«Лучше я буду бомжом во Франции». Рассказ молодого политэмигранта

20-летний волонтер штаба Навального в Самаре Вячеслав Завгородний попросил политического убежища в Ницце. Активист срочно эмигрировал во Францию после того, как узнал, что против него могут возбудить уголовное дело. Два последних месяца Вячеславу пришлось вести в Ницце жизнь настоящего клошара. Он проводил дни на вокзале, ночевал в палатке на пляже и питался в столовой для бездомных. О своих скитаниях, приключениях и надеждах оппозиционер рассказал Радио Свобода.

– Я присоединился к избирательной кампании Алексея Навального весной прошлого года. Ходил на все митинги, раздавал листовки, участвовал в организации мероприятий. И сразу репрессивные силы стали проявлять большой интерес ко мне: задерживали, угрожали, судили по административным статьям. Полицейские приходили на пары в Чапаевский губернский колледж, где я учился по специальности “Программирование компьютерных систем”. Силовики допрашивали моих родных, учителей, одноклассников и друзей. Полицейские говорили, что отправят меня либо в тюрьму, либо в армию. Так и заявляли: "Пойдешь служить – станешь мужиком, почувствуешь в армии всю суть русского духа". А я не годен к воинской службе по состоянию здоровья. У меня защемление двух позвонков. Полицейские звонили мне ночью, в четыре часа утра. Постоянно меня вызывали к директору колледжа. Директор называла меня рабом и спрашивала: “Что ты имеешь против страны, которая дает тебе бесплатное образование?” Меня собирались из колледжа отчислить, но мне удалось себя отстоять. Я сначала не воспринимал слова полиции серьезно и думал, что она просто хочет запугать меня, чтобы я перестал участвовать в митингах. Я думал, раз со мной так борются, значит, я делаю все правильно. Но чем дальше, тем сильнее полицейские на меня давили. Они стали мою бабушку приглашать на "воспитательные беседы". Довели бабушку до инсульта. Полицейским я сказал, что если с моей бабушкой что-то случится, то они об этом пожалеют. Но силовики эти слова пытались против меня использовать. Спрашивали: “Ты нам угрожаешь? Да? А что ты сделаешь?” Силовики обзывали меня “пидором”, потому что я ношу длинную прическу. Не было ни дня, чтобы они не пытались меня морально уничтожить.

Впервые я по-настоящему испугался, когда на меня напали. Я спокойно гулял с подругой по городу и вдруг заметил, что за нами идет какой-то увалень. Я его спросил: "Вам что-то надо, молодой человек?" Он ответил, что знает, кто я такой. Назвал меня “навальненышем”, затем ушел. Чуть позже, когда я подругу провожал домой, этот человек снова появился и кинулся на меня с ножом. Я отпугнул бандита баллончиком и электрошокером. Полиция дело на него не возбудила, хотя были свидетели нападения.

– Это стало последней каплей?

– В конце прошлого года друзья сказали, что скоро на меня возбудят уголовное дело. Утром за мной придут. Я понял, что пора бежать.

– И вы им поверили?

– Друзьям эту информацию передали знакомые сотрудники полиции. Я сразу уехал из России в Ниццу. У меня была шенгенская виза, которую мне дала Литва. Утром после моего отъезда к бабушке и маме заявились полицейские. Так что я вовремя успел уехать.

– Почему в Ниццу, если вам визу дала Литва?

– Там живут друзья, обещавшие мне помочь​. У меня почти не было денег, потому что я не готовился к побегу. Я думал, что не выживу без помощи друзей. Первое время я остановился у них, подал запрос на политическое убежище. Миграционная служба Франции в соответствии с Дублинским соглашением отправила запрос в Литву, но ответ до сих пор не пришел. Жду уже шесть месяцев: примет меня Литва или я останусь во Франции. В июне стало понятно, что у друзей я больше жить не могу. Миграционная служба не предоставила мне жилье. На последние 200 евро я купил спальник, палатку и надувной матрас. Днем я гулял по городу, сидел на вокзале, а в час ночи, когда вокзал закрывали, ставил палатку на пляже, затыкал уши берушами и спал до утра.

– Как местные жители на вас реагировали?

– Французы меня не беспокоили, пальцем не показывали, на айфон не снимали. Иногда горожане приносили еду. Несколько дней подряд ко мне приходил молодой француз и пел мне песни под гитару.

– Полиция вас не тревожила?

– Полицейские утром просили убрать палатку. Они очень вежливо со мной разговаривали и не пытались задержать или допросить.

– На что вы живете?

– Выдают пособие, около 370 евро в месяц. На пособие прокормить себя в туристическом городе сложно. Я нашел бесплатную столовую для бездомных и общепит, где можно пообедать за один евро. Мылся я холодной водой в душе на пляже. Из-за этого заболел ангиной. Меня бесплатно принял врач в местной больнице, сделал анализы, поставил диагноз. Деньги на лекарство я занял у друга.

– Друзья и родственники из России вам помогают?

​– Мама и бабушка не могут присылать деньги. Они сами сводят с трудом концы с концами. Мои друзья – бедные студенты.

– Сейчас вы где живете?

– В местной ночлежке для бездомных. Меня туда пускают ночевать, если есть свободные места.

– Как у вас складываются отношения с другими бездомными?

– Замечательно. Я умею располагать к себе людей и всегда готов помочь. Со мной в комнате ночует парень, который бежал из-за преследований гомофобов в России. Мы подружились, поддерживаем друг друга. Сорокалетний француз учит меня французскому языку. Его история достойна упоминания. У этого француза долгое время была хорошая европейская жизнь: жена, собака, работа, квартира. Жена ему изменила. Француз так сильно переживал, что впал в депрессию. Она его просто съела. Француза уволили и выгнали за долги из квартиры. Теперь он бомжует. Еще я познакомился с парой юных влюбленных бродяг. Они бежали от родителей, как Ромео и Джульетта.

– Как вы переносите такую жизнь?

– Для домашнего мальчика очень хорошо. Остался в рассудке, не потерял чувство собственного достоинства, не запил, не начал побираться. Быть бездомным ужасно. Чувствуешь себя брошенным и одиноким. Но я стараюсь воспринимать эту ситуацию как испытание и приключение. Помню, как впервые поставил палатку на пляже Ниццы, залез туда, лег и увидел перед собой море. Это было так удивительно. Я подумал: может быть, все не так уже плохо. Когда я встану на ноги и куплю в Европе свой первый дом, то я буду иногда приходить на пляж, ставить палатку, забираться туда и вспоминать этот момент.

– Сколько вы так еще продержитесь?

​– Я не умею сдаваться, не научили. Наоборот, меня от преодоления трудностей берет кураж. Иногда мне бывает стыдно, что я, дипломированный специалист, вынужден бомжевать. У меня сейчас нет права работать во Франции, а удаленно заниматься программированием я не могу, потому что у меня нет ноутбука. В России я работал на большом компьютере, который сам собрал. Взять его с собой я не мог. Без ноутбука я сейчас как без рук.

– Каковы шансы, что вы получите статус беженца?

– У меня множество доказательств преследований в России по политическим причинам. Но гарантий никаких нет, конечно.

​– Не жалеете, что поддержали кампанию Навального?

​– Суть не в Навальном. Я не фанатик. Нас с вами ограбили, забрали нашу культуру, историю, гордость, память. Все достояние отечества было наглым образом разграблено. Я был обязан как гражданин защищать свои права и человеческое достоинство. Как можно жалеть, что я не терпила? Я не хочу терпеть бандитов у власти или идиота-начальника. Я лучше бомжом буду во Франции. Если человек жалеет о своем выборе, то он тупой. А я свой выбор сделал осознанно. Я доволен собой, тем, как я мыслю и как я действую. Сейчас у меня сложная ситуация, но через несколько лет со мной все будет хорошо, и тогда я начну помогать другим людям. Я и сейчас могу рассказать беженцам, как выжить на улицах Ниццы, поделюсь своим опытом с удовольствием.

​– Что вы планируете делать, если вам предоставят убежище?

– Учиться, чтобы стать профессионалом своего дела. У меня перспективная профессия. Хороший программист может много зарабатывать и жить где угодно.

– Что и кто вас поддерживает сейчас?

– В первую очередь мысль: хорошо, что я не в российской тюрьме. Конечно, бабушка и мама. Когда я собирался на первый антикоррупционный митинг, бабушка сказала, что я молодец. Она положила в рюкзак, который я взял на митинг, покрывало, блины и компот. После задержания в участке мы все это ели. Мама постоянно пишет, что верит в меня и что я завоюю вселенную. Близкие воспитывали меня любовью. Они не ругали меня никогда, не били. Они видели во мне человека, поэтому я способен уважать и себя, и других. Еще поддерживает моя цель. Я знаю, что умру. Но до этого момента я хочу найти ответы на вопросы "как" и "почему". Я держусь, потому что мне очень интересна жизнь. И, конечно, меня поддерживают любимые писатели: Чак Паланик, Джордж Оруэлл, Мартин Хайдеггер, Александр Солженицын и Сергей Довлатов.

– Как вы думаете, что ждет Россию?

– Я думаю, что в России уже создан неофеодализм. Произойдет переломный момент, когда власть закончит со свободами и начнет забирать у людей кров и еду. Власть и сейчас это делает, но не так активно. В будущем народ скажет, что "хлеба нет, милорд". И получит ответ – "пусть едят пирожные". Пусть не удивляются этому ответу. Люди еще успеют прочувствовать весь ужас происходящего.

– Почему россияне выбрали Путина?

​– Если с помощью пропаганды приложить достаточные усилия, то и кот победит на президентских выборах.

– Вы считаете себя патриотом?

– Нет, я космополит. Считаю квасных патриотов дикарями, которые не знают, что земля круглая. Но русские просторы люблю всем своим двадцатилетним сердцем. Очень скучаю по моей семье и друзьям.

– Что вы можете сказать тем оппозиционерам, которые остались в России и продолжают бороться?

– Помните, как персонаж фильма “Властелин колец” Гэндальф крикнул, прежде чем упасть в пропасть: “Бегите, глупцы!” Пусть выбравшие бороться – борются. Но сейчас российская оппозиция умирает в третий раз только на моей памяти, и все больше молодых людей уезжает из страны. Началась новая волна эмиграции. Бежит прогрессивная молодежь, которая не может в своей стране чувствовать себя свободно и в безопасности.