Израиле так думают многие, это правда". Доктор Салман Зарка, директор расположенной на севере Израиля больницы "Зив", удивленно выслушивает от меня историю судебного процесса над российским блогером Антоном Носиком. В октябре 2016 года Пресненский суд Москвы оштрафовал Носика на полмиллиона рублей (позже штраф был снижен до 300 тысяч) за пост в ЖЖ под названием "Стереть Сирию с лица Земли". В той записи Носик, гражданин России и Израиля, выражал готовность сказать спасибо любому, кто претворит название поста в жизнь: "За последние 70 лет Ближний Восток не видел от Сирии ничего, кроме агрессии, войн, людоедства, разрухи и горя. До 2011 года они весь этот ужас экспортировали в сопредельные государства, с 2011 года сами жнут ими же посеянную бурю. Так им и надо, и ни разу не жалко". Доктор Зарка категорически не согласен с такой позицией Носика и другими израильтянами, считающими, что к Сирии нужно применять правило "чем хуже им, тем лучше нам": под его руководством в "Зиве" уже несколько лет действует финансируемая израильским правительством программа по оказанию медицинской помощи сирийцам, живущим на сопредельных с Израилем территориях.
После Войны Судного дня 1973 года граница Израиля и Сирии (с точки зрения ООН – это лишь временная "линия прекращения огня") проходит по Голанским высотам. В сравнении с северной границей еврейского государства, которая не раз становилась местом стычек и полномасштабных боев армии Израиля и боевиков группировки "Хезболла", на Голанах в последние десятилетия было относительно спокойно. С началом гражданской войны в Сирии это спокойствие было нарушено – в непосредственной близости от границы начались бои армии Башара Асада и вооруженной сирийской оппозиции. В 2013 году, спустя два года после начала войны, Асад был вынужден вывести основную часть своих армейских подразделений с Голанских высот, чтобы перебросить их в Дамаск и другие точки страны, сохранение контроля над которыми было для сирийского президента более важным.
Сейчас, спустя 4 года, практически вся сирийская часть Голанских высот контролируется антиасадовской оппозицией и отрядами "Джабхат Ан-Нусры", которую часто называют "сирийским филиалом Аль-Каиды". Небольшая территория на юге Голан, около границы с Иорданией, занята группировкой "Бригады мучеников Ярмука", присягнувшей на верность "Исламскому государству". На израильскую сторону постоянно залетают мины, выпущенные армией Асада по повстанцам, а израильские военные периодически подвергаются обстрелам со стороны территории, контролируемой ИГИЛ. Израиль реагирует на это точечными ответными ударами: только за 2016 год ему приходилось атаковать позиции войск Асада и ИГИЛ более 10 раз (не считая авиаударов по инфраструктуре "Хезболлы" и сирийской армии в других районах Сирии).
Карта контроля территории Сирии различными силами, январь 2017 года. Территории вблизи Голанских высот, контролируемые повстанцами и "Джабхат ан-Нусрой", помечены желтым цветом и находятся в нижнем левом углу карты. Маленький серый треугольник между городами Кунейтра и Дараа – присягнувшие на верность ИГИЛ "Бригады мучеников Ярмука":
Но это не единственная реакция Израиля на гражданскую войну в Сирии. В нескольких десятках километров от границы находится город Цфат, а в нем – крупнейшая на севере страны больница, основанная еще в 1910 году, когда эти земли были частью Османской империи. За годы гражданской войны в Сирии здесь прошли лечение более 800 граждан Сирии, как пострадавших в результате боевых действий, так и тех, кто просто остался в своей стране без возможности получить медицинскую помощь. Доктор Зарка занимает пост директора больницы последние два года. На эту работу он пришел с должности руководителя медицинской службы Армии обороны Израиля. И в медицинской службе армии, и в больнице "Зив" Зарка становился первым друзом, когда-либо назначенным на столь высокий пост. Его принадлежность к этой этноконфессиональной группе, представители которой разбросаны по всему Ближнему Востоку, особенно интересна в контексте истории о лечении в Израиле раненых сирийцев. Многие друзы на севере Израиля выступают против такой практики, утверждая, что бойцы сирийской оппозиции не прекращают нападения на их собратьев, живущих в Сирии. Пиком этого недовольства стало нападение друзов в июне 2015 года на армейскую скорую помощь, которая везла раненых сирийцев от границы в больницу "Зив". Толпа забросала машину камнями, вытащила из нее раненых и линчевала их.
Несмотря на все эти перипетии, Салман Зарка продолжает радеть за сохранение программы по лечению сирийцев в Израиле, записывает видеообращения с призывом к благотворителям жертвовать средства на ее финансирование (государство покрывает лишь 2/3 расходов) и находит в своем плотном графике время для встреч с журналистами.
– Доктор Зарка, как все это началось? Вы уже были директором "Зива", когда сюда привезли первых пациентов из Сирии, или еще нет?
– Это началось в 2013 году. Тогда я еще был полковником израильской армии, главой ее медицинской службы. В "Зиве" я работаю последние два года. Но гуманитарными операциями я начал заниматься еще до того, как пришел сюда.
– Чья это была идея – лечить в Израиле граждан Сирии?
– Это произошло внезапно, в середине февраля 2013 года. Семеро сирийцев с ранениями разной степени тяжести, от средних до тяжелых, в шаббат, утром в субботу, подошли к нашей границе и попросили одного из наших солдат о медицинской помощи. Этот солдат решил помочь им и вызвал на место военных медиков. Им была оказана первая помощь, после чего их эвакуировали в "Зив". Здесь их прооперировали, госпитализировали примерно на 10 дней, а после этого всех семерых вернули в Сирию. На самом деле военные и врачи в "Зиве" попросту спасли им жизнь. После этого мы решили оценить ситуацию и решить, что мы будем делать со следующей волной раненых. Должны ли мы закрыть для них границу? Или должны помочь им? На эту тему в Израиле развернулись нешуточные споры. Большинство израильтян считают сирийцев заклятыми врагами, особенно те, кто помнит Войну Судного дня. А раз они враги, значит надо закрыть границу и просто ждать, когда ситуация на той стороне улучшится. Но были и другие доводы. Например, религиозный, ведь все религии предписывают спасать жизнь того, кто в этом нуждается. У еврейского народа, вдобавок к этому, еще очень сильна память о Холокосте. После того, что случилось с ними самими, для евреев неприемлемо оставаться в стороне, просто стоять и смотреть, как кто-то на их границе стоит, истекает кровью и умирает. Еще одним доводом, возможно, была моя профессия – профессия врача. Мы даем клятву Гиппократа, клятву Рамбама (еврейский философ и врач 12-го века), которые предписывают спасать жизнь людям. Так что я очень рад, что в этих спорах было решено продолжать оказывать медицинскую помощь и помогать сирийцам, которые приходят к нашей границе. Мы не заходим на сирийскую территорию, но тем раненым и больным, которые приходят к нашей границе, мы оказываем необходимую медицинскую помощь.
– Как они попадают к границе? Кто эти люди?
– Ситуация в Сирии меняется каждый день. То, что происходит с той стороны границы, – это настоящая катастрофа. Я не думаю, что мы можем с уверенностью говорить о том, кто там "хороший", а кто "плохой". Это просто люди, оставшиеся без медицинской помощи в своей стране, потому что 70% врачей и медицинского персонала бежали из Сирии с момента начала войны. Им приходится преодолевать все пограничные препятствия с сирийской стороны, затем они подходят к границе, и тогда на это место приезжают наши солдаты, бригада парамедиков и военный врач. Они производят триаж, медицинскую сортировку, и решают, кого после оказания первой помощи можно отправить обратно, а кто нуждается в дополнительном лечении. Раненых эвакуируют на армейских машинах скорой помощи в больницы на севере Израиля, преимущественно в больницу "Зив".
– Насколько мне известно, есть даже полевой госпиталь, развернутый Израилем на границе с Сирией?
– Раньше был. Мне повезло участвовать в гуманитарной миссии по его развертыванию. Первая волна раненых научила нас, что те, кто получил ранения средней и высокой степени тяжести, могут не пережить транспортировку в больницу. Если у вас пациенты с сильным кровотечением или ранениями брюшной полости, их нужно оперировать сразу. Поскольку главная цель нашей гуманитарной миссии – спасать жизни, а эта задача не терпит промедлений, мы решили развернуть прямо на границе полевой госпиталь, с операционными и отделением интенсивной терапии. Примерно через год мы поняли, что люди, которые приходят к израильской границе и обращаются за помощью, уже по большей части не нуждаются в срочных операциях. Либо они каким-то образом успевали получить экстренную помощь еще в Сирии, либо, к сожалению, не могли добраться до границы, потому что попросту не выживали за то время, которое для этого требуется. К границе в основном стали приходить люди, нуждающиеся в сложном, но не экстренном лечении, например, со сложными переломами костей. Таких пациентов мы могли спокойно успеть доставить в "Зив". Так что два с половиной года назад мы решили закрыть мобильный госпиталь на границе.
– Вам приходилось иметь дело с ранениями, полученными в результате авианалетов или минометных обстрелов?
– У нас в "Зиве" накоплен большой опыт по лечению травм и ранений, полученных на войне, ведь сюда привозили раненых израильских солдат, особенно во время Второй Ливанской войны. Но у тех сирийцев, которые к нам попадают, гораздо более сложные ранения. Возможно, из-за того, что у них уходит очень много времени, чтобы добраться сюда. Нам приходится иметь дело с куда более сложными случаями, поражениями нескольких органов, сложнейшими ортопедическими проблемами. Опыт, который мы получаем, не пропадает даром: в прошлом году мы устраивали семинар для врачей со всего мира, посвященный лечению ранений и травм, полученных в ходе боевых действий.
– Кто финансирует эту программу? Правительство Израиля?
– По большей части да. Это было не нашим решением – начать лечить сирийцев, это было решением правительства. Но нужно отметить несколько моментов. Во-первых, мы решили оказывать медицинскую помощь гражданам Сирии по тем же стандартам, которые мы применяем в отношении израильтян. Когда мы говорим о стандартах гуманитарной медицинской помощи, в основном имеется в виду спасение жизни, но не улучшение ее качества. Поясню, что это значит. У вас есть пациент, которому срочно требуется частичная ампутация ноги. Если вы хотите спасти ему жизнь, вы ампутируете ее, это всего одна операция. После операции вы госпитализируете его на два дня, после чего он возвращается в Сирию – живым, но, к сожалению, без ноги. Это соответствует стандартам гуманитарной медицинской помощи. Но это не является стандартом в израильской медицине. Наш стандарт – попытаться спасти эту ногу. Чтобы спасти ее, нужно много операций, около десяти, затем нужно госпитализировать пациента на 2–3 месяца, провести курс реабилитации, установить специальные аппараты, которые будут поддерживать кость – вместо того, чтобы просто отпилить ее. И тогда он вернется в Сирию не просто живым, а на собственных ногах!
Мы решили так: у нас есть только один стандарт лечения – не важно, для сирийцев или для израильтян
Здесь, в Израиле, в "Зиве" мы решили так: у нас есть только один стандарт лечения – не важно, для сирийцев или для израильтян. При этом лечение израильтян обходится нам дешевле, чем лечение сирийцев. Израильтян чаще всего сопровождают в больницу члены их семей. Гражданин Израиля лежит в больнице несколько дней, после чего его можно выписать: остальной необходимый уход ему обеспечат родные и близкие. Все медикаменты для этого будут оплачиваться в рамках государственного страхования, через 2–3 месяца пациенту надо лишь снова приехать в больницу, в амбулаторное отделение, чтобы мы могли посмотреть и проверить его состояние. Сирийцы же попадают к нам одни, без родственников, и чтобы не просто спасти им жизнь, а вернуть им прежнее качество жизни, мы вынуждены госпитализировать их на длительный срок. Это гораздо дороже. Здесь, в "Зиве", у меня есть специальный социальный работник. Его зовут Фарис, он говорит по-арабски, и его задача – поддерживать этих людей, пока они лежат здесь. Может быть, кому-то из них одиноко, а кто-то испытывает страх от того, что ему пришлось приехать в Израиль, в страну, которую они всю жизнь считали своим врагом. Правительство платит мне за лечение сирийцев столько же, сколько за лечение израильтян. Все дополнительные расходы мы покрываем за счет благотворительных взносов от филантропов и просто хороших людей, которые помогают этому гуманитарному проекту продолжаться.
– Как вы полагаете, продолжит ли правительство Израиля финансировать этот проект и дальше?
– Я верю, что продолжит. Не уверен, что они выделят больше средств, так что мы и дальше будем пользоваться поддержкой хороших людей.
– Я бы хотел вернуться к вопросу о том, кто эти люди, которые приходят к границе и обращаются за медицинской помощью? Кого среди них больше: женщин, детей, мужчин, стариков? Как вы сами сказали, ситуация в Сирии постоянно меняется, боевые действия на территориях, граничащих с Израилем, то затихают, то разгораются. Влияет ли это на контингент тех, кто обращается к вам за помощью?
– Когда все это начиналось, были в основном раненые – от снарядов, пуль, обрушившихся зданий и так далее. С годами эта ситуация изменилась. Как я уже говорил, сирийская система здравоохранения рухнула, оставив многих людей без возможности получить медицинскую помощь, без лекарств, без медицинского персонала. Поэтому люди стали приходить на границу за обычной медицинской помощью. У нас было уже 19 беременных женщин из Сирии, которые родили своих детей в "Зиве". К границе с Израилем приходят дети, которым нужны лекарства для них самих и их больных родителей. Несколько месяцев назад у нас лечилась сирийская девочка с диабетом, которая пришла туда, потому что ей был нужен инсулин. Мы обследовали ее, она вместе со своей мамой лежала у нас в больнице несколько месяцев, пока мы не отправили ее обратно с полугодовым запасом лекарства. Полугодовой запас инсулина никак не вписывается в бюджет больницы, для этого нужны пожертвования. Но у нас просто нет выбора, мы не можем не помочь в такой ситуации.
– А от кого в основном поступают эти пожертвования, кто эти "хорошие люди", о которых вы говорили: арабы-мусульмане, арабы-христиане, евреи, нерелигиозные граждане?
В последние недели, возможно, из-за страшных фотографий и видео из Алеппо, все больше людей звонят нам и предлагают больнице свою помощь
– Пожертвования приходят от всех из них. В последние недели, возможно, из-за страшных фотографий и видео из Алеппо, все больше людей из Израиля, представители самых разных конфессий и верований, звонят нам и предлагают больнице свою помощь, чтобы мы могли лечить сирийцев. Несколько недель назад я вернулся из США, и многие люди там, особенно живущие в Майами израильтяне, поддерживают и помогают больнице "Зив" поддерживать этот проект.
– Что вы чувствуете, когда вынуждены отправлять прошедших у вас лечение сирийцев, особенно детей, обратно в Сирию, где продолжается война?
– Во-первых, никто из них и не хочет оставаться в Израиле. По крайней мере, я таких не встречал. Все они хотят вернуться в Сирию, к своим семьям. Конечно, мы очень обеспокоены тем, что случится с ними там, смогут ли они выжить. Поэтому мы стараемся дать им с собой лекарства, необходимую одежду, иногда даже еду. Но нас не меньше волнует их безопасность в том случае, если кто-то узнает, что они лечились в Израиле. Поэтому лекарства мы им даем без упаковки, а рецепты выписываем на английском. На всех вещах, которые они забирают с собой, не должно быть ни единого слова на иврите, чтобы не подвергать их риску. С другой стороны, когда мы видим, как люди поправляются, встают на ноги после сложных травм, я и мои врачи чувствуем удовлетворение от того, что мы смогли им помочь.
– Сами эти люди – они рассказывают, где и как получили свои ранения или травмы? Если это молодые мужчины, признаются ли они, что воевали? И важно ли это для вас?
На вещах, которые они забирают с собой, не должно быть ни единого слова на иврите
– Для нас как для медиков важно понять, как было получено ранение, чтобы поставить правильный диагноз, понять, на что обратить особенное внимание и назначить нужное лечение. Если у пациента кровотечение из брюшной полости, нам надо знать, в результате чего оно возникло. Лечение будет разным, если это проникающая рана или огнестрельное ранение, или если это ранение получено при взрыве. Если это взрыв, например, надо обратить особое внимание на другие органы, которые тоже могли при нем пострадать. Это единственная причина, по которой мы задаем вопрос: "Что случилось?" Нас не интересует, в каком районе Сирии это случилось, к какой из воюющих группировок принадлежит пациент, какую религию он исповедует. Важно понимать, что порой мы даже не можем быть уверены, как зовут пациента. Мы спросим его, и он может ответить, что хочет. Мы же не проверяем у них паспорта.
– То есть для вас не имеет значения, если человек, попав к вам, сам скажет: "Меня зовут так-то, я воевал, к примеру, за "Свободную сирийскую армию" (одна из группировок умеренной сирийской оппозиции. – РС)? Я слышал здесь, в Израиле, упреки в ваш адрес, что вы якобы даже лечите бойцов ИГИЛ.
– Я как директор больницы, или в бытность главой медицинской службы армии, не занимаюсь и не занимался этими вопросами. Но я верю, что Армия обороны Израиля в состоянии понять, принадлежит ли человек к той или иной группировке. Я их не спрашиваю, а если они сами мне рассказывают, не делаю на этот счет никаких записей в медицинских документах. Это не имеет отношения к способу лечения. Если к моему персоналу, которым я очень горжусь, в приемное отделение попадает пациент, он остается для них в первую очередь пациентом.
– Сколько всего сирийцев прошло через "Зив" за время, что действует эта программа? Сколько их находится здесь сейчас, когда мы с вами разговариваем?
– Всего более 800 человек. Каждый день – от 12 до 15. Эта цифра постоянно меняется.
– Их кто-то охраняет?
– Да. Их охраняет военная полиция, это не больничный персонал. Это и для их безопасности, и для того, чтобы кто-то из них вдруг не отправился в путешествие по Израилю. Они здесь только для того, чтобы получить лечение.
– Вторая Ливанская война, о которой вы говорили, была уже почти 10 лет назад. Вы говорили про накопленный во время нее опыт лечения ранений, но с тех пор в медицину пришло новое поколение врачей, у которого этого опыта нет. Можете ли вы сказать, что лечение сирийцев, пострадавших во время боевых действий, полезно для ваших врачей и с этой точки зрения, с точки зрения приобретения нового опыта на случай новой войны, участником которой может оказаться сам Израиль?
– Если бы я мог выбирать для своих врачей, с какими травмами и ранениями им работать, я бы не выбрал для них такой доли. Травмы и ранения, с которыми к нам поступают пациенты из Сирии, действительно очень и очень сложные. Но поскольку у нас действительно появился такой опыт, к нам приезжают перенимать его врачи со всего мира. В нашем ортопедическом отделении часто гостят врачи из США, Дании и других стран, которые учатся у нас лечить сложнейшие случаи полученных на войне ранений.
– Кто из сирийских пациентов, чья история запомнилась вам больше всего за то время, что вы руководите этой больницей?
– Таких историй много. Но я расскажу одну. Это история женщины, которая живет в Сирии примерно в 6 километрах от нашей границы. Однажды ночью по ее дому выстрелил танк. Две комнаты были разрушены полностью, двое ее детей были серьезно ранены, но ей удалось вытащить их из-под обломков. Жители ее деревни сказали ей идти на запад, в сторону израильской границы, потому что там ей и детям окажут помощь, после чего она сможет вернуться со своими детьми домой. Они приехали сюда, мы вылечили ее и детей, фактически спасли их от неминуемой гибели. Перед тем как отправиться домой, она настояла, чтобы я и мои врачи приняли ее приглашение однажды приехать к ней в деревню, чтобы мы все могли отпраздновать это счастливое спасение. Я верю, что однажды мир обязательно придет на эту землю и я смогу принять ее приглашение.