Здравствуйте, я ваш новый чекист!

Алексей Кнедляковский, московский художник-акционист, уже 3 года живущий в Краснодаре, провел в этом городе, не славящемся богатством художественной жизни, акцию "Новый чекист". В День работников служб государственной безопасности он прикрепил крест на постамент памятника Дзержинскому. Памятник нисколько не пострадал, но акция взбесила руководство спецслужб. Кнедляковского и его товарища Виктора Чирикова задержали, обвинили в хулиганстве и приговорили к 15 суткам административного ареста. И Чириков, и Кнедляковский заявляли о плохих условиях содержания в спецприемнике №1 Краснодара, оба держали голодовку.

Алексей Кнедляковский рассказал Радио Свобода об акции и ее последствиях.

– "Новый чекист" – это просто протест против новой государственной идеологии – симбиоза спецслужб и православия?

– Это скорее художественное, а не политическое высказывание. Произведение искусства с общественно-политической составляющей, но не чисто политическое. Там есть отсылки к акции группы "Война" "Мент в поповской рясе" и акции Александра Бренера "Чего не сделал Давид, или Здравствуйте, я ваш новый коммерческий директор". Это была акция, проведенная на Лубянской площади, где стоял железный Феликс. Бренер стоял там в кожаном пальто и выкрикивал проезжавшим мимо автомобилям: "Здравствуйте, я ваш новый коммерческий директор". Это 1995 год, Бренер провозглашал приход новой эры глобальной коммерциализации. Вместо железного Феликса появился коммерческий директор, которого все боятся.

– А теперь Феликс вернулся.

– Я попытался подвести черту, подытожить, что в конечном итоге получилось. Получилась новая религия. Был "я ваш новый коммерческий директор", теперь "я ваш новый чекист". У него нет никакой коммерческой составляющей, а есть только идеологическая и религиозная, как первосвященник новой религии.

– Тут я с вами поспорю, потому что "новый чекизм" замешан на многомиллиардной коммерции.

– Это не исключено. Можно добавлять, дополнять. Но я это рассматриваю именно как религию. Коммунизм являлся религией со своими алтарями, со своими пресвитерами, со своими святыми. Дзержинский сначала был первосвященником, основателем этой религии, потом стал одним из святых. Я пытался предыдущие работы разных художников соединять и с этим контекстом работать. Не знаю, как что у меня получилось, пусть оценят искусствоведы.​

– Пока вас оценили "искусствоведы в штатском", как было принято говорить. Хотя вас судили за мелкое хулиганство, ФСБ, конечно, наблюдало за этим делом…

– Это дело вело ФСБ изначально. Там в материалах дела есть два рапорта сотрудников центра противодействия экстремизму, оперов, которые заявили, что я нахожусь у них в разработке с 2013 года. То есть с того момента, как я в Краснодар переехал, они за мной наблюдают. По словам сотрудников полиции, команду давал начальник управления ФСБ по Краснодарскому краю.

– На самом высоком уровне!

– Там же целая спецоперация была. Протокол об административном правонарушении, на основании которого был написан протокол, писал заместитель начальника уголовного розыска Краснодара – ни много ни мало. Такой мелкий хулиган, делом которого занимается замначальника уголовного розыска. Я ему прямо задавал вопрос: часто вам приходится такие протоколы составлять? Он смеется, глаза отводит. Видно, что это не его.

– Вас допрашивали?

– 22 декабря меня задержали два оперуполномоченных уголовного розыска, повезли в горотдел, меня опрашивал замначальника Сахно. Я сказал: на ваши вопросы отвечать не считаю возможным, у нас с вами диалога, видимо, не получится. Он пытался заходить с разных сторон: зачем, кто чего сделал, а как чего. Ответа не получил. Минут десять он потыкался, в итоге плюнул на это дело, отвели меня в какой-то кабинет, написали протокол о мелком хулиганстве. Отвезли в этот же день в суд. Я заявил ходатайство об ознакомлении с материалами дела, о переносе дела, чтобы адвокат мог приехать. Это было 6 часов, а суд перенесли на 10 утра. Адвоката найти за такое время было невозможно. Самое интересное, что судья был без мантии, сидел просто в пиджаке – это грубейшее нарушение. Здесь процессуальные нормы нарушены сплошь и рядом, никто даже не пытался соблюдать. Судья быстро спросил, признаю я себя виновным или не признаю. Естественно, не признаю. Он вскочил, как сайгак убежал в совещательную комнату и через несколько минут выбежал уже с готовым решением. Все уже было готово заранее.

– Но вы, наверное, предчувствовали, что акция против православных чекистов не сойдет вам с рук?

– Как ни странно, нет. Юридически в действиях, которые мне инкриминируются, не было никакого состава правонарушения вообще. Информация прошла по всем краснодарским СМИ, опубликовали все местные издания фотографию. Журналисты звонили в УВД города, им сказали, что на место отправлен участковый, который посмотрит и решит. Я думал, что у людей все-таки какой-то здравый смысл есть и они не будут раздувать этот скандал, все это останется в художественной плоскости. Оказалось, не совсем так: видимо, настолько сильно зацепило кого-то, что решили наказать.

–​ Вы сказали, что сообщили все местные СМИ. Но ведь потом эта новость исчезла?

– Да. Скорее всего, звонили из ФСБ, потому что из всех изданий информация была удалена полностью. Я днем еще читал, вечером отправлял кому-то ссылку, мне пишут – ничего не открывается. Евгений Титов, который здесь раньше жил, а сейчас в эмиграции находится, это первым обнаружил, прошел по всем сайтам, везде новость исчезла.

– Алексей, вы переехали в Краснодар из Москвы в 2013 году. Какие впечатления?

– Впечатлений масса. Здесь, конечно, дичайшая провинция даже по сравнению с городами Центральной России. Если говорить о том, как работают правоохранительные органы, то такого беспредела, наверное, нигде нет, чтобы настолько наплевательски относились к элементарным процессуальным нормам. В Москве даже судья Боровкова, которая отличилась своими процессами над несогласными, себе такого не позволяла. Когда заявляешь ходатайство, она берет его, уходит в совещательную комнату и выходит оттуда с определением, как положено по закону. Здесь же эти элементарные нормы игнорируются. Если говорить о художественной жизни, то ее нет в городе никакой, но у людей есть активный интерес к современному искусству. Я здесь делал выставки на заборе, у меня проект "Проходите мимо" был, выставлял, в частности, проект Олега Кулика "Русское", фотографии. Люди, которые мимо проходили, с большим интересом его смотрели, читали описание работ, было видно, что им это интересно.

– Не срывали?

​– Не срывали, фотографировали. Они такого никогда не видели: хочется узнать, что это. Когда Марат Гельман сюда приезжал, выставку ICONS сорвали казаки с каким-то священником, который плевал в него. Причем выставка очень спокойная, никакого богохульства. В 2016 году весной планировалось проведение в Краснодаре фестиваля "МедиаУдар" – это фестиваль активистского искусства. У нас была секция, мы рассказывали об акционизме. И в этот день, когда все это должно было начаться, казаки, ФСБ, полиция пришли, прочесали здание в поисках зала, где будет проходить дискуссия о современном акционизме. Звонили собственникам помещения, собственники звонили всем арендаторам, не дай бог, что-то произойдет. Полностью заблокировали всякую возможность проведения этой дискуссии. В итоге мы переместились в торговый центр и там проводили это мероприятие, на фуд-корте.

Васю Слонова я выставлял, олимпийский проект. Его казаки сорвали под конец. Мы не стали вступать с ними в какие-то дискуссии, мы это просто понаблюдали со стороны и ушли, чтобы, не дай бог, не возбуждать никого лишний раз. А потом они этот забор залепили баннерами с тюльпанами, там все бессмысленно стало делать, а другого места я пока не смог найти. Очень тяжело.

– А как вы оценивает то, что происходит в российском актуальном искусстве? Вы упоминали группу "Война" – вы знаете об идеологической метаморфозе Олега Воротникова, который, можно сказать, стал путинистом… И вообще многое за эти годы, которые вы провели вне Москвы, изменилось, и наверное, не в лучшую сторону. Какие у вас впечатления?

– Что касается позиции Воротникова, для меня ничего удивительного в этом нет. Я не вижу какой-то метаморфозы здесь, какого-то радикального изменения.

– Человек, который был ментом в поповской рясе, сейчас говорит о величии России... "Крымнаш" и так далее. Можно представить, что и вы через три года после акции "Новый чекист" выступите с подобной речью?

– Я такое исключаю совершенно. Просто нужно знать Воротникова, внимательно смотреть, что он раньше говорил. Потом все им сказанное нужно воспринимать как некий троллинг. Мы вообще не знаем, всерьез он это говорит или не всерьез. Может быть, он таким образом дразнит публику, пытается привлекать к себе внимание. А что касается актуального искусства в России, я вижу за последние годы его полнейший упадок. После яркого взлета Pussy Riot группа сошла на нет из-за ее деанонимизации.

– Вы же участвовали в акции Pussy Riot в Сочи, вас даже казаки нагайками избили.

– Не нагайками, а гитарой разбили бровь, вообще все очень жестко было. Жену мою повалили на асфальт, тоже пытались избивать. Это было последнее яркое событие на российской художественной сцене. После этого все начало сходить на нет. Глубоких серьезных работ я не видел.

– А как же Петр Павленский?

– На мой взгляд, это шаг назад, причем очень сильно назад. Это работы в лоб, простые, без глубоких смыслов. Да, конечно, он смелый и решительный, нужно отдать ему должное. В судах он вел себя очень достойно, пытался сделать из этого шоу. Но серьезного художественного значения я в его работах не увидел. У меня еще претензия к тюремному языку, который он пытается использовать. Эти лагерные мастырки, которые для определенной части населения обладают сакральным смыслом, они считываются по-другому, нежели он их пытается преподносить.

– Это язык, на котором говорят миллионы в России, почему же его не использовать в искусстве?

– Он значит совсем другое, не то, что хочет вложить в него Павленский. Прибивание мошонки к чему бы то ни было, чаще это деревянные нары, имеет сугубо практические цели – соскочить с этапа, избежать очной ставки со свидетелем, не выйти на работу, лечь на больничку. Я посвятил какое-то время изучению лагерной жизни, чтению литературы на эту тему, и у меня считывается в первую очередь это.

– Почему вы решили изучать лагерную жизнь и как повлиял на ее восприятие последний арест?

– Особо не повлиял. Если ты знаешь, что там будет, то воспринимаешь это как дождь: надо просто подождать, когда он кончится. Но я не был готов к тому, что условия содержания будут настолько отвратительными. А побудило заниматься изучением этого дела то, что это очень интересный культурный пласт. Все живущие в России должны его изучить. Сейчас я лишний раз убедился в том, что наша пенитенциарная система не призвана профилактировать правонарушения, а направлена только на одно – унижение человеческого достоинства и истязание человека, который попадает в ее лапы. Больше там ничего нет. Со времен сталинского ГУЛАГа традиция так и идет. Когда в этом спецприемнике приносят обед, завтрак или ужин, старые железные кастрюли они ставят на пол возле стены, открывают дверь камеры, ты должен нагибаться за этой кастрюлей, брать ее и заносить внутрь. С пола берешь. То есть это делается с целью унизить человека. Или ежедневные проверки: каждый день в 8 утра выводят из камеры: фамилию назови. Два человека с фонарями заходят в камеру, что-то ищут у тебя, смотрят, вдруг ты что-то запрещенное сделал. Кроме того, отсутствие нормального освещения, когда не можешь читать или писать. Света из окна вообще нет, прогулок вообще нет. Плюс еще проблемы вентиляции: они сделали безумную искусственную вытяжку, которая в камере шумела так, что у меня еще вчера в ушах звенело, постоянный гул в голове от этой вытяжки. Такое издевательство потихоньку, планомерно. Это дичайший спецприемник, там нельзя людей держать. Сейчас 30 суток ареста есть по некоторым нарушениям, человек сидит в этих условиях, в темноте, не видит солнца, ничего не видит, не может выйти, подышать свежим воздухом. Пытка, по-другому не скажешь. Естественно, по этому поводу будем обращаться в ЕСПЧ. Просто так это нельзя оставлять.

– Алексей, а как вы прикрепили крест?

– Я воспользовался двусторонним скотчем.

– То есть постамент не пострадал?

– Этот скотч удаляется, не оставляя вообще никаких следов, и не нужно для этого прилагать никаких усилий, то есть он через некоторое время сам может отвалиться. Не то что какого-то вреда, там даже следов на постаменте не осталось. Многие люди удивляются: как вообще за такое можно что-то давать: ничего нет, никакого состава. В чем хулиганство?

– Видимо, сам факт, что раскрылся тайный союз чекизма и православия, их настолько потряс, что они решили, что нужно за это сурово покарать.

– Визуально, видимо, картинка получилась настолько для них сильная, что в голове у них все вскипело: как это так, что это такое?!