Облученные пропагандой

Готовность россиян протестовать, выходя на улицы как с экономическими, так и с политическими требованиями, остается невысокой. Об этом говорится в исследовании "Левада-центра", опубликованном 28 сентября. Большинство опрошенных, 63 процента, считают маловероятными массовые выступления в защиту своих прав и в связи с падением уровня жизни. Только 14 процентов респондентов готовы лично участвовать в этих выступлениях, если они состоятся.

По данным сотрудников "Левада-центра", наиболее высокая готовность россиян к участию в массовых протестах наблюдалась в 2011–2012 годах – тогда ходить на акции протеста были готовы 17 процентов опрошенных.

О том, почему большинство россиян не готовы или не хотят участвовать в политическом протесте, Радио Свобода рассказал директор "Левада-центра" Лев Гудков:

– По последним данным, начиная с весны готовность эта начала немного расти, – говорит социолог. – Но я бы не рассматривал это как показатель реального общественного выступления или как поведенческую характеристику. Это некоторые колебания общественных настроений, и это чрезвычайно важно понимать. Их можно сравнить с колебаниями атмосферного давления – но это не готовность к реальному участию в политической жизни. Потому что если бы на улицы действительно вышли даже не 14 процентов, которые заявили о такой готовности, а всего полпроцента россиян, это уже были бы сотни тысяч человек. Я бы это рассматривал эти данные как восприятие некоторого роста напряжения в обществе, связанного с общей неопределенностью, с ухудшением экономической ситуации в стране и падением доверия к властям, – говорит Лев Гудков.

Чаще всего готовность выйти на акции протеста высказывают жители городов, особенно крупных, где больше возможности получения информации в независимых от государства СМИ. Наибольшая протестная активность, по мнению социологов, наблюдалась в России в 2011–2012 годах – это было связано с ростом недовольства политикой Путина и падением его популярности. После аннексии Крыма, в августе 2014 года, показатели недовольства значительно упали – тогда на акции протеста готовы были выйти только 8 процентов россиян.

Акции Алексея Навального, на которые в марте и июне 2017 года пришли тысячи молодых россиян, пока никак не влияют на общую картину политических протестов, считает Лев Гудков:

– Впечатление, что произошел поколенческий перелом, что молодежь вышла на улицы, кажется мне обманчивым, – говорит социолог. – Во-первых, доля молодежи в таком протесте всегда была очень небольшой. В московских акциях на Сахарова, на Якиманке, на Болотной доля молодежи составляла примерно 15–17 процентов от общего числа участников, мы проводили там свои замеры. В этот раз, я имею в виду мартовские и июньские демонстрации в Москве, было ясно, что будут бить, что полиция будет жестоко разгонять. И поэтому обычный состав – это люди около 50 лет и старше – туда просто не вышли.

На этом фоне участие молодежи стало более заметно. Вышли туда подросшие дети среднего класса – это примерно тот же слой, та же категория населения, недовольная авторитарным режимом и остро реагирующая на усиление идеологического прессинга в школах и в университетах. Поэтому это не политическое выступление, а скорее контркультурное. В целом же сегодня молодежь – это самая пропутински настроенная категория населения. Она прошла социализацию, получила образование именно в период утверждения путинского режима и полностью облучена нынешней пропагандой, – полагает директор "Левада-центра" Лев Гудков.

Руководитель предвыборного штаба Алексея Навального Леонид Волков не доверяет данным социологов: по его мнению, рост протестных настроений среди россиян, как и количество желающих выйти на уличные акции, постоянно растет:

– Мы видим, что уровень активности наших сограждан высок – мы только что провели шесть крупных встреч в регионах, каждая из которых стала самым большим политическим событием в истории соответствующего города за последние 20 лет, – говорит Леонид Волков. – И мы провели их буквально в последние 10 дней. По-моему, это доказывает готовность россиян выходить на улицы ради политики. Это куда лучше, чем любые кабинетные цифры. В то же время даже цифра 14 процентов, если ей поверить, не кажется низкой. Перемены всегда делает активное меньшинство, достаточно 2–3 процентов людей, которые одновременно выходят на улицы, чтобы полностью изменить политический ландшафт в стране, – уверен Волков.

Точных данных, сколько россиян готовы поддержать Алексея Навального, нет. По словам Леонида Волкова, уровень поддержки оппозиционного политика постоянно растет: на акцию 12 июня вышло больше людей, чем 26 марта, а каждая следующая предвыборная встреча в регионах становится более масштабной, чем предыдущая. То, что костяк аудитории Алексея Навального составляют школьники, Леонид Волков называет "кремлевской пропагандой" – по его словам, аудитория Навального – это все россияне, вне зависимости от возраста и социального статуса:

– Социологическими данными не подтверждается, что наша аудитория – это школьники. Это кремлевское вранье, пропаганда, в которую они сами поверили. Они проводят беседы со школьниками, они пытаются бороться с нами собственной пропагандой. Мы знаем, что среди подписчиков наших социальных сетей, всех наших пабликов в "Ютьюбе", "ВКонтакте" несовершеннолетние составляют меньше 5 процентов. В нашей базе рассылки, мы специально сделали опрос, несовершеннолетние составляют 1,7 процента. Так что это просто неправда, – говорит соратник Навального. – На выборах мэра Москвы в 2013 году, например, больше всего за нас голосовали женщины 45+, это была наша аудитория, в которой мы набрали больше всего голосов. Что касается студентов – это наши волонтеры, и это понятно: пока ты студент, у тебя больше свободного времени на политическое волонтерство, на то, чтобы ходить по улицам и раздавать листовки. Когда ты обременен семьей и работаешь, у тебя просто нет времени для этого. Людей выводит на улицу одно – несправедливость. Поскольку современная Россия устроена очень несправедливо и несправедливость в ней только нарастает, протестов будет становиться больше, – уверен Леонид Волков.

Политолог Станислав Белковский также не склонен доверять данным социологов о готовности россиян выйти на уличные акции протеста: по его мнению, в условиях закрытого общества социология нередко искажает картину общественного мнения, поскольку многие граждане отвечают на вопросы крайне осмотрительно:

– Социологический интервьюер воспринимается многими гражданами как полицейский агент власти, и поэтому наши дорогие россияне говорят ему не то, что думают на самом деле, а то, что, как им кажется, хочет услышать от них государство, – рассуждает политолог. – Потому что неправильный ответ на поставленный вопрос "Любишь ли ты Путина? Собираешься ли выходить на политические акции протеста?" – может создать для них неприятности. Кроме того, из-за массированной государственной пропаганды само словосочетание "политический протест" воспринимается негативно. В сознании россиянина очень сложно отделить понятие политического протеста от протеста чисто социального. Поэтому абсолютизировать эти данные я бы не стал, – говорит Станислав Белковский.

По его мнению, современный российский политический протест трудно отделить от протеста социально-экономического – если люди выходят протестовать против снижения доходов или непопулярных решений в социальной сфере, они требуют отставки губернаторов или других чиновников. Но если масштабные протесты в России и начнутся, они будут носить социальный характер – никаких политических требований системного характера вроде отставки Владимира Путина на них не будет, – полагает политолог.

​Молодежь, которая вышла на акции протеста Алексея Навального весной и летом и сейчас приходит на его предвыборные встречи, по мнению Белковского, вовсе не является его аудиторией:

– Я хорошо знаю этих людей, к ним в том числе относятся мои взрослые дети, я знаю их точку зрения, и они отнюдь не являются поклонниками Навального. Их протест этический и эстетический, он связан с параличом механизмов социальной мобильности в нашем обществе и определенным чувством безнадежности, которое рождается у студентов и старших школьников, входящих в самостоятельную жизнь, – уверен политолог. – Этот протест не связан с личностью Алексея Анатольевича, поскольку эти люди меньше всего люди любят вождизм во всех его проявлениях. Эта не та модель, которую можно продать этой аудитории. Что же касается их многочисленности, здесь бы я горячиться не стал: 15–20 тысяч в Москве на пике и неизвестно сколько – во время второй акции, которую Алексей Навальный искусственно превратил из санкционированной в несанкционированную. Возможно, именно для того, чтобы отвлечь внимание от возможной невысокой явки на нее. Несколько тысяч в регионах, конечно, заметное событие, но я бы не сказал, что это полный государственный переворот, – говорит Станислав Белковский.

По его словам, для того чтобы добиться важных политических изменений в отдельно взятом населенном пункте, нужно вывести на улицы 4 процента его населения. То есть применительно к Москве – это полмиллиона человек, что пока невозможно. Станислав Белковский полагает, что толчком к массовым протестам россиян станет уход от власти Владимира Путина:

– Исчезнет обруч, который стягивает сознание русского народа и не дает ему развернуться и правильно оценить нынешнее состояние страны и ситуацию, в которой мы живем, – считает политолог. – Потому что в России революция всегда происходит не до, а после смены власти. Февральская революция произошла после отречения Николая II. Август 1991-го случился после того, как Михаил Горбачев закрылся в Форосе, а ГКЧП развалился. А если бы ГКЧП не развалился, а предпринял решительные действия, то может быть, мы еще лет 20 жили бы в Советском Союзе. В любом случае, очень многое зависит от фигуры Владимира Путина и перспектив этого государственного деятеля, которые сокрыты от нас туманом ближайшей истории, – считает Станислав Белковский.