Каждый день приносит новости, из которых явствует, что населению России придется затянуть пояса. Особенно зорко государство следит за тем, чтобы граждане не лишили страну валюты. Ее уже непросто купить, сложно снять наличными со своего счета, ограничена сумма банковского перевода и вывоза денег за рубеж. О том, как государство умеет обнулять вклады, мы знаем по денежной реформе 1991 года и дефолту 1998-го. Но в лубянском арсенале есть и другие способы пополнения валютной казны.
В апреле 1932 года дипломатический агент СССР в США Борис Сквирский получил через адвоката Чарльза Рехта, который представлял интересы советских учреждений в Америке, меморандум Американского Еврейского Конгресса. В документе утверждалось, что органы ОГПУ занимаются вымогательством у еврейского населения валюты, применяя для этого шантаж, тюремное заключение без суда и следствия, пытки. Жертвы этого беспредела не были богачами с припрятанными кубышками – просто у них были родственники в Америке. Органы требовали от них послать этим родственникам телеграмму с просьбой о материальной помощи, чаще всего – на лечение. Информация подтверждалась цитатами из писем.
Сквирский переслал меморандум наркому Максиму Литвинову вместе со своим сопроводительным письмом, в котором, то ли не сомневаясь, что это фейк, то ли не считая нужным сомневаться, предлагал отреагировать так:
Я считал бы целесообразным, чтобы из Москвы было сделано опровержение через еврейское и другие телеграфные агентства и американских корреспондентов.
Замнаркома Николай Крестинский переслал бумагу секретарю ЦК ВКП(б) Лазарю Кагановичу, предлагая или опровергнуть эти сведения, или, если подобные факты подтвердятся, исправить перегибы на местах и наказать виновных "хотя бы в ведомственном порядке".
Никакого ответа от Кагановича Крестинский не получил и в октябре отправил письмо самому Сталину, приложив к письму новое послание Американского Еврейского Конгресса с дополнительными данными об арестах и истязаниях евреев. Крестинский писал вождю:
Мне кажется, что, если мы не хотим, чтобы во всей американской еврейской печати началась кампания против нас с обвинением в том, что мы подвергаем произвольным арестам проживающих в СССР евреев, имеющих родственников в Америке, в целях получения с них валютного выкупа, нам необходимо дать возможность т. Сквирскому или Рехту ответить представителям еврейского конгресса по существу их писем.
И опять никакой реакции не дождался. Спустя месяц заведующий III Западным отделом НКИД Евгений Рубинин обратился к зампреду ОГПУ Григорию Прокофьеву. В этом письме слова "преследования в СССР лиц, подозреваемых в обладании валютными ценностями" взяты в кавычки. И все -таки он просит как-то отреагировать на кампанию, развернутую "американскими еврейскими кругами", "и не отказать уведомить нас о решениях, которые Вами будут в этой связи приняты".
Но и Прокофьев отказал уведомить. Поскольку никаких решений на эту тему не принимал.
Сталин об этих методах получения валюты прекрасно знал. В 1928 году началась первая пятилетка. К этому времени уже почти "свернули" НЭП. Его не отменяли официально – просто частник не выдержал налоговой нагрузки. Исчезли рестораны, парикмахерские, ателье пошива одежды. В город хлынули массы сельских жителей. Экономика взяла курс на индустриализацию.
Стране отчаянно требовалась валюта для закупки промышленного оборудования. Чтобы получить ее, надо было наращивать экспорт. Главной статьей русского экспорта было, как и до революции, зерно. И, так же как при царе, власть действовала по принципу министра финансов России в 1887–1892 годах Ивана Вышеславцева "сами недоедим, а вывезем".
"Черный маклер". Фильм из сериала "Следствие ведут Знатоки". Сценарий Александра и Ольги Лавровых. Режиссер – Иван Бровкин. В ролях Юрий Катин-Ярцев, Александр Каневский. ЦТ, 1971.
– Ах, молодость, молодость... Рулетка в Каретном ряду... Черная биржа у Ильинских ворот... Какие были времена, какие люди! И среди нас, и среди вас...
(Вольная валютная биржа у Ильинских ворот была разгромлена ОГПУ во второй половине 20-х годов.)
В 1930 году СССР продал 4,8 миллиона тонн зерна, в 1931 – 5,2 миллиона. Следующим по значению был экспорт лесоматериалов: их вывозили 5–7 миллионов тонн в год. Неуклонно наращивался вывоз нефтепродуктов – от 4,7 миллиона тонн в 1930-м до 6 миллионов тонн в 1932-м. Угля Советский Союз продавал в тот же период около 2 миллионов тонн в год. Свою лепту приносили традиционные статьи: лен, пенька, пушнина.
Хлеба, вывезенного на внешний рынок, хватило бы, чтобы прокормить почти семь миллионов человек
"Недоедим" – это слишком мягко сказано. По подсчетам историка Виктора Данилова, известного специалиста по этой теме, вывезенного на внешний рынок в 1932 году хлеба хватило бы на то, чтобы "прокормить по нормам благополучных лет" почти семь миллионов человек, спасти от крайнего истощения – около 14 миллионов (с этой оценкой, впрочем, согласны не все).
Но сократить хлебный экспорт никто не смел и думать. Наоборот, партия постоянно и категорически требовала наращивания объема хлебозаготовок и мобилизовала на решение этой задачи не только свой аппарат, но и карательные органы. При этом печати запрещалось сообщать "о затруднениях или сбоях в деле снабжения страны хлебом, как могущих, без достаточных оснований, вызвать панику и сорвать проводимые правительством мероприятия по преодолению временных затруднений в деле хлебозаготовок и снабжения страны". За этим предписанием последовало другое: "о запрещении оглашения сведений об экспорте отдельных хлебных культур". Документы свидетельствуют: в некоторых районах зерно "бронировалось" для экспорта полностью, все сто процентов.
Великий голод был еще впереди, но население уже жило впроголодь и ходило в довоенных обносках. В структуре советского импорта главное место занимало различное промышленное оборудование, продукция тяжелого машиностроения. На их долю приходилось в 1930 году 43,3 процента всего импорта, в 1931 – 47,8 процента, в 1932 – 55,7. Предметы личного потребления составляли в 1930 году полпроцента, в 1931 – 0,3, в 1932 – 0,6 процента. Предметы гигиены, медицины и санитарии – соответственно 0,6, 0,2 и 0,1 процента.
Председатель ЦИК Михаил Калинин объяснял нехватку ширпотреба ростом благосостояния трудящихся:
Ведь раньше подавляющее большинство населения было чрезвычайно ограничено в средствах, раньше только незначительная прослойка общества покупала много товаров и хорошо питалась. Поэтому тогда и не было товарного голода... Но теперь положение коренным образом изменилось: как рабочие, так и крестьяне предъявляют теперь неизмеримо больший платежеспособный спрос, ибо доходы их значительно возросли.
Сводки ОГПУ этого периода заполнены сообщениями об "антисоветских проявлениях", связанных с "продзатруднениями". Газета "Правда" получала со всех концов страны анонимные письма, авторы которых рассказывали о бедственном положении населения.
Печать трубит: дайте угля, стали, чугуна и пр. и т. д., позор тем, кто не выполняет промфинплан, а я бы сказал так: милые газетные трубачи, пожалуйте к нам в Донбасс, мы вас посадим на бутылку кипяченой воды (вместо чаю), ломоть не хлеба, а какого-то недоразумения, кипяток без сахара, а потом, мил человек, потрудись вырубить норму угля.
Это из Донбасса, лето 1930 года. А вот из Актюбинска, тогда же:
Тов. редактор, прошу ответить, имеет ли право местная власть насильно отбирать у рабочих и служащих единственную корову. При этом требуют расписку, что корова сдана добровольно и стращают, что в случае невыполнения посадят в тюрьму за срыв мясозаготовок. Чем же жить, когда кооперация выдает только черный хлеб и на базаре такие цены товаров, как в 1919 и 1920 гг. Вши заели, а мыло дают только железнодорожникам — от голода и грязи у нас уже массовое заболевание сыпняком.
И все же, несмотря на эту бесчеловечную политику, дефицит внешней торговли составил в 1930 году 23 миллиона рублей, в 1930 – 294 миллиона, в 1932 – 135 миллионов. В ход пошел антиквариат, бесценные полотна старых мастеров, коронные драгоценности империи.
Скромная контора Наркомторга по обслуживанию иностранцев, приезжающих в СССР, превратилась в июле 1931 года во Всесоюзное объединение "Торгсин", продававшее всем желающим дефицитные товары за валюту, золото и серебро.
В тридцать третьем году наше село придавило голодом. Замолкли песни, заглохли свадьбы и гулянки, притихли собаки, не стало голубей. Шумные ватаги ребятишек не сыпались на санках с яра, скотина во дворах ревела под ножом, кони начали падать среди улиц... В тот год, именно в тот год, безлошадный и голодный, появились на зимнике мужики и бабы с котомками, понесли барахло и золотишко, у кого оно было, на мену, в "Торгсин".
Так писал Виктор Астафьев в автобиографическом рассказе "Ангел-хранитель".
Сотрудники Американской администрации помощи голодающим (ARA) доставляют продовольствие в советскую деревню. 1921
Власти резко ограничили, а фактически запретили вывоз валютных ценностей за границу. Наконец, задание по изъятию валюты у населения получило ОГПУ. Образ действий этой организации был мало похож на описанное Булгаковым театрализованное представление. Пора вернуться к документам Американского Еврейского Конгресса. В одном из писем американец, имеющий брата в СССР, пишет:
Местные советские власти собрали около 75 евреев, которые были известны в качестве лиц, получающих деньги от своих родственников в Америке. Мой брат был среди них. Они были брошены в подземное помещение, 75 человек были помещены в комнату, которая едва могла вместить 25 человек. Власти приказали им написать своим родственникам в Америке, чтобы они прислали им американские доллары. Я послал 100 долл., и мой брат был освобожден. 4 месяца спустя он вновь был арестован. На этот раз они потребовали от него 500 долларов. Они угрожали выслать его в Сибирь, если этот выкуп не будет внесен. Я перевел ему телеграфно 200 долларов, и он был освобожден при условии, что он внесет остальную сумму.
Другое письмо:
В феврале много евреев из нашего города были арестованы, каждому из них было указано, сколько американских долларов он обязан дать. Некоторым из них предложили дать 50 долларов с человека, другим по 25 долларов, даже наиболее бедным из них, которые никогда и не видели доллара, было предложено внести по 10 долларов каждому... Предложение принести советские рубли отвергалось. Вместо этого им были даны адреса, где они могут купить доллары за свои советские деньги... Те, которые уплатили требуемые суммы, были предупреждены, чтобы они не смели писать своим друзьям в Америку об их аресте. Если же будет выявлено, что они писали, тогда они будут высланы на Соловки.
Жертвами систематического вымогательства становились не только евреи, но и жители Республики Немцев Поволжья, и вообще все граждане, у кого теоретически могла быть валюта. Владимир Чернавин, ученый-ихтиолог, арестованный в сентябре 1930 года за "вредительство" в рыбоконсервной промышленности и совершивший в августе 1932 года беспрецедентный побег из ГУЛАГа с женой и сыном, оставил впечатляющий рассказ о "валютных операциях" ленинградского ОГПУ, записанный со слов узника специальной тюрьмы на Гороховой.
Вшивая камера на Гороховой примерно вдвое меньше обычной общей камеры на Шпалерной, но помещают в нее двести-триста человек; мужчин и женщин вместе. Теснота такая, что люди могут только стоять, тесно прижавшись друг к другу. В камере поддерживается очень высокая температура. Все покрыты вшами, и борьба с ними совершенно невозможна. В камере нет уборной, заключенных выводят туда по очереди, по три человека, в сопровождении конвойного; мужчин и женщин водят вместе, в одну уборную...
Кое-что прилипло и к рукам Ягоды
– И камеру-то нашу из коридора, всю камеру видно, и нам тоже видно, кто у решетки, конечно. Все время новых ведут и ведут. Захватят парочку, мужа с женой, папашу с дочкой – и заметьте, все парочками, и сейчас к нам в коридор. Нате, смотрите, любуйтесь, сейчас сами там будете. И потом – на допрос. Тут следователь: "А ну, гони монету, давай золото, давай доллары, а то сейчас тебя с твоей – в эту камеру. Хочешь?" Ну, мужчина, тот еще может пожалеть отдать, если есть, а уж дамочки да барышни все готовы отдать, сами мужа и папашу при следователе укоряют: отдай, дескать, все, что есть отдай, ради Бога отдай! Серьги из ушей вынимают, часы жертвуют – дескать, добровольно, на пятилетку, только во вшивую на сажайте.
Но это еще далеко не самое страшное. Рассказ другой жертвы чекистского беспредела наполнен омерзительными подробностями издевательств над несчастными.
Об итогах этой ударной работы первый зампред ОГПУ отчитывался перед Сталиным в январе 1931 года: "За 1930 год ОГПУ сдано Госбанку и Союззолото 10172289 руб. 23 коп в золотых рублях". Однако в бумагах значилось далеко не все. Кое-что прилипло и к рукам Ягоды. В январе 1937 глава НКВД Николай Ежов обнаружил в своем ведомстве валютный фонд на сумму 24 миллиона золотых рублей, который "образовался из конфискованных сумм, валютных операций, обнаруженных кладов, задержанной контрабанды и от завода ХОЗО НКВД по переработке цветных металлов" (ясное дело, завод тоже где-то должен был взять эти металлы). "Как мне передали товарищи, – докладывает Ежов, – этот фонд считался неприкосновенным и о нем знают лично только т.т. Сталин и Молотов". Кроме того, в лубянских закромах оказались валютные ценности, не значившиеся ни в какой отчетности.
Этот фонд состоит из следующих ценностей:
а) 36000 рублей инвалютой в долларах, гульденах, шиллингах, марках и т.п., что составляет 150 000 золотых рублей по новому курсу;
б) 2000 золотых рублей царской чеканки;
в) 170 долларов золотом;
г) 1500 грамм золота в пластинках;
д) Бриллианты:
мелких 16, стоимостью 10 500 зол. рублей по довоенному курсу или по теперешнему курсу 55 000 золотых рублей;
один бриллиант в 12000 зол. довоенных рублей и по теперешнему курсу 60000 золотых рублей;
один бриллиант особой ценности, стоимостью в 63 000 золотых довоенных рублей или около 300 000 по теперешнему курсу.
Этот валютный фонд нигде и ни по каким книгам не числится. Хранился он лично частью у тов. Ягода и частью у его быв. секретаря тов. Буланова. Как он образовался, никто ничего сказать не может.
"1933 год – Генрих Ягода". Фрагмент фильма Николая Сванидзе из цикла "Исторические хроники"
По данным американского историка Ричарда Спенса, в одном из швейцарских банков по сей день существует счет на имя Генриха Ягоды.
Сведения о голоде в СССР, и прежде всего на Украине, достигали Запада, публиковались в прессе. Но, в отличие от 1921 года, Советский Союз не только не обращался за помощью к международным гуманитарным организациям, но и гневно отвергал эту помощь, когда она ему предлагалась. Наркоминдел Литвинов докладывал Кагановичу в октябре 1933 года:
На участников украинской демонстрации в Чикаго набросились по указке из Москвы коммунисты
За последние месяцы ведется и все более усиливается за границей бешеная антисоветская агитация вокруг "украинского вопроса" и мнимого голода на Украине. Появляются многочисленные статьи, устраиваются митинги, рассылаются воззвания о помощи, собираются средства... Эта кампания организованно направляется бело-украинскими организациями, по-видимому, не без содействия германских кругов.
Украинская диаспора в Америке требовала от правительства Рузвельта не устанавливать дипотношения с Советским Союзом до тех пор, пока большевики не разрешат помочь жертвам голодомора. В Европе, крупнейших городах США и Канады прошли массовые акции протеста. В декабре 1933 года в Чикаго на участников украинской демонстрации набросились по команде из Москвы коммунисты с кирпичами и бейсбольными битами. Они учинили побоище, в котором ранения получили более ста человек.
Когда помощь все же достигала голодающего населения, его заставляли
отказываться от нее. В 1922–1934 годах в Германии организация немцев – выходцев из России Brüder in Not ("Братья в нужде") проводила кампанию по сбору средств для голодающих немцев СССР. Поскольку оптовых поставок советские власти не разрешали, продовольственные посылки поступали на частные адреса. Кроме того, на счета фирмы "Торгсин" поступали валютные переводы. Их получатели могли на эти суммы купить товары, отсутствовавшие в открытой торговой сети. В августе 1934 года Советский Союз отказался принимать эти переводы и посылки на том основании, что "Братья в нужде" – антисоветская организация. Получатели "фашистской помощи" строго преследовались. "Мощными потоками зерна отвечают немцы Поволжья на клевету германских фашистов", – бодро рапортовали "Известия" в июле 1933 года.
В апреле 1934 года в деревне Миролюбовка Омской области, где жили сосланные как религиозные диссиденты немцы-меннониты, прошел сельский сход, участники которого приняли обращение к немецкому консулу в Новосибирске Георгу Вильгельму Гросскопфу (который был уроженцем Латвии, работал консулом с 1922 года и в то время еще не состоял членом НСДАП):
Категорически отказываемся от какой бы то ни было помощи из фашистской Германии, потому что, во-первых, мы ни в чем не нуждаемся как зажиточные колхозники, и во-вторых, эти деньги Вашей помощи собраны путем снижения зарплаты рабочим Германии и непосильных им налогов. Мы Вам советуем собранные Вами деньги раздать пострадавшим рабочим семьям от фашистского переворота как у вас, так и в Австрии, для чего советуем передать эти деньги международной организации помощи революционерам. А оставить страну советов мы и не думаем, так как она является единственным отечеством трудящихся рабочих и крестьян, и заменить ее фашистской Германией было бы очень и очень глупо.
В 1934 году СССР вывез хлеба на 144 процента больше, чем в 1933-м.
Купля-продажа валюты была в СССР уголовным преступлением до тех пор, покуда существовал СССР. Смягчение статьи 88 УК РСФСР (в обиходе "бабочка"), предусматривавшей наказание вплоть до расстрела, началось лишь в 1990 году. Однако и сегодня в Кодексе об административных нарушениях РФ есть статья о нарушениях валютного законодательства. Новые ограничения пока не касаются сбережений в наличных долларах и евро. Но никто не поручится, что завтра ради спасения рубля не будет установлен произвольный обменный курс.