Что произошло со съемочной группой в ЦАР, и можно ли было избежать трагедии? Расторгуев как лучший документалист современности. “Чистый четверг”, “Мамочки”, “Жар нежных”, “Я люблю тебя”. За что режиссера уволили с Ростовской телестудии? Расторгуев как продюсер (“Срок”, “Реальность”, “Мой друг Борис Немцов”) и политический активист. Как изменился стиль режиссера со времен протестов 2012 года?
Все фильмы Александра Расторгуева на сайте Артдокмедиа.
Евгений Гиндилис, кинопродюсер; Александр Черкасов, правозащитник, член правления Международного Мемориала; Виталий Манский, режиссер документального кино, продюсер, президент фестиваля “Артдокфест”; Марина Разбежкина, режиссер, руководитель Мастерской документального кино; Зося Родкевич, режиссер документального кино.
Ведет программу Елена Фанайлова.
Видеоверсия программы
Елена Фанайлова: "Я тебя люблю". Так называется фильм Александра Расторгуева, один из знаменитых его проектов, снятый при помощи камер, которые были выданы молодым людям, они снимали удивительные новеллы о своей жизни. Памяти Саши Расторгуева посвящается сегодняшняя передача. Сегодня стало известно, когда родственники получат тело режиссера, убитого в Центральноафриканской Республике вместе с Орханом Джемалем и их коллегой оператором Кириллом Радченко. Вероятно, во вторник будет понятно, как будет проходить церемония прощания, похороны. Мы будем разговаривать сегодня о режиссере Александре Расторгуеве. Мне кажется, что для большинства людей, которые слышали, что убили трех журналистов где-то в Африке, это все, конечно, ужасно, и так не должно быть… Но фигура кинодокументалиста Расторгуева, одного из крупнейших режиссеров современности, человека, который умел говорить о ней очень горьким и в то же время очень объективным образом, очень любящим образом, эта фигура известна меньше. Хотя у Саши немало наград, международных, в том числе, он в профессии крайне уважаемый человек. В студии Евгений Гиндилис, продюсер, который делал один из последних проектов Расторгуева, называется "Выбирая Россию", Александр Черкасов, правозащитник, член правления международного "Мемориала". С нами на связи Виталий Манский, продюсер, режиссер, президент фестиваля Артдокфест, один из людей, который Сашу невероятно поддерживал, был долгие годы, можно сказать, ближайшим коллегой и в то же время альтер-эго, спорщиком. В записи Марина Разбежкина, режиссер, руководитель мастерской документального кино, которая с Сашей сотрудничала. Зося Родкевич, младшая коллега, она снимала фильм "Мой друг Борис Немцов", "Срок" и другие проекты. У нас остался архив с прошлогоднего фестиваля Артдокфест, с круглого стола, который посвящался тому, что такое герой и антигерой в документальном кино. У Саши был свой ответ.
Елена Фанайлова: В этом, мне кажется, весь Расторгуев, такие короткие реплики, формулировки, безжалостные по отношению к себе в том числе. Второй его ответ в этой же истории, он отвечает на вопрос, как он достигает такой объективности в том, как он показывает героев, они могут быть и ужасными, и прекрасными в одну и ту же секунду.
Елена Фанайлова: Я бы сразу обратилась к Виталию Манскому в Ригу о творческом методе Александра, о вашем сотрудничестве, о вашей похожести и непохожести. Виталий, я ужасно соболезную нам всем, мне трудно вести эту передачу.
Виталий Манский: Мне кажется, что Саша по ходу жизни менял свое отношение и к профессии, и к нормам допустимости, то есть он не был застывшим персонажем. Его метод, по крайней мере, который я застал, по-моему, предлагал своим присутствием продолжать жизнь. Очень часто появление документалиста жизнь останавливает, или жизнь корректирует, или жизнь направляет куда-то, куда документалист знает, что там оно должно быть так. А Саша предлагал жизни продолжаться. Еще важно понимать, что не всякий герой может продолжить свою жизнь в присутствии постороннего человека. Так вот, он не только предлагал продолжать жизнь, но и каким-то образом смешивался с фоном, входил в эту жизнь, становился элементом этой жизни. Он точно не был ни в одной картине, я тут хочу привести пример документалиста Говорухина, немножко может быть некорректно, он тоже недавно ушел, но Саша никогда не ходил в своих фильмах в белых штанах с трубкой. Он, если входил в эту жизнь, то он входил честно в нее, это его отличало от многих нас. Для меня во всей этой истории самое обидное, что Саше пришлось заплатить своей жизнью за то, чтобы его услышали, чтобы им заинтересовались, чтобы его фильмы стали смотреть. Мы открыли сейчас его ретроспективу на "Артдокмедиа", я смотрю статистику: за два дня более ста тысяч человек зашли на эту страницу, приходят письма. Я понимаю, что люди понятия не имели о существовании такого художника рядом с ними. Они пишут всегда как о каком-то открытии, а это открытие жило рядом с нами, нуждалось в нас, мы это открытие пытались как-то предъявить обществу. Только смертью – это самое поганое во всей этой истории.
Елена Фанайлова: Предлагаю посмотреть отрывок из фильма Расторгуева "Чистый четверг", который я считаю великим произведением искусства, может быть, лучшим произведением режиссера Расторгуева, фильм, по которому будут судить, видимо, о нас наши потомки. Это фильм-реквием по одной военной части, которая служит в Чечне, собственно говоря, это день помывки.
Елена Фанайлова: За этот фильм съемочная группа была уволена с Ростовского телевидения в начале нулевых годов. Женя, расскажите о вашем проекте "Выбирая Россию", что вы делали? Это кино или это сериал?
Евгений Гиндилис: Это 90-минутный фильм, который вышел в марте этого года на основных европейских каналах в 12 странах. Это был фильм про последний выборный цикл в России. Мы после событий 26 марта почувствовали, что что-то начало происходить. Я с Сашей познакомился удивительным образом: это был Роттердамский фестиваль в 2011 году, где были Олег Сенцов со своей картиной "Гамер", и были Саша с Пашей с картиной "Я тебя люблю".
Елена Фанайлова: С Павлом Костомаровым, его соавтором многолетним.
Евгений Гиндилис: И были мы с Володей Коттом с нашей картиной "Громозека", мы там все познакомились. Так бывает, что ты находишь какого-то очень близкого человека по духу. Мы этот год последний провели практически бок о бок в ежедневном общении. Сейчас вся наша группа, которая работала над этим фильмом, занята тем, что мы читаем нашу ежедневную переписку в Telegram, в Фейсбуке, потому что там весь Саша, в этих его письмах, в этих его комментариях, в его непосредственных реакциях. Это был фильм, который начался 26 марта 2017 года, мы снимали весь год, фильм был сделан в партнерстве с Радио Свобода. Короткие фильмы, которые снимали ребята, выходили здесь практически еженедельно, а мы из этого монтировали большой 90-минутный фильм. В России был единственный показ 12 июня, на котором был Саша, мы посмотрели этот фильм вместе, договорились о поправках, довольно радикальных, которые нужно было сделать, потому что этот фильм сделан с учетом международной аудитории, которая вообще ничего не знает о том, что происходит в России. Мы понимали, что мы хотим изменить, понимали, что сейчас Саша вернется и мы будем этим заниматься. Вот такая история про фильм "Выбирая Россию", который мы сделали с Сашей.
Елена Фанайлова: Александр, вы только что вернулись из Чечни, вы знаете, как работают в горячих точках. Что можно сказать о большом контексте этой трагедии, которая в Центральноафриканской Республике произошла? Журналисты едут, теперь звучат упреки, что недостаточно охраняемо было все, недостаточно продумано. Что вам понятно, с вашей точки зрения?
Александр Черкасов: Я никогда не был в Африке, я работал только в наших местах, и я ни разу не киношник. Я видел, как работают киношники и что они делают для хорошей работы. У нас в первую Чечню, между чеченскими войнами, во вторую Чечню были опасные и очень опасные места. Всегда можно было понять, где опасно, где очень опасно, а где относительно безопасно. Сейчас в Центральноафриканской Республике работают люди из Human Rights Watch, из Международной федерации прав человека, то есть там место не пустое, есть люди, знающие обстановку. Что они говорят про те места, куда съемочная группа ехала? Что это спокойные места, контролируемые места, где они передвигались без охраны. Все же, как все произошло, как теперь представляется – это как если бы появилось сообщение, что группа чеченских боевиков расстреляла съемочную группу российского телевидения где-нибудь на границе Ставропольского края и Волгоградской области. Это, грубо говоря, глубокий тыл, где боевики не ходят. Или другой аналог: были сообщения, что группу Красного креста международного в Атагах осенью 1996 года якобы спецназ ФСБ уничтожил, и это даже раскручивали. Были люди, которые знали обстановку на месте, которые, слава богу, эту ерунду сумели разоблачить. Центральноафриканская Республика – это место, где работают люди, которые знают обстановку и могут сказать, что это и как. Мы отсюда воспринимаем это как единое Дикое поле. Это не было Дикое поле. Это была некая аномалия. Не знаю насчет Александра Расторгуева, но Орхан Джемаль – человек, много работавший в таких условиях на Северном Кавказе, в Южной Осетии, в Ливии. Сталкиваться нам приходилось. Он человек, попадавший в опасные ситуации. Но одно дело боевые действия, когда ты можешь поймать пулю, а другое дело такое передвижение, блокпосты. Орхан все-таки не мальчик, а очень опытный человек, умевший организовать реальность вокруг себя. Съемочная группа, что наша, что не наша, если это действительно съемочная группа, а не актер Пореченков, в сопровождении Гиви и его команды выехавший к Донецкому аэропорту, они передвигаются так, что они не объект, а объектив, они не должны замещать собой реальность. И чтобы получить картинку из таких мест, извините, приходится туда залезать. Как сделала компания ВВС в 1995 году прекрасный фильм "Преданная" о российских пленных? Они в Грозный в первые дни января 1995 закинули съемочную группу на два часа в зону, где обстрелы и бои. Они два часа снимали, потом их забрали оттуда, и из тех отснятых двух часов несколько минут от силы пошли в монтаж. Фильм получился очень сильный. Невозможно работать в таких условиях и защищаться броней. Здесь, извините, как с радиацией: защита от радиации – защита временем, защита расстоянием, но иногда приходится идти и работать в опасной и горячей зоне. Все эти разговоры, что может быть скафандр надеть, не спасет тебя скафандр, если что. А здесь, похоже, были очень специальные и отдельные обстоятельства.
Евгений Гиндилис: На это нужно, наверное, чуть-чуть шире посмотреть. Действительно, много разговоров о том, зачем Саша туда поехал. Конечно, абсолютно справедливо сказать, что Сашу та ситуация, которая у нас сложилась с кино, его выталкивала за борт последние годы, я это прекрасно осознаю, сам это чувствую и в похожей нахожусь ситуации. Наш альянс с ним в последний год в каком-то смысле был попыткой ответа на это, мы пытались найти какие-то способы существования здесь, занятия профессией, но таким образом, чтобы это было честно. Я знал, что он собирается в эту поездку, мне не пришло даже в голову его каким-то образом от этого отговаривать, потому что я прекрасно понимал, что это абсолютно в каком-то смысле для него естественное состояние и профессиональное поведение. Трагедия заключается в том, что последние пять лет не было возможности для Саши заниматься теми проектами, которые он сам хотел делать. У него были планы снимать игровое кино, мы уже начали это обсуждать. У него были проекты сериалов, которые он обсуждал с каналами. Но это все по разным причинам не могло или не успело реализоваться. Трагедия заключается в том, что так много осталось не снятых им фильмов. Действительно, абсолютно уникальный был человек, который был лишен защитной оболочки, которая есть у нас у всех. Он настолько честно реагировал на все, что происходило, он был абсолютный моральный барометр, который сразу находил четкую и правильную реакцию. И его в каком-то смысле это ставило в тяжелое положение, потому что он не искал правильных ответов, а он их сразу выдавал. Нет наблюдателей в Чечне – значит, нужно сделать так, чтобы они там появились, значит, нужно туда поехать. Это цепочка, которая в каком-то смысле привела его в Центральноафриканскую Республику. Он в Чечне познакомился с Кириллом Радченко, Кирилл Радченко был одним из наблюдателей в этой поезде, там они подружились. Там, видимо, возникла у Саши эта идея, что Кирилла можно взять с собой.
Александр Черкасов: Это было важное дело, хотя, казалось бы, все говорят “авантюра”. Наблюдатели, бывшие тогда в Чечне, не смогли накрыть все участки, но те участки, где они были, там не было нарушений, и там явка в два-три раза ниже, чем на тех участках, где наблюдателей не было. Вот вам картинка. Это та самая ситуация, когда местные не могут ничего сказать, нужно ехать. Иди и смотри, другого выхода нет.
Евгений Гиндилис: Он уже тогда заплатил за это очень высокую цену.
Елена Фанайлова: Я бы хотела Марину Разбежкину послушать, ее воспоминания о Саше.
Марина Разбежкина: Мы с Сашей Расторгуевым знакомы очень давно, еще до того, как он стал делать большие проекты, куда позвал моих выпускников. Я нашла письмо 2006 года от него, очень смешное и очень умное. Основной лейтмотив этого письма был смешной: "Мне передали от вас привет, и я забеспокоился. Это был на самом деле просто привет или вы вложили в него какой-то другой смысл?". И дальше две страницы совершенно блестящего текста, где он рассказывает о том, в какой ситуации находится, его ощущения жизни, и так далее. И в конце опять про этот привет. Это, пожалуй, первое знакомство с ним, когда я его увидела не просто как совершенно талантливого человека, но и просто человека, помимо кино. Я увидела, что у него такой всеобъемлющий талант. Потом мы стали достаточно тесно сотрудничать. Мои студенты, мои выпускники делали "Срок", делали "Реальность". Наш метод работы с реальностью, с действительностью был очень похож на то, что хотел Саша от реальности. У нас с ним были очень непростые отношения, по этому поводу тоже. Я хотела, чтобы студенты делали свое самостоятельное кино, независимое кино, потому что я хорошо знаю, как люди, долго работающие на чужие проекты, уже не способны к своим. И это было предметом наших постоянных разногласий. Что в Саше было совершенно, как я считаю, потрясающим: мы могли очень резко поговорить, для меня это означало конец отношений, но он на следующий день совершенно спокойно звонил, не вспоминая о наших разногласиях, продолжал разговор. Для него это ничего не означало, кроме попытки прояснить ситуацию, но в достаточно резкой форме, в которой он умел разговаривать. Поэтому все, что случилось, кроме того, что это чудовищно, неожиданно, страшно… Я вчера увидела фотографию, где их тела лежат в машине, на первом плане Саша, я вдруг увидела, какое у него замечательное спокойное лицо, гораздо более спокойное, чем когда он жил и что-то делал, там он постоянно был в очень большом напряжении, а здесь напряжения не было. Я подумала, что он не почувствовал разницу между жизнью и смертью, он не знал, что умирает. Это случилось, видимо, внезапно, он не знает, что он умер, это знаем мы, для нас это совершенно невероятное несчастье. Я не говорю о кинематографе, а о цельности его, потому что он, конечно, принадлежал кино, и конечно, его нельзя было уговорить не рисковать. Потому что если в результате риска происходило кино, то Саша бы все равно отправился туда.
Елена Фанайлова: Марина Разбежкина подтверждает слова всех присутствующих, что это его жизнь, это его моральный выбор, профессиональный выбор. Я обожаю режиссера Расторгуева и хочу посмотреть фрагмент из моего любимого фильма "Жар нежных". Это история русского "Декамерона", история русской чувственности, русского безумия, которое происходит на берегу Черного моря.
.Елена Фанайлова: Я возвращаюсь к мысли Виталия Манского о том, что жизнь продолжалась в присутствии режиссера Расторгуева. Виталий, вы параллельно снимали два своих проекта, как это все устроено и как изменился режиссер Расторгуев за это время?
Виталий Манский: История была последовательная. Я снял картину “Бродвей. Черное море”, как раз с Пашей Костомаровым в качестве оператора. Это был мой последний фильм, снятый в технологии кинопленки, то есть 5 миллиметров. Мы прожили на этом пляже целый сезон, три с половиной месяца, и с огорчением, с каким-то ужасом наблюдали, как жизнь проносится мимо нас, потому что невозможно было развернуть так быстро эту технологию киносъемки. Несмотря на то, что картина, грех жаловаться, хорошо прошла и по телевидению, и на фестивалях, но я понимал, что потенциал этого места не то что не исчерпан, он просто надкушен только. Тогда я воспользовался дружбой Расторгуева с Костомаровым, и тем, что он приезжал к нам на пляж летом, и тем, что мы пару картин уже вместе сделали. Я его как бы влюбил в это пространство, я его влюбил в своих героев, нашел возможность для того, чтобы реализовать новую картину с Сашиной командой. Так, спустя два года после выхода моей картины, появилась картина “Жар нежных. Дикий, дикий пляж”. Она, кстати, в оригинальной версии длилась 5 часов 40 минут, еще существует 90-минутная версия. Это, конечно, совершенно другое кино, только талант Саши и Сусанны Баранжиевой, этой команды позволил сделать такую картину. Кстати, когда говорим о Саше, очень важно, что да, он был сложный человек. И когда мы говорим “сложный”, мы просто не хотим сказать более точно, насколько сложный, мы подбираем игривое “сложный человек”. При всей своей сложности он был командный человек, он жил со своей командой, он боролся за свою команду, он отстаивал интересы своей команды, он понимал, что для него команда – это его кино в конечном счете. Сусанна была таким толмачом, переводчиком его мыслей, его чувств, страданий, желаний этим аудиториям, в которых они растворялись.
Елена Фанайлова: Я хочу перескочить через этап фильма “Я тебя люблю”, это был последний фильм его из мирной жизни, я бы сказала. Это фильм 2011 года о прекрасных раздолбаях, но и о несчастных людях тоже, и о бедных детях. Саша с огромным сочувствием к детям всегда относится, у него дети – это особая категория, женщины и дети специальные фигуры в художественном мире режиссера Расторгуева. Я хочу, чтобы мы посмотрели отрывок из “Срока”. Это тоже огромный его проект, связан он с 2012 годом, с протестной волной, с Навальным. Это объясняет во многом то, что Саша продолжал работать с Навальным, поехал в этом году в Чечню на выборы наблюдателем от Навального. Мы увидим, какой контраст между режиссером Расторгуевым до 2012 года, и чем он начинает заниматься потом.
Елена Фанайлова: Об этом проекте надо сказать, что он снимался большой командой, Саша был продюсером этого предприятия. Важно также увидеть эти лица, эту энергию. Я здесь не могу не сказать, что здесь есть связь с работой Саши в роли продюсера и режиссера для “Признаков жизни”, проекта Радио Свобода. Если мы посмотрим фильм о событиях 5 мая этого года, сделанный при Сашином участии, мы там увидим примерно таких же людей, с теми же интенциями, которые показывают, что молодежный проект никуда на самом деле не уходит. Давайте послушаем в записи Зосю Родкевич, которая соавтор его была и по “Сроку”, и по ряду документальных проектов. Я напомню, что Расторгуев был продюсером фильма “Мой друг Борис Немцов”, который был сделан Зосей из почти случайных видеозаписок, которые возникли вокруг фигуры Немцова, из того, что не вошло в “Срок”.
Евгений Гиндилис: Еще один фильм они сделали вместе, это фильм “Белая мама”.
Елена Фанайлова: Который вскоре будет показан на фестивалях. Те, кто смотрел, говорят, что он очень хорош. Зося начинает говорить о документальных проектах, которые они делали по заказу "Норильского никеля", это вeб-сериал.
Зося Радкевич: Мы начали со “Срока”, потом была "Лента.док", потом “Реальность” и “Немцов”. Потом мы делали "Норильск" вместе, заводские истории. Сейчас мы делаем "Дудинку", сняли первую часть весной, должны снимать вторую часть осенью. У него просто миллиард остался недоделанных фильмов, все это на нас, на его друзьях. Что дальше будет, непонятно. Конечно, я считаю себя ученицей его, он очень многому меня научил. Когда с ним снимаешь вместе, он не мешает снимать, но он тебе подсказывает. Я с ним познакомилась, мне был 21 год, мне сложно с методом провокации было, мы с ним ругались из-за этого до слез. В его методе, если надо, чтобы что-то случилось, кто-то сказал вот это, проехал велосипед вот здесь, ты должен волю режиссерскую применить и сделать так, чтобы это случилось. А у меня с волей на тот момент были слабости. За последние работы он меня хвалил. Сейчас выходит фильм “Белая мама”, который Саша спродюсировал, смонтировала его жена Женя, я снимала, будет на фестивале “Послание к человеку”. Какая дальше судьба у кино, тоже неизвестно. Если бы люди приходили, посмотрели последнее Сашино кино, было бы очень здорово.
Елена Фанайлова: Это такая линия: Расторгуев и молодые, Расторгуев как продюсер, Расторгуев как автор фактически сетевых проектов, наставник молодежи?
Евгений Гиндилис: Мне кажется, что это сложнее. Мы много про это с ним говорили, когда делали “Выбирая Россию”. Он очень не хотел, чтобы его называли режиссером этого фильма. У нас есть очень большая режиссерская группа, где все ребята указаны. Потому что снять такой фильм, который от Владивостока до Калининграда, от Мурманска до Астрахани, силами одного человека в ограниченные промежутки времени невозможно. Это какой-то был настоящий кооператив. Расторгуев не только с точки зрения киноязыка искал новые способы, но и с точки зрения продюсирования, как делать фильмы в ситуациях, когда нет доступа к государственному финансированию, к телевизионным деньгам. Ответом на это были веб-проекты, ответом была попытка сделать большую картину с европейскими каналами. Для каждой конкретной задачи Саша всегда искал какие-то свои собственные индивидуальные решения. Я хотел сказать про сложность: я честно скажу, я со многими режиссерами работал, но мне ни с кем так просто не было работать, как с Расторгуевым. Эта сложность на самом деле заключается в том, что он очень точно знает, что ему нужно. Видимо, он сейчас пришел к ситуации, когда обрел какую-то настоящую силу и зрелость, понимание того, как нужно делать. Это, конечно, беда, то, что мы больше не увидим его фильмов.
Елена Фанайлова: У нас есть один ролик Радио Свобода о командной работе режиссера Расторгуева. Расторгуев как старший товарищ, коллега, учитель.
Евгений Гиндилис: Последнее, что он прислал мне, – фотография обложки книжки. Книжка называется “Дом, в котором”, написала ее Мариам Петросян. Это книжка, о которой говорят, что ее невозможно снять, что это в принципе для кино невозможно. Он сказал, что “я ничего подобного не читал давно, я страшно загорелся этой книжкой, я хочу снимать по этой книжке кино, я знаю как”.
Елена Фанайлова: Александр, что нам говорит международная практика расследования инцидентов гибели журналистов?
Александр Черкасов: Плохая у нас сейчас практика расследований. Четыре года назад в Славянске погиб наш коллега из "Мемориала", журналист, переводчик Андрей Миронов вместе с итальянским журналистом. Он работал на окраине Славянска, накрыл их минометный обстрел, Андрея убило сразу, Андрей умирал медленно. Сейчас идет суд в Италии над неким украинцем, которого в этом обвиняют. Как-то все это очень мутно, потому что тот гранатометчик, а обстрел был минометный. Или другое международное расследование: дело Надежды Савченко, тоже гибель журналистов и фальсификация от начала и до конца этого дела. Савченко очевидно была задержана в другое время, у нее было железное алиби. Был ли это случай умышленного убийства, атаки на журналистов или это атака на блокпост. Плохо у нас с этой практикой.
Елена Фанайлова: Вмешательство международных организаций возможно ли?
Александр Черкасов: Есть какие-то организации, работающие в регионе. В Африке французы с давних пор, есть разные правозащитные организации, журналисты французские что-то могут сделать. Вопрос в том, как работать в этих условиях, когда ситуация не совсем французская, не совсем африканская, близка к российской, к чеченской, сирийской, когда возможно активное противодействие, когда мы не знаем, будут ли свидетели живы и будут ли они в состоянии говорить. Мы видим, какая машина уже запущена для противодействия этому расследованию. Человек, называвший себя другом Орхана Джемаля, Максим Шевченко выразил сначала свое отношение ко всему произошедшему, заодно, по-моему, став уже бывшим другом покойного Орхана, как профессионала он Орхана отрицает. Потом говорит: давайте независимое расследование устроим. Давайте включим в независимое расследование Шевченко, еще Киселева с Соловьевым, тогда это будет подлинно независимое расследование, как в случае с “Боингом”, сбитым на Донбассе, и так далее. На это требуются скоординированные усилия, вопрос в том, кто в этом случае Африки, далекой ото всех, займется.
Елена Фанайлова: Виталий, будет ли какая-то ретроспектива Расторгуева, например, на Артдокфесте?
Виталий Манский: Сейчас идет ретроспектива картин Александра, мы сегодня еще одну картину нашли благодаря продюсеру Алексею Конюхину, она будет пополняться. Поэтому я советую заглядывать на сайт. Хочу сказать про причину смерти Саши. Мне кажется, что его убили в конечном счете не эти наемники или бандиты в африканской республике, его убила ситуация, при которой он вообще был вынужден уйти из большого кино. Конечно, он создал летопись этого смутного времени, это ценнейший вклад. Но все-таки он ушел из кино, потому что ему не помогало государство, не задержало государство в кинематографе. Условно говоря, Министерство культуры, которое тратит миллионы ежегодно на макулатуру, которая почему-то называется документальным кинематографом, никак не поддерживало уникального художника. Я считаю, что убийцы тут находятся, потому что они его вытолкнули в несвойственную для него сферу занятий, где он встретил свою смерть. Я считаю, что то, что он делал до “Срока”, значительно сильнее, богаче, важнее для нас всех, да простят меня, может быть, нужно это было позже говорить, но у меня cвоя точка зрения, я ее отстаиваю. Но уж точно он мог не ехать в эту африканскую республику. Это точно не то, ради чего он пришел в этот мир.
